27 июля 2011 г.   Источник: ИА Взгляд-инфо

В наш сложный механизированный век не просто уберечь свою личную домашнюю жизнь от потрясений. Социальные изменения, новейшие приспособления, облегчающие быт, коренным образом изменили семейную жизнь. Семьи, состоявшие прежде из нескольких поколений, стали меньше, раздробились. Большие семейные сборы по воскресеньям ушли в прошлое, как конные экипажи.

Для многих дом теперь – нечто вроде большой спальни, где члены семьи собираются, едят, спят, и этим их общение ограничивается. У общества новые лозунги и идеалы: «Вперед! Занимайся собой! Не думай ни о ком – у тебя своя жизнь». А семейная жизнь тем временем сводится на нет. Семьи продолжают распадаться. А как же евангельские слова: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает»? Многих людей очередная семейная ссора заводит в тупик. Почему в семье нет согласия и как сохранить любовь? Эти и другие вопросы мы задали настоятелю храма в честь Преображения Господня в с. Пристанное протоиерею Владимиру Пархоменко.

 

Протоиерей Владимир Пархоменко

– Отец Владимир, расскажите, с чего начинаются разногласия в семье?

– Стоит сразу определиться, о каких семьях мы будем говорить: либо воцерковленных людей, либо верующих номинально или неверующих совсем. Это имеет принципиальное значение. Если говорить о разладах в семьях, где жизнь не определяется церковным мировоззрением, то мы можем увидеть общие психологические законы, начиная с несовпадения интересов и заканчивая отсутствием культуры добрачных отношений и общения в целом. Причин для разногласий может быть много.

Но, безусловно, для всех семей есть и общие причины непонимания между супругами.

Вступая в брак, люди начинают жить так, как до свадьбы они не жили. Два человека начинают разделять друг с другом кров, еду, им необходимо вместе принимать решения, улаживать житейские проблемы и трудности. В таких ситуациях обостряются противоречия, выявляются все изъяны и недостатки, которые до этого люди могли скрывать.

Но главную роль играют принципы построения брака. Если мы будем говорить о религиозной семье, то в ней муж – глава семьи, у него есть приоритет в принятии решений. Если случаются споры, то жена-христианка знает, что она должна уступить. А если кто-то из супругов настаивает на своем, то, конечно, в семье происходит разлад. Примирение происходит через диалог. В обществе сегодня даже появились новые модели браков: временный брак, гостевая семья. И часть проблем решается за счет того, что супруги не все время вместе. Но это нехристианский подход. Православная Церковь хранит модель брака, заложенную Богом.

– Как избежать семейных раздоров?

– Если мы возьмем статистику, то процент разводов в христианских семьях не так уж и велик. Это говорит о том, что религиозный союз раньше был крепким, и таким он остался и в настоящее время. Брак, построенный на православных принципах и традициях, очень прочен. Во-первых, между супругами должно быть мировоззренческое единство. Это очень важно. Во-вторых, христианский союз предполагает иерархическую устроенность, где муж – глава семьи. Он должен молиться за всю свою семью, понимать и осознавать ответственность за нее. В любой семье неизбежно возникают противоречия, но фундаментальные решения должен принимать все-таки муж. А жена дает ему возможность проявлять свою волю. И, наконец, еще один очень важный момент. Существует такое понятие, как грех. Грех разрушает жизнь каждого человека, его душу. Но если люди живут церковной жизнью, регулярно исповедуются, то грехи, создающие трещины в семье, врачуются и не приводят к фатальным последствиям.

– С появлением детей муж с женой нередко становятся чужими людьми. Долгожданный ребенок их не объединяет, а, наоборот, разлучает. Мама круглосуточно занята с малышом, а папа на работе. И родители отдаляются друг от друга. Как укрепить семейные отношения после рождения ребенка?

– Муж чувствует недостаток внимания от жены, и об этом много пишут в различной литературе. Но на самом деле появление ребенка – это огромный плюс для семьи. Дети – не случайность, не досадное последствие телесных отношений. Дети – это дар Божий. Если ребенок воспринимается в таком ключе, то он не отдаляет родителей друг от друга, а, наоборот, сближает. Сейчас существует такая проблема – молодые люди, вступают в брак, но не хотят иметь детей. И тогда, конечно, для них появление ребенка может быть стрессом. В школе мы учили закон перехода количества в качество. В многодетных семьях такой скачок происходит после рождения третьего ребенка. Человек начинает качественно по-другому воспринимать свою семью, как неразрывное целое. Мне не доводилось встречать семьи, где люди задумываются о разводе, если у них четверо или пятеро детей. Сам опыт свидетельствует, что дети только укрепляют отношения между супругами. Часто разногласия в семье случаются из-за того, что юношей и девушек перестали готовить к роли отца и матери. Вступая в брак, они думают, что это будет еще один качественный этап их личных отношений. Но на самом деле брачная любовь должна дарить жизнь другим. Если юноша потенциально не готов стать отцом, то тогда зачем вообще жениться?

– Существует такая проблема, когда только один из супругов является верующим, а второй – нет. Например, молодая мама находит возможность прийти в церковь для молитвы, на исповедь, а муж крутит пальцем у виска, называя ее ненормальной. Как быть в таких ситуациях?

– Это серьезная проблема для многих семей. Все зависит от духовной мудрости человека. Надо просто по-христиански жить, и супруг может проникнуться примером жены. Но и тут бывают перегибы. Иногда жена, вместо того чтобы уделить внимание мужу, начинает все свободное время проводить в храме. Это тоже изъян. Возможно, иногда придется пожертвовать и службой, и храмом, чтобы уделить внимание супругу. Я сталкивался с ситуациями, когда жены сами провоцировали своих неверующих мужей, фактически отстраняясь от них и направляя все свои силы только на церковную жизнь. Так быть не должно.

– Если человек невоцерковлен, может ли он руководствоваться советами священнослужителей? Применимы ли они в жизни нецерковного человека?

– Когда в старших классах мы читаем лекции о Православии, браке, мы всегда говорим: «Ребята, если вы построите свою жизнь на христианских принципах, которые проверены временем, полностью согласуются с природой человека, его психологией, то ваша семейная жизнь будет крепкой и надежной». Например, есть такое понятие, как физиологическое девство. Оно отличает человека от животных. И оно является обязательным условием для формирования глубоких взаимоотношений между мужчиной и женщиной. В идеале жена для мужа – единственная женщина, которая для него существует, и наоборот. Это помогает супругам дорожить друг другом. Или такой пример – очень много проблем связано с непослушанием жен. Мужчина по своей природе – человек активный, волевой. Он должен свою жену кормить, оберегать, любить, даже жизнь свою за нее положить. Но если женщина постоянно противоречит мужу, укоряет его, она тем самым подавляет в нем мужское начало. И дальше может быть два сценария: либо мужчина машет рукой на все дела, становясь индифферентным к происходящему в семье, либо начинает проявлять агрессию, пытаясь вернуть свои изначальные позиции. И на этой почве случается немало разводов.

– А если семья уже на грани развода, можно ли вернуть прежние отношения и чувства?

– Если мы говорим о высоком религиозном понятии любви, то, конечно, можно. Дело в том, что брачная любовь начинается с естественных порывов и симпатий. И с точки зрения христианства эта любовь должна постоянно расти. С годами супруги теряют телесную красоту. И если их любовь застыла на неком психофизиологическом уровне, то, конечно, она не выдержит испытания временем. Духовная любовь, напротив, развивается, растет, переставая замечать внешние составляющие. Мы имеем массу примеров святых семей, в которых было естественным шагом прекращение телесных отношений. Людям открывается богатство других чувств. Светские психологи утверждают, что если эротическая составляющая отсутствует в браке, то союз умирает. Это глупость. Союз прекращает свое существование, если в нем все построено на физическом удовольствии.

Если супружеские отношения разрушены, то по христианским законам их можно вернуть. Существует покаяние. Можно покаяться и понять, что если другой человек рядом с тобой, значит, он тебе нужен и тебе необходимо пройти с ним определенный путь. Христианин всегда примиряется с жизнью через идею Божьего промысла о себе. И нет смысла возвращать физиологическую влюбленность, которая когда-то была. Ведь есть возможность возродить глубокую духовную любовь. В моей священнической жизни были примеры. Муж и жена жили формально, ради детей. Но со временем они оба пришли к вере, которая воссоединила их на качественно ином уровне. А бывают и обратные ситуации, когда люди, прожив в браке 20 лет, пытаются вновь пережить первую влюбленность. И мужчина, прожив с женщиной очень много времени, бросает ее, находя себе молодую девушку.

– Почему так происходит?

– Так происходит, если человек не живет церковной жизнью. Пробыв с супругой долгие годы, он ничего не приобрел, потому что его любовь в браке не росла, и ему захотелось обновления. Но подобный шаг губителен, такая влюбленность по своей сути физиологична, а значит, и краткосрочна. Настоящая любовь рождается только с подвигом, жертвенностью. Есть примеры, когда молодая семья от родителей получает все: квартиру, машину, прочие удобства, но они не живут вместе. Почему? В их жизни нет места подвигу. А молодожены, которые жили на съемных квартирах, ели на коленках и спали на одних матрасах, сохраняют свой брак долгие годы. Они многое вместе выстрадали.

– Подводя итог нашей беседе, отец Владимир, скажите, как нужно выстраивать отношения супругам, чтобы их совместная жизнь была счастливой и долгой?

– Дар любви нужно хранить. В своей жизни все доброе надо беречь. Венчанные супруги должны ежедневно молиться друг о друге. Если мы согрешаем друг против друга, то надо исповедоваться. Сейчас нарушается сокровенность брака. Но брак – это союз, который ни в коем случае нельзя предавать. Нельзя никому рассказывать о своих семейных отношениях. О том, что происходит между мужем и женой, даже родители не должны знать. А у нас по телевизору показывают ссоры и жизнь двоих в мельчайших подробностях. Как только третья сила под любым благовидным предлогом вмешивается в жизнь супругов, начинает нарастать ком проблем. Если даже эти правила соблюдать, то любые трудности муж и жена переживут вместе.

 

В 2010–2011 годах в Москве и Московской области, Республике Карелия, Новгородской, Вологодской, Рязанской и Воронежской областях было проведено исследование 227 супружеских пар на удовлетворенность браком, в ходе которого были опрошены семьи православных священнослужителей, семьи воцерковленные и семьи неверующих. «Тест-опросник удовлетворенности браком»[1] состоит из 24 вопросов, относящихся к различным сферам восприятия себя и партнера. Результаты, полученные после анализа ответов, представлены на диаграмме.

Распределение семей по степени удовлетворенности браком

 

На диаграмме заметна четкая градация уровня удовлетворенности в зависимости от степени воцерковленности супружеской пары: самыми удовлетворенными своим браком являются семьи священнослужителей; далее следуют семьи воцерковленные; наименее удовлетворительным считают свой брак семьи невоцерковленные или неверующие. При этом если в семье хотя бы один из супругов воцерковлен, то удовлетворенность браком уже выше.

К вопросу о благополучии пар, в которых один из супругов воцерковлен, а другой нет: как следует из графика, если неверующего супруга подводить к воцерковлению, то существует большая вероятность семье войти в категорию благополучных; если же семья будет ориентироваться лишь на супруга неверующего, то у нее больше шансов попасть в категорию менее благополучных семей.

Помимо тестирования с супружескими парами дополнительно проводилось собеседование, которое показало, что воцерковленные семьи в подавляющем большинстве относятся к браку как к таинству, считая, что «благодать, полученная при венчании, помогает им в семейной жизни»; супруги в таких семьях стремятся строить свои взаимоотношения в согласии со Священным Писанием.

Священное Писание говорит об особой ответственности мужа, который призван быть «главою жены», любящим ее, как Христос любит Свою Церковь, а также о призвании жены повиноваться мужу, как Церковь повинуется Христу (см.: Еф. 5: 22–23; Кол. 3: 18). Здесь речь идет, конечно же, не о деспотизме мужа или закрепощении жены, но о первенстве и ответственности, заботе и любви[2].

«Быть главой» означает заботиться, брать ответственность за благополучие ближнего. Муж отвечает за все сферы семейной жизни: за материальное благополучие, за душевное и духовное состояние супруги и семьи в целом. Это функции, наложенные на мужчину Богом; их нереализованность ведет к своеобразной духовной инвалидизации мужчины и к неудовлетворенности своим положением[3], что, к сожалению, свойственно мужчинам в современном мире.

Жена же не должна бояться выпустить из своих рук бразды правления и принять предназначенное ей Богом положение: «Повинуйтесь своим мужьям как Господу… как Церковь повинуется Христу» (Еф. 5: 22, 24). В христианском браке такие отношения являются естественными и не вызывают неудовлетворенности и разногласий. Более того, психологи-консультанты утверждают: «Практика работы с женщинами, которые начинают строить свои семейные отношения на основе христианской модели супружества, показывает, что их постепенный отказ от тотального контроля за всеми действиями мужа и детей, от стремления управлять всем и всеми достаточно быстро приводит к значительному улучшению семейной атмосферы, к тому, что муж начинает восприниматься ею более позитивно и, соответственно, больше участвует в семейных делах (об этом говорят сами женщины)»[4].

В православной модели брака жизненные ориентиры супругов, их единомыслие в представлении о нравственности, обязанностях мужа и жены помогают предотвращению появления супружеских конфликтов: «Общность веры супругов, являющихся членами тела Христова, составляет важнейшее условие подлинно христианского и церковного брака. Только единая в вере семья может стать “домашней Церковью” (Рим. 16: 4; Флм. 1: 2), в которой муж и жена совместно с детьми возрастают в духовном совершенствовании и познании Бога»[5].

Многие люди в результате своего духовно-нравственного невежества не могут правильно выстроить супружеские взаимоотношения и создать здоровую семью, чувствуют себя в браке неудовлетворенными. Залогом же улучшения ситуации может стать возвращение людей к своим духовным и культурным традициям. Как сказал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, «исповедуемое Православием восприятие семьи как малой Церкви помогает христианам… правильно выстроить взаимоотношения мужа и жены»[6] . Результаты проведенного исследования это наглядно показывают.

Доклад, представленный на VI Международной богословской конференция Русской Православной Церкви «Жизнь во Христе: христианская нравственность, аскетическое предание Церкви и вызовы современной эпохи»

***

Институт брака существует во всех человеческих обществах, древних и современных. Это один из столпов, на которых строятся общества, и он был предметом изучения различных религиозных, философских, социологических, психологических и культурологических школ мысли. Во многих культурах институт брака рассматривается как необходимое условие продолжения человеческого рода и как место для роста и развития индивидов, а потому является сердцевиной многих общества по всему миру. В большинстве основных религий нашей планеты он составляет одну из главнейших и священных забот, и они защищают брак, используя весь арсенал богословских и философских аргументов, чтобы подчеркнуть его значимость и святость. Равным образом и в тех странах, где эти религии доминировали на протяжении периода их развития, с целью защиты института брака принимаются соответствующие законы.

В большинстве современных философских и богословских словарей брак определяется как институт, в рамках которого взаимные отношения мужчины и женщины признаются государством, религиозной властью или обеими вместе. В некоторых школах мысли брак рассматривается даже как контракт. Заключение брака, признаваемого государством и религией, изменяет личный и социальный статус людей, которых брак соединяет вместе. 

I

Брак существовал как форма и образ жизни с самых истоков человечества. Об этом нам говорит Книга Бытия, рассказывая о том, что Бог сотворил человека, мужчину и женщину, и повелел им плодиться и размножаться на земле (Быт 1:26-28). Начиная с этого места, Бог открывал человеку, что естественное состояние, в котором человек призван пребывать и развиваться, – это брак, близкие и вечные отношения между мужчиной и женщиной. Эти отношения представляют собой один из институтов, открытых Богом человеку, и потому он имеет божественные основания. В великих монотеистических религиях, также как и в религиях Африки и Азии, брак является производным из этого факта, он существует и поддерживается в качестве одной из важнейших составляющих священных церемоний и законов этих религий, несмотря на различие характерных для них целей.

Например, в иудаизме брак – это заключенное парой контрактное обязательство, предписанное Богом, в котором особо подчеркивается их божественная роль. Деторождение не считается единственной целью брака. Согласно Каббале, одному из направлений иудейской мистической традиции, когда кто-то вступает в брак, он руководствуется тем соображением, что в состоянии одиночества душа недостаточна и неполна, а потому для достижения совершенства она нуждается в другой душе. Это верно и для ислама, в котором брак рассматривается как договорный союз, длящийся лишь в этой жизни. Что касается Европы, то в Древней Греции не было особой брачной церемонии, а вместо этого заключался двусторонний контракт между мужчиной и женщиной. В Риме брак не сопровождался специальной санкцией со стороны религии или государства, и он, как и в Греции, основывался на договоре между мужчиной и женщиной. Правом вступать в брак обладали только те, кто имел Ius connubii. В эту категорию входили римские граждане (древние латиняне), а также, с некоторыми ограничениями, плебс, освобожденные рабы и люди, принадлежащие к определенным профессиональным группам. Все это изменилось в постклассический период в результате распространения христианства. Кроме того, помимо указанных условий были и другие, такие как affectio maritalis (причина вступления в брачный союз) и различные законоположения, предписывающие, как заключать брак. Модестин (250 г. по Р.Х.) так описывает классическое понимание брака: «Брак – это союз мужчины и женщины, общение жизни, соучастие в божеском и человеческом праве». Такой союз восходит к самым ранним временам, когда мужчина и женщина сходились вместе, объединяя свои мирские блага и духовную, культовую практику. Постклассическое Юстинианово право, разработанное в свете христианства, привело к колоссальным социальным переменам во всех аспектах жизни, включая брак, в том числе утвердило нерушимость брака за исключением тех случаев, которые предусмотрены святыми канонами Церкви. 

II

Христианство совершило подлинную революцию в том, что касается цели брака и предполагаемых им прав и обязанностей. Сделав религию всеобъемлющей, оно принесло изменения во все области жизни. Прежде всего, оно обратило внимание на происхождение человека. Утверждая, что он сотворен по образу и подобию Божию, оно открыло высшую цель человека, которой является обожение. Оно также показало, что и мужчины, и женщины, независимо от пола, имеют великую ценность. Соответственно, оно самым серьезным образом изменило и понимание брака. Христианство научило людей, что каждый человек обладает уникальной ценностью перед Богом, независимо от расы и происхождения, и что евангельское благовестие обращено ко всем народам и социальным классам без всякого различия. Со временем право вступать в брак получили даже христиане-рабы, а также представители других христианских народов, завоеванные Римом и не имевшие статуса римских граждан. Брак, ставший в Церкви таинством, был распространен в своем юридическом смысле на всех христиан и тем самым приобрел универсальный характер. Один из ранних христианских авторов Тертуллиан (160-230) говорит, что «брак скрепляется Церковью, подтверждается святой Евхаристией, запечатлевается благословением, вписывается на небесах Ангелами, заносится в книгу жизни Агнца».

Первая заповедь, которую получили евреи в Ветхом Завете, – размножатся. «Плодитесь и размножайтесь», – сказал Господь человеку. Аврааму Он дает обетование: «Я заключу Мой завет между Мною и тобой и умножу тебя невероятно». Однако в Новом Завете, в силу спасительного деяния Христа, брак был поднят на новый уровень. Его цель теперь не сводится к умножению человеческого рода, и он стал больше, чем законным договором. Сам человек был поднят на более высокий уровень, и, согласно св. Иоанну Златоусту, брат стал «таинством любви». Богослов о. Иоанн Мейендорф пишет, что брак – это «единственный в своем роде союз двух существ в любви; двух существ, которые поднимаются над своей человеческой природой и становятся едиными не только "друг с другом", но и "во Христе"» («Брак в Православии»).

Если в Ветхом Завете цель брака заключалась в умножении и продолжении человеческого рода, то в христианстве его целью является всецелое совершенство человека: вознесение его в духовную сферу, отдаление от мирских и плотских мудрствований и соединение с Богом. В открытом нам истинном свете христианства св. Иоанн Златоуст говорит, что «с самого начала Бог открылся как создатель, по Своему промыслу, этого союза мужчины и женщины». Более того, брак был поднят на уровень таинства, о чем говорит апостол Павел. Это значит, что брачные узы мужчины и женщины не являются только временными, подчиненными непостоянству человеческого существования. Напротив, брак вознесен в сферу вечности. Снова приведем слова великого вселенского учителя св. Иоанна Златоуста: «Когда муж и жена соединяются браком, они уже не нечто земное, но как образ Самого Бога». Поэтому странно слышать в ходе брачных церемоний других исповеданий слова: «пока смерть нас не разлучит». Получается, что брак существует, только «пока смерть нас не разлучит», и потому связь между мужчиной и женщиной, соединенными в браке, кончается в этой жизни и является рабством у этого мира. Но Евангелие провозглашает вечность брака. Св. Климент Александрийский пишет: «Брак больше, чем человеческое. Это микро-царство, царство в миниатюре, которое есть малый дом Божий».

Христианство старается не позволить созданным человеком идолам разрушить истинное счастье брака: оно сообщает ему способность преодолевать себя, мир и падшую природу, ориентируя его не на исполнение лишь свойственных ему желаний и потребностей, но на стремление к высшим уровням существования. О такой возможности говорит св. Григорий Богослов: «Брак есть путь к умеренности и гармонии желаний, печать глубокого дружелюбия… особый напиток из содержащегося в нем источника, недоступный другим. Соединенные по плоти и единые в духе, они побуждают друг друга на пути к взаимной любви. Ибо брак не отдаляет от Бога, но приближает всех к Нему, ибо Сам Бог вовлекает нас в него». 

III

Сегодня брак как духовное установление страдает, как и все другие духовные ценности по всему миру. Но он, несомненно, является даром, который, наряду с монашеством, Бог даровал человеку ради его освящения. А наше время синкретизма и релятивизма многие люди неспособны правильно понять это таинство, и потому христианство как духовная сила в мире должно, как и всегда, поддерживать брак как неотъемлемую часть жизни тех христиан, которые избрали этот путь ко спасению.

Под мощным воздействием различных направлений, искажавших духовный мир человечества в XX веке, когда атеистический коммунизм и капиталистический материализм господствовали в самых уродливых формах, на которые они способны, разрушение человеческой личности стало систематическим и почти неостановимым процессом. На Востоке речь шла о браке нового человека, когда все до мельчайших деталей планировалось в революционно-атеистической атмосфере. Даже самое слабое упоминание о том, что брачные узы имеют духовный аспект, рассматривалось как религиозный анахронизм, а в некоторых странах, таких как Албания, как политическое преступление. Тем временем на западе, где капиталистический секуляризм стал основным мотивом так называемого религиозного окружения, материалистический дух возобладал, облачившись в одежды «потребностей», и прагматизм изуродовал брак в духе циничного релятивизма. Сегодня эти явления продолжают влиять на общества так же, как и вчера, в зависимости от страны, где они доминируют. Например, в Албании, где разводы достиг устрашающих масштабов – в больших городских центрах распадается до 50% браков, – продолжает ощущаться атеистическое влияние прошлого. Брак утратил свой глубоко духовный смысл и воспринимается как хороший способ супругов умножить свои материальные блага и обеспечить максимальный доход, то есть рассматривается с консьюмеристской и материалистической точки зрения. Образ такого брака, который, к слову сказать, распространен и на Западе, хотя и в более утонченном виде, стал главным препятствием для многих молодых людей, которые не видят другого примера ни у предшествующих поколений, ни в других европейских обществах и не понимают, что брачный союз может быть совсем иным. Упадочная культура, господствующая сегодня в мире, приводит и ко многих другим явлениям, прямо противоречащим истинным потребностям человечества и создающим невероятно трудные условия для правильного понимания брака и жизни в браке. Более того, сегодня мы наблюдаем тенденцию к отказу от той формы и той цели, которые признавались за браком в течение двух тысячелетий христианской истории. Сожительство, однополые браки и вообще эгоистический, растительный и потребительский стиль жизни – все это болезненные явления, который не только создают проблемы, но и делают еще более трудным понимание истинного значения брака для нашей эпохи.

Все это составляет фундаментальную проблему для религиозного сознания и, в частности, для православного сознания во всех странах, где существует Православная Церковь. Является фактом, что большинство людей, заключивших брак в Православной Церкви, совершенно не готовы понять и принять это великое таинство. Долг Православной Церкви как доброй Матери – заботиться обо всех молодых людях, выбравших этот путь. Она должна помочь им понять, что жить духовной жизнью до брака – это основное условие для совершения необходимого выбора. Она должна помочь им понять, что такое брак, особенно сегодня, когда представление о браке так искажено, потому что заповеди Божии забыты или отвержены. Главная ответственность в данном случае лежит на семье, которая должна помогать первой и заботиться не только и физическом развитии детей, но и об их духовном развитии, а также способствовать них духовному рождению, так чтобы в будущем они могли делать ответственный выбор в жизни. Очень важна и школа, если она основана на началах истины и праведности: школа должна формировать у молодых людей представления о жизни вообще и в особенности о браке. Именно поэтому религиозное воспитание в школе является чрезвычайно важным. Более того, пришло время для того, чтобы у Церкви были свои собственные воспитательные учреждения – именно с целью формирования молодых людей в христианском духе, особенно в наше время, когда образование во всех его аспектах переживает глубокий кризис.

Церковь как Мать всех христиан должна помогать своим чадам постичь истинное предназначение брака, чтобы мы смогли жить в Раю еще в этой жизни. Духовные отцы должны играть первостепенную роль в деле духовного обновления современного человека, находящегося в кризисе, и, в частности, объяснять, что брак – это путь к спасению. Участие духовника, действующего с различением, необходимо для руководства молодыми людьми в период духовной подготовки к браку, для того, чтобы они постигли цель жизни и стремились к христианским добродетелям. В то же время современная психология свойственными ей средствами тоже пытается заниматься этими проблемами, консультировать и помогать людям, в том числе парам, намеревающимся вступить в брак. Эти слабые попытки способствовать решению современных проблем не могут увенчаться успехом, поскольку человек переживает последствия грехопадения. Несмотря на то, что Православная Церковь сталкивается со множеством разнообразных вызовов, я считаю, что особая забота в сфере брака и семьи поможет решить и многие другие серьезные проблемы, перед которыми мы стоим. Христианин должен пройти путем взросления, преодолевая различные этапы и реализуя свои духовные и интеллектуальные способности, иначе он не сможет реализовать свой потенциал. Если он не идет путем духовного созревания, можно сказать, что само его спасение под угрозой – спасение, которое есть главный дар, даруемый Христом человеку в Его Церкви.

20 февраля 2009 г.   Источник: Общественный Комитет «За нравственное возрождение Отечества»

Утверждение, что христианское видение любви и семьи переживает сегодня кризис, настолько очевидно, что нет необходимости говорить об этом. Речь должна идти прежде всего о верности любви и о неразрушимости таинства брака. Нерасторжимость брака еще в XIX веке поддерживалась гражданским законом – это значит, брак соответствовал правилу, установленному религией, евангельским благовестием. Все были послушны этой норме, и супружеская неверность рассматривалась судами. Узаконивание развода открыло брешь в этой системе, заменив христианскую идею брака договором. Брак как непоколебимое таинство, видимый знак духовной реальности, уступил место контракту, заключаемому по вольному согласию двух людей и потому имеющему возможность быть расторгнутым. После Первой мировой войны (1914-1918) был заключен «консенсус» относительно отмены запрещения абортов и контрацептивов. Это было объявлением войны Церкви, защищающей жизнь, дарованную Промыслом Божиим. Надо ли говорить о том, какая разница между супругами, имеющими детей и не имеющими детей. Присутствие ребенка сообщает супругам новую верность. А развод – как бы рассекает пополам и ребенка.

В конце XX века либерализация нравов, кажется, достигла предела, становясь полной анархией. Но вслед за либерализмом XX века наступает ультралиберализм, отвергающий всякое ограничение. Если в конце XX века половина браков, согласно официальной статистике, заканчивались разводом, что может ждать нас в XXI? Хотя 70 или 80 процентов населения у нас являются крещеными, не Церковь определяет для большинства из них, что есть добро и что есть зло. Христианское учение о человеке-грешнике, с идеей первородного греха и спасения Божия, в современной, даже якобы христианской культуре давно отвергнуто. Нет, человек способен творить добро и созидать свою личность, не подчиняясь ни на мгновение высшей духовности. Он сам определяет свою судьбу. Мы не будем здесь подробно останавливаться на том, что означает эта судьба. Но очевидно, что человек, убивающий еще нерожденных детей и растлевающий их с самого рождения, утверждающий супружескую неверность не просто как норму, а как добродетель, находится на пути исчезновения.

Для чего быть верным? Просто потому что обещал быть верным. Просто потому что человек — нравственное существо. И верность, может быть, – самое главное его качество. Оно связано с верой — уверенностью в невидимом и доверием Богу и друг другу. Речь идет о верности в самом главном. Верность в глупости – всегда только глупость. Но обещание непредательства в любви, связующей две жизни в одну, – и есть начало человеческой личности. Современная массовая культура возносит хвалу неверности в любви. В таком случае, точно так же можно возносить хвалу неверности во всех сферах жизни, в том числе в политике. Почему предосудительно предать свой лагерь в политике, если неверность в любви – невинна, радостна, желанна? Во все времена было предательство, но никогда не было такого, чтобы предательством хвалились. Мы говорим, что над всем XX веком горят как приговор слова святого мученика царя Николая II: «Кругом измена, трусость и обман». Что скажем мы о XXI веке?

Но что бы ни происходило в мире, наше слово всегда будет о верности, о возвращении к Богу, к Церкви, к самым глубинным источникам жизни, без которых древо человеческого рода на наших глазах засыхает. Несмотря на переживаемый сегодня глубочайший кризис, человечество старается воспринимать его лишь как временные трудности, и не перестает строить грандиозные проекты относительно своего будущего. Увы, без самого главного, что есть в человеке, их можно сравнить только с надеждами на клонирование.

Мы – люди, и более того, современные люди, то есть переутомленные до безумия тем, что не имеет смысла. Деятельность! Всегда деятельность! – утверждает мир. Куда ведет деятельность, лишенная духовного содержания? Она ведет к могиле. По крайней мере, это несомненно. И оттого что это несомненно, значимость нашей деятельности сомнительна, как бы мы ни старались оценивать то, что сомнительно, исходя из того что несомненно! И если смерть – последнее слово, почему бы смерти не запечатлеть все в нашей жизни, даже как будто среди полного благополучия, печатью абсурда. Между рождением и смертью есть различные исполненные значения фрагменты, как островки смысла, но все окружает океан сомнения. К несчастью, абсурд – не маргинален в нашей жизни, он проникает в самую главную ее глубину. Я люблю этого человека, я люблю его искренне, бескорыстно, он (она) может быть всем для меня, я хочу ему (ей) все отдать, но что это значит, если я знаю, что завтра его (ее) отнимут у меня и отнимут навсегда? Стоит ли зажигать новый огонь любви по-другому – не окажется ли он искусственным огнем? Так часто говорят друг другу: «я люблю тебя навеки», но смерть смеется над этим «навеки». Если говорить честно, мы слишком хорошо знаем, как часто наша любовь хрупка, как часто мы должны остерегаться наших чувств, ибо быстротекущее время убеждает нас в эфемерности этой любви и, может быть, в лицемерии. Мы были бы готовы принести в жертву большей и более подлинной правде многое из того, что мы считаем определенным, и даже «вечное». Мы были бы готовы отказаться от привязанности, от любви, если бы знали, что так лучше для одного, по крайней мере для того, кого я люблю, потому что я не хочу ни приковать его к себе, ни удержать. Но столь глубокое и скорбное отвержение делает невозможным произнести последнее слово о человеческой любви. Подлинная верность не может быть ничем упразднена. И подлинная любовь, проходящая через все смешение моих чувств и все иллюзии моего собственного сердца, не может означать ничего другого как вечное.

Вот почему многие религии перед лицом этого абсурда и этого противоречия признают (так или иначе) бессмертие. И мы ясно чувствуем, что этим они выражают только одно – только то, что человеческое сердце не может выдержать этого противоречия. Невозможно, чтобы все заканчивалось со смертью. Но за этой мыслью, которая на самом деле чисто отрицательная: «невозможно, чтобы» – лишь вопль творения, умоляющего о защите.

Древние народы обладали непонятной внутренней силой в выражении надежды на продолжение жизни после смерти – в своих великих фресках и мифах. Неизвестно, насколько эти образы могли успокоить человеческое сердце или, может быть, это сердце, если оно не обманывается в знании истинных законов бытия, – творило эти образы, почти бессознательно, как исходящие из него самого. Достаточно вспомнить о вавилонских, египетских, греческих, римских, а также африканских, ацтекских, дальневосточных изображениях. Большая часть их исчезла, и мир стал столь двусмыслен, законы бытия столь неясными, человеческие сердца столь смятенными – в самих сокровенных своих глубинах, что люди уже не знают, для чего они живут, не видя ничего, кроме приближающейся к ним неизбежной смерти.

Есть только один образ, сохраняющий доныне всю свою силу, который для христианина больше чем образ – ощутимая реальность воскресения из мертвых. Некто Единственный приходит к нам не просто как духовное явление, но с телом из плоти и крови. «Прикоснитесь ко Мне и убедитесь, что Я не дух». Он приходит не в ответ на живую веру учеников, потому что никто из них в этот момент ни в малейшей степени не верит в такую возможность, и Он даже строго обличает их за полное отсутствие веры. Некто Единственный приходит и приносит с Собой – из царства мертвых – надежду для всех, абсолютную достоверность вечной жизни. Он приносит именно то, в чем мы нуждаемся, хотя мы не знаем, как мы можем этого достигнуть: жизнь продолжается, но уже не как простое продолжение прежней жизни, хотя в ней по-прежнему – вот уж в чем невозможно сомневаться! – нет благодати. Нам достаточно дается вкусить ее сейчас. Мы продолжаем жить, но не жизнью совершенно новой и другой, как бы на другой планете, это не было бы решением проблемы, потому что мы уже были бы не мы. Но Бог непостижимым образом дает нам одновременно переход в Божественную вечность и через это совершенное преображение всего, что остается отчаянно несовершенным здесь на земле. Эта наша земная жизнь, чудесная и единственная, очищенная от всякого зла и несчастья, вступает в вечность. Непостижимая возможность, которую из всех религий только христианство может предложить людям, и которая столь прекрасна, что, кажется, невозможно в нее поверить, и ученики Христовы теперь уже «не верят от радости», потому что это слишком прекрасно, чтобы быть правдой.

Однако благовестники воскресения свидетельствуют, что это правда. Примем ее – это наш шанс. Это единственный исход из великой темницы времени, пространства и смерти. И это также единственная возможность сообщить смысл, передать отражение вечности нашей обыденной жизни, даже если она исполнена тяжких трудов, самых скучных, самых нелепых и самых бесполезных. Это единственное, что может сделать истинными, то есть ничем несокрушимыми наши отношения. Но, укрепляемые верой, мы можем придать всему значение вечного существования. И если у нас есть мужество жить согласно этой надежде, оно должно проявляться в конкретном.

Следует также сказать, что столь великий дар, как свет Воскресения Христова, невозможно принять на несколько дней и затем отказаться от него, если он не приносит немедленного результата. Крепость нашей надежды возрастает по мере нашего противостояния абсурду и бессмыслице жизни. Вся огромность неверия, окружающая нас, вся смертельная усталость нашей культуры, скрывающаяся за фасадом бодрых выкриков или брани, все искусство мира убеждать в абсурдности существования, которое давит своими гигантскими афишами, кружась перед нами соблазнительным вихрем немедленного успеха, немедленного благополучия, наслаждения на расстоянии протянутой руки и удовлетворения инстинктов – все это постоянно пытается отрицать нашу надежду, парализовать ее, но в итоге только помогает нам сказать обо всем: нет, это не то, это не так, это не может быть естественным, вы утаиваете, вы всегда хороните самую сокровенную и главную тайну жизни, вы бежите от нее, но жизнь на самом деле – это иное, абсолютно иное, вы зовете идти в ту сторону, где смерть и гибель.

Это наше сражение с миром изо дня в день не может ли притупить нашу надежду? Нет, она не ожесточится ничем. Потому что она должна пройти через это, она реально существует как «надежда вопреки всякой надежде». И день за днем она убеждается в том, что ее путь – в истинном направлении. Прежде всего, она все больше и больше понимает, что только ей дан ключ истинного разумения. Чем более возрастает она, тем очевиднее для нее становится абсурдность чисто смертного существования.

Но надежда не перестает также и потому, что она постоянно получает – не обязательно ослепительные, но всегда неопровержимые подтверждения истинности своего восхождения. В чем подтверждение? В том, что любви, сознающей свою ответственность, даются искры благодати Воскресения Христова. И она делается способной передать их другому, другим.

От прикосновения Христовой любви человеческие сердца узнают друг друга, исчезает атмосфера искусственного холода, разделяющая всех. В одно мгновение они озаряются пониманием: вот, как надо бы жить! Только ради этого дара стоит жить, что бы ни происходило! Это искры великого огня, который горит где-то рядом, одновременно близко и далеко, в неприступном центре. Одной искры достаточно, чтобы увериться в истинности нашей надежды. Этой искры не было бы, если бы она не исходила от великого, в центре жизни находящегося огня, если бы смысл жизни не заключался вопреки всякой видимости – в любви.

Остается вопрос: возможно ли жить жизнью верности вне истинной религии? Разумеется, да. Потому что каждая душа по природе своей христианка. Существует неосознанная духовность, которая может иметь достаточно крепкую нравственность – без религии. Разумеется, многие ценности, которых инстинктивно придерживаются атеисты, имеют своим далеким источником Евангелие. Но они давно утратили с ним связь. Верность – одна из них. Может существовать мораль в культуре, где отсутствует связь с религией. Хотя в наше время это чрезвычайно редкое явление. Потому особая ответственность лежит на тех, кому дана вера в победу Христову над смертью и чья безусловная верность хранится в самом надежном месте, какое только может быть, – в безусловной любви Бога, осуществленной в любви Христа к Церкви, и дарованной в таинстве брака людям. Супружеская верность и будущее человечества не основаны на невозможности соответствия любви Христовой, но на возможности приобщиться этой единственной любви.

8 июля 2011 г.   Источник: Православие и современность

Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть (Быт. 2, 24)

8 июля в России отмечается День семьи, любви и верности. Наверное, излишне говорить о значении этого праздника, ведь семья во все времена была главным сокровищем общества и основной опорой государства, а без любви и верности семейный союз попросту невозможен.

Что же такое христианская семья? Ее часто называют домашнею Церковью, тем самым как бы указывая на то, что брак установлен Богом и имеет огромное значение в деле нашего спасения.

Начальный союз

И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю…(Быт. 1, 28)

Брак — первый человеческий союз, установленный Богом еще в раю между Адамом и Евой. Однако отцы Церкви единодушно говорят о том, что до грехопадения брака не было в том виде, каким мы его знаем теперь. «Будучи сотворен, Адам пребывал в раю, и там не было речи о браке,— пишет святитель Иоанн Златоуст.— Он нуждался в помощнике, и он был ему дан. Желание полового общения, зачатия, муки чадородия и любая форма тления были чужды их душам». Святитель Григорий Нисский также говорит о том, что половое влечение и зачатие, рождение в муках — это последствия грехопадения, свойства падшей, подверженной тлению и смерти человеческой природы. Подтверждение этого мнения мы находим в книге Бытия, когда, после вкушения людьми запретного плода, Бог сказал Еве: умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою... (Быт. 3, 16)

Заповедь плодитесь и размножайтесь (Быт.1, 28) была дана людям до грехопадения, но как, каким образом они должны были плодиться и размножаться — мы не можем сказать, так как не знаем, каким было человеческое тело в первозданном виде. По этому вопросу существуют различные богословские мнения. В частности, преподобный Максим Исповедник говорит о неком «духовном размножении» человеческого рода. Вообще нужно сказать, что вопросы брака и половых отношений в богословии разработаны недостаточно. Расходясь во мнениях в частностях, святые отцы согласно учат, что брак в том виде, в котором мы его знаем теперь, в раю не существовал. После грехопадения в отношениях между первыми людьми появилась дисгармония, в этот начальный союз во­шли тление и разлад, которые, как составляющие первородного греха, через зачатие и рождение распространились на все человечество. Поэтому в семейных отношениях порою бывает столько сложно­стей и взаимного непонимания. Для того чтобы достичь гармонии в браке, нужно, прежде всего, работать над своим сердцем, чему и учит Церковь.

Школа добродетелей

Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела. Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем. Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее… (Еф. 5, 22–25)

В христианстве брак достигает всей полноты своего совершенства и является таинством. Семейный союз заключается по образу союза Хрис­та с Церковью. Апостол Павел называет брак великой тайной: Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церк­ви (Еф. 5, 32). Чтобы быть достойным отображением союза Христа с Церковью, супруги должны все низшее в своей природе подчинить высшему, физическую сторону своей природы поставить в подчинение духовно-нравственной.

По мысли святителя Киприана Карфагенского, в христианском браке муж и жена получают полноту и целостность своего бытия в духовно-нравственном и физическом единении и взаимном восполнении одного личностью другого.

Семья — это домашняя Церковь. Святитель Василий Великий также называл семью школой добродетелей. Но самый важный урок, который получает человек в семье,— это урок любви. Без любви семья немыслима. Любовь, воспитавшись в семье, должна потом выйти из ее круга и распространиться на все сферы социальной жизни. Без любви к своей семье, к своей стране воин — не защитник Отечества, а всего лишь наемник. Без этой любви нет настоящего педагога, врача, ученого.

Вспомним, что именно в семье свои первые уроки любви получили такие великие подвижники, как преподобный Сергий Радонежский и Серафим Саровский. Читая жития святых, часто можно увидеть, с какой теплотой и любовью отзывались подвижники о своих родителях и годах, проведенных в семье.

Еще одно нравственное качество, без которого невозможно создать крепкую и дружную семью, — это самоотречение, способность жерт­вовать своими интересами ради интересов другого. По большому счету самоотречение — это ежедневное, не видимое никому мученичество. Поэтому в чине венчания мы слышим такие слова: «Святии мученицы, иже добре страдавше и венчавшеся, молитеся ко Господу, помиловатися душам нашим».

«Борьба с грехом в браке — возвышеннейший тип христианского аскетического делания,— пишет литургист Г. Шиманский.— Это есть великое дело, оздоровляющее самые источники жизни. Оно делает брак подвигом и личного, и (вследствие наследственности) родового совершенствования и по физической, и по духовной стороне. Этот подвиг (аскеза) имеет внешнее выражение в воздержании супругов друг от друга в дни поста, а также в период кормления и беременности».

Большинство из нас призваны спасаться именно в браке — в терпении и любви, нося немощи друг друга, достигать совершенства.

В назидание новобрачным в Требнике содержится прекрасное поучение:

«… честно супружество, законом которого вы ныне сочетались, да живя вместе, восприимете от Господа плод чрева в наследие рода вашего, в наследие рода человеческого, во славу Творца и Господа, в неразрешимый союз любви и дружества, во взаимную помощь и для предохранения себя от соблазна. Честно супружество, ибо Сам Господь установил его в раю, когда из ребра Адамова сотворил Еву и дал ее в помощницу ему. А в новой благодати Сам Христос Господь изволил сподобить супружество великой чести, когда не только Своим присутствием украсил брак в Кане Галилейской, но и возвеличил его первым чудодействием — претворения воды в вино. Господь ублажил девство, изволив родиться плотию от Пречистой Девы; воздал честь вдовству, когда, во время принесения Своего в храм, от Анны — вдовицы восьмидесятичетырехлетней — принял исповедание и проречение; возвеличил и супружество присутствием Своим на браке».

Брачный союз нерасторжим. Поэтому Церковь не развенчивает браки, а лишь дает благословение на второй и даже третий брак, в случае смерти одного из супругов или супружеской неверности, что по своему разрушительному действию на семью равносильно смерти. Нравственное достоинство признается Церковью лишь за первым браком. Второй и третий браки — «удержание от блуда», свидетельство о непобежденной чувственности. Василий Великий пишет, что второй брак есть только врачевство против греха. По словам Григория Богослова, «первый брак есть закон, второй — снисхождение». Чин венчания второбрачных короче и отличается меньшей торжественностью. В древности второженцев отлучали от Причастия на год; женатые вторым и третьим браком не могли избираться пастырями Церкви.

В христианстве брак благословлялся со времен Апостольских. Ученик Иоанна Богослова святой Игнатий Богоносец пишет: «Женящимся и посягающим надлежит вступать в супружество с согласия епископа, дабы брак был о Господе, а не по страсти». Чин заключения брака в древности совершался непосредственно за Божественной литургией. Следы этого мы видим в настоящее время в чине венчания. Это возглас «Благословенно Царство», мирная ектения, чтения Апостола и Евангелия. Отделение чина венчания от Литургии произошло в XII—XIII веках, и в настоящее время он совершается после Божественной литургии.

Колыбель новой жизни

Благослови брак сей: и подай рабам Твоим сим жизнь мирную, долгоденствие, любовь друг к другу в союзе мира, семя долгожизненное, неувядаемый венец славы; сподоби их увидеть чада чад своих, ложе их сохрани ненаветным.

(Из молитвы чина венчания)

И все же главная и основная цель брака — рождение и воспитание детей. Это обыкновенное, но необъяснимое, непостижимое умом чудо. Когда рождается ребенок, вдруг возникает вопрос: «Кто я такой, чтобы дать новую жизнь, дать бытие бессмертной человеческой душе? За какие такие заслуги я причастен к этому чуду? Как возможно, чтобы от меня родился другой человек, который так же, как и все мы, призван сделать свое сердце обителью Святого Духа и стать Богом по благодати?» И в какой-то момент кажется, что это сотворил один лишь Бог, что ты не способен на такое, но знакомые черты в лице сына или дочери говорят о том, что нет, не только Бог, а вместе, в этом священном брачном союзе, в синергии, соработничестве с Богом пришел в мир новый человек.

 

Каноническая и литургическая традиции Церкви утверждают, что для христианина второй брак непозволителен, а лишь терпим, по слову апостола Павла: «Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться» (1 Кор. 7: 9).

По правилам святителя Василия Великого, второй брак влечет за собой епитимью отлучения от Причастия на срок от года до двух, третий брак - отлучение от трех до пяти лет. Причем второй и третий браки рассматриваются свт. Василием Великим как многоженство и блуд, а не полноценный брак. В Древней Церкви на второ- и третьебрачных не возлагались венцы, лишь в Константинопольской Церкви иногда венцы возлагались, но к Причастию не допускались на протяжении нескольких лет.

В современном требнике «Последование о двоебрачных» сильно отличается от обычного чина Венчания, в нем меньше связи с Литургией. Например, чин не начинается литургическим возгласом «Благословенно Царство…», а многие молитвы носят не радостный, а покаянный характер.

Четвертый брак вовсе запрещен Церковью и не рассматривается как возможный. Разрешение на второй и третий браки – это снисхождение к немощным людям, не могущим следовать христианскому идеалу вечной верности супругу/супруге. Знаком вечной связи жены и невесты служат обручальные кольца. А прочность металла символизирует крепость брака, по этой причине в обручальных кольцах и используют золото или серебро.

Апостол Павел, следуя учению Господа, запрещает женщине христианке разводиться с мужем, а если разведется, то должна жить одна (1 Кор. 7: 10-11). Апостол рассматривает и ситуацию, когда в браке один только из супругов стал верующим. Вера только одного супруга не дает повода для развода, один верующий способен освящать свой брак. Развод допустим, только если неверующий настаивает на разводе.

В практике современной Церкви встречаются разные подходы к Венчанию. По правилам, если разведенный был виновником развода, то ко второму венчанию он не допускается. Если же разведенный не виновник развода, а его избранник/избранница ни разу не был/была в браке, то их допустят к полноценному венчанию. Конкретные ситуации брака, как правило, рассматривает местный епископ.

Таким образом, перед вступлением в брак христианину надо настраиваться, что семейный союз совершается навсегда, брак – не попытка пожить вместе.

Доклад на V богословской конференции о Таинствах Церкви. Источник: http :// theolcom . ru  

«Материя таинства — это взаимная любовь, которая содержит цель в самой себе, т. к. дар Святого Духа делает из нее «нерушимый союз любви», что позволяет святому Иоанну Златоусту дать великолепное определение: «Брак есть таинство любви» (P.G.51.230) Павел Евдокимов «Православие»1

1

Бог стал свидетелем брака в Кане Галилейской, чтобы брак свидетельствовал о жизни триединого Бога. Значение этой мысли может пояснить аналогия, которая содержится в известной патристической максиме: Бог стал человеком, чтобы человек стал богом. Отношение между этими двумя утверждениями глубже простого параллелизма; в нем заключен призыв к осмыслению фундаментальной антропологической перспективы «таинства любви».

«Лишь любовь соединяет существа с Богом и соединяет их с другими существами» (Авва Фалассий). Данное основополагающее начало святитель Иоанн Златоуст усматривал в браке: «Любовь изменяет саму сущность вещей… Лишь любовь творит из двух существ одно». Целый ряд подобных свидетельств святоотеческой эпохи на протяжении многих веков оставался подспудным слоем предания и ожидал вынесения его в центр внимания мысли о человеке.

В наши дни митрополит Каллист развивает труды Павла Евдокимова, прот. Иоанна Мейендорфа и находит в таинстве брака «прямое выражение способности человеческой личности быть образом и подобием Святой Троицы. Сотворенная быть иконой триединого Бога, человеческая личность создана для взаимной любви, а значит прежде всего любви мужчины и женщины»2. В первой главе книги Бытия сказано: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт 1. 27). Согласно свидетельству книги Бытия различие мужского и женского является отражением самого божественного образа: “Образ Божий дан не отдельно мужчине или отдельно женщине, но им обоим вместе. Он находит свое исполнение в их взаимоотношении, в той «взаимности», которая их соединяет»3.

Подлинная человечность явлена в сопричастности двух человеческих существ друг другу. Тезис о человеке как образе Бога приводит к существенному выводу: «Я нуждаюсь в тебе, чтобы быть самим собой». Не в изолированности, а в сообществе проявляется божественный образ; первоначально — в союзе мужа и жены, являющемся основанием всех иных форм жизни людей. На универсальности этого положения митрополит Каллист останавливается особо: «Монахи и миряне, которые не призваны к браку, для того чтобы стать в подлинном смысле людьми, должны осуществить иным образом эту способность к взаимной любви, которая находит свое первое воплощение в отношении мужчины и женщины в браке”4

Дискурс о радикальном кризисе брака и семьи во второй половине XX века стал вызовом, на который отвечают православные богословы и философы. Данный вызов и реалии нового опыта жизни семей на переживаемом нами рубеже эпох стимулируют разностороннее освещение вопросов антропологии брака. Но не следует преуменьшать связь «новых идей» в данной области с аксиомами православного Предания. Святой Иоанн Златоуст утверждал: «Когда муж и жена соединяются в браке, они являют образ не чего-нибудь земного, но Самого Бога». Святой Амвросий Медиоланский полагает, что род человеческий «хорош» в единстве мужского и женского. Диада Адам-Ева, мужчина-женщина отражает множественность в Боге, который, будучи «Один», говорит «Мы» (Быт 1. 26). Климент Александрийский относит к браку слова Христа: «Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф 18. 20).

Православное учение о таинстве брака, о семье как «малой Церкви (ecclessia mikra по выражению св. Иоанна Златоуста) во множестве случаев вызывает недоумение у современного секулярного мышления. Вопросы вызывает также истолкование расхождений во взглядах христиан различных традиций на бракосочетание и проблему развода. Но рассмотрение вопросов и недоумений требует существенного расширения богословского и философского контекста нашей темы, выявления связи между таинством брака и другими основополагающими актами в жизни людей. Философская герменевтика человеческих поступков, увы, почти не вводит в поле своего рассмотрения сакраментологические сюжеты.

Специалистам по вопросам сакраментологии, сосредоточенным на взаимоотношениях таинств между собой, не может быть безразлична их связь с широким полем событий человеческой жизни, происходящих до и после праздничной службы. Это направление развивают исследования «литургии после литургии». Подобным образом есть смысл наметить связь церковной формы брачного «обещания» с иными формами таких основополагающих актов человеческого бытия как обещание, прощение, любовь.

Герменевтика любви призвана выявлять те смыслы и события, которые не попадают в поле зрения других стратегий интерпретации. «Лишь любовь познает Любовь»5. Откровение «Бог есть Любовь — ho Theos agape estin » (1Ин 4. 8) меняет видение каждой сотворенной формы, несущей в себе Его образ и подобие. Движимое любовью созерцание в особой перспективе открывает связи явлений, не улавливаемые под другим углом зрения: малейшие осуществленные в мире события любви, но также цепочки актов, ведущих к ее разрушению. «До тех пор, пока у супругов, как у Эммауских путников, не откроются глаза, и они не увидят Христа друг в друге, их брак, даже страстный, спаянный, радостный, останется лишь перемирием двух эгоизмов, двух влечений, двух потребностей, наконец двух удобств».6

Таинство любви, каждый из его элементов заслуживает внимательного соотнесения с другими, на первый взгляд далекими событиями человеческой жизни, каким бы ограниченным ни казался частный опыт их взаимного освещения.

2

Присутствующий на православном таинстве венчания западный христианин может быть удивлен, как отмечает митрополит Каллист, двумя вещами: отсутствием и присутствием. Отсутствует элемент, составляющий ключевой этап западного обряда венчания — обмен клятвами. Присутствует момент которого не знает западный обряд — увенчание венцами (у славян венцы золотые, серебряные или из других металлов, у греков — гирлянды цветов, порой искусственных).

И восточная, и западная форма обряда венчания включает благословение кольцами невесты и жениха. Кольца символизируют и для восточных, и для западных христиан обет взаимной верности друг другу, скрепляющий новый союз.

Символ обета сопровожден в западной традиции торжественным актом обмена обещаниями. Последний элемент отсутствует в греческой практике: здесь венчаемые не произносят слов обещания; на всем протяжении обряда не предполагается эксплицитных высказываний ни женщины, ни мужчины.

В современных греческих богослужебных изданиях только упомянуто, что перед началом службы священник спрашивает у молодых, вполне ли свободно они принимают решение объединить свои судьбы, и убеждается в их взаимном согласии. Но это недавний подход. Никакого упоминания о вопросе, задаваемом молодой чете, нет в греческих литургических книгах XIX века и начала XX-го.

Русская богослужебная практика предполагает определенные вопросы. Их ввел в литургические книги на церковнославянском языке в начале XVII века митрополит Киевский святитель Петр Могила. Форма вопросов была заимствована из католической практики. Священник задает вопросы в самом начале последования венчания в тот центральный момент богослужения, когда последования обручения завершено и жених с невестой трижды обменялись кольцами. Они выходят на середину храма и становятся на плат, разостланный перед аналоем, на котором лежат крест, Евангелие и венцы. Хор встречает их пением Псалма 127. Следующие далее вопросы касаются добровольного ручательства и свободы от связанности обещанием третьим лицам. Процитируем это место из последования венчания: «…вопросы лучше всего произносить на русском или родном языке брачащихся, например, в такой форме:

«Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть мужем ( имя невесты ), которую видишь здесь перед собою?»

Ответ: «Имею, честный отче».

«Не связан ли ты обещанием другой невесте?»

Ответ: «Нет, не связан».

Затем, обратившись к невесте, священник спрашивает:

«Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть женою ( имя жениха ), которого видишь перед собою?»

Ответ: «Имею, честный отче».

«Не связана ли обещанием другому жениху?»

Ответ: «Нет, не связана».7

После завершения этой вопросо-ответной процедуры естественный брак является заключенным. Митрополит Каллист отмечает в этой славянской форме отсутствие эксплицитной «присяги» или «клятвы»; «договорное измерение, столь определенное в западном обряде, вовсе отсутствует в православном обряде. Это отличие в литургической практике выражает различие в сакраментальном богословии». 8

Согласно православному вероучению таинства совершает священник, а не венчающиеся; в центре обряда благословение данное Церковью, а не договор и согласие партнеров. Данное отличие не сводится к техническим деталям, ведь оно имеет определяющее значение в бескомпромиссном подходе к вопросу о разводе в римской практике и открытости этого вопроса в восточной «икономии».

Вместе с тем не следует преувеличивать значение упомянутого отличия. Понятие «обещание» открывает определение брака в русском православном катехизисе: «Брак есть таинство, в котором при свободном , пред священником и Церковью, обещании женихом и невестою взаимной супружеской верности, благословляется их супружеский союз, во образ духовного союза Христа с Церковью и испрашивается им благодать чистого единодушия к благословенному рождению и христианскому воспитанию детей»9.

Отец Иоанн Брек в статье «Sexuality, marriage and Covenant Responsibility» подчеркивает значение библейской темы Завета, союза, договора для православного понимания брака. Ключевое понятие статьи — Covenant — объединяет понятия завета и договора. Автор подчеркивает: «В любом случае обе стороны договорного союза берут на себя обязательство безусловной верности исполнять залог или обещание, которое продлится навечно»10. Теперь наметим связь между богословием брака и современным философским анализом темы обещания.

3

Парадокс обещания современный мыслитель находит там, где его не замечали. Габриэль Марсель пишет: «Сказать человеку: «Я тебя люблю» — то же самое, что сказать ему: «Ты будешь жить вечно, ты никогда не умрешь»11.

Как возможно это дерзновенное обещание? Вне контекста таинства оно кажется несбыточным, ошеломительным. Таков один из важнейших стимулов пробуждения философии от секулярной «спячки» и безразличия к теме обещания.

В строгой и систематической форме развивает философию обещания такой признанный лидер современной герменевтики, как Поль Рикер. Фундаментальная антропология, согласно концепции Рикера разграничивает два не сводимых друг к другу измерения идентичности:

– idem характеризует, например, генетическая формула индивида, неизменная от зачатия до смерти в качестве биологической основы его идентичности;

– ipse отличатся от физической самотождественности и характеризуется словесными актами; например, когда человек дает слово и затем сдерживает его, он тем самым утверждает свою идентичность. Давший слово и сдержавший его — один и тот же человек, но идентичность его никак не сводима к физическому тождеству вещи (или человека, рассмотренного в плоскости его «кода»). Более гибкая и уязвимая форма самотождественности открывает широкое поле для осмысления собственно человеческой проблемы идентичности.

Благодаря последовательно проведенному различению двух измерений человеческой идентичности ipse/idem Поль Рикер сообщает самый высокий антропологический статус понятию «свидетельства» и связывает его с концептом «обещание»:

«Свидетель, заслуживающий доверия, — тот, кто по прошествии времени может повторить свое свидетельство. Это постоянство роднит свидетельство с обещанием, а точнее — с обещанием, предваряющим любое обещание: с обещанием его сдержать, сдержать слово. Таким образом свидетельство примыкает к обещанию среди тех актов дискурса, которые определяют идентичность (ipseite) в ее отличии от простой самотождественности (memetи)…»12

Поль Рикер продумывает философию обещания в тесной соотнесенности с темой прощения. Он развивает анализ Ханны Арендт этих основополагающих ориентиров condition humaine. Способность давать и сдерживать обещание, определяя тем самым будущее, рассмотрена Х. Арендт прежде всего в перспективе политической теории и практики. Непреложность договоров и соглашений определяет фундамент римского права — pacta sunt servanda. Горизонтом для темы обещания служит путь Авраама, который послан в чужие страны, «словно командированный для того, чтобы проверять силу взаимных обещаний и порядок, вносимый ими в хаос человеческого мира, пока в конце концов сам Бог в виду этого «хранения» заключил с ним договор. Начиная с римлян во всяком случае теория договора стояла в средоточии политической мысли, и это означает не что иное как то, что в способности обещания видели центральную политическую способность»13.

Акт обещания бросает вызов непредвиденности будущего, неведомого из-за ненадежности человеческого существа, не способного сегодня поручиться за того, кем оно станет завтра. Непредвиденность будущего объясняется также плюральностью среды, сложностью сообщества, в котором движется действие и последствия поступков ускользают от тех, кто их предпринимает. Эти два фактора хрупкости человеческих поступков не менее сокрушительны, чем смертность и «физическое стирание следов, эта основа окончательного забвения»14. Никто не может сам себя простить, «в основе способности прощать и обещать лежат опыты, которых никто не может осуществлять в одиночестве, — они полностью базируются на присутствии другого»15. Прощение и обещание симметричны друг по отношению к другу, если рассмотреть их на шкале времени: прощение обращено в прошлое, а обещание — в будущее. Неотменимость содеянного в прошлом греха есть яд, противоядием от которого служит прощение. Прощение рассекает узел, в котором запутавшиеся узы (прежде связывавшие двух людей), «перекрутились» так, что стали их душить. Но распад человеческих связей в настоящем делает крайне проблематичной саму попытку обратить взгляд в будущее. «Спасительное средство против необозримости — а тем самым против хаотической недостоверности всего будущего, — пишет Х. Арендт, — заложено в способности давать и сдерживать обещание»16. Исходно прощение и обещание как бы стоят «спина к спине» в неравной борьбе с силами розни и распада. По оси времени они расходятся симметрично: первое «относится к прошлому и делает не бывшим нечто совершённое, «грех», который, подобно Дамоклову мечу, нависал бы над каждым новым поколением и в конечном счете погребал бы его под собой»; другое устанавливает указатель на будущее, «где без обязывающих обещаний, которые люди, словно островки безопасности, бросают в грозное море неизвестности, не была бы возможна никакая преемственность человеческих отношений, не говоря уж о постоянстве и верности»17.

Сферу осуществления обеих ключевых человеческих способностей Рикер и Арендт рассматривают преимущественно в области политической философии18. Арендт критически рассматривает ту модель политического устройства (восходящую к Платону), где множество лиц сообщества рассмотрены как проекция индивида, как политический порядок, имитирующий «природу» человека (его деление на дух — душа — тело). Тираническая тенденция такой утопии не только в том, что из многих лиц конструируется одно, а прежде всего в том, что сама модель порядка берется из общения с самим собой, а не с другими. Пример монистического подхода: господство над собой оправдывает и обуславливает господство над другими. Этот монологический круг разрывают метаполитические способности, укорененные в общении с другими, — прощать и обещать. «Только тот, кому уже простили, может простить себе сам; только тот, обещание кому сдержали, может обещать что-то самому себе и сдержать обещание»19.

За рамки практической философии слишком долго выносилось (а во многом и по сей день остается вынесенным) осмысление тех кардинальных последствий, которые прощение способно внести в область дел человеческих. Евангельское откровение о власти прощать — важнейший мотив, который после мировых войн и катастроф ХХ столетия, Х. Арендт и П. Рикер вновь вернули на авансцену современной философии.

«Кто может прощать грехи кроме одного Бога?», — этот вопрос, давно заданный Спасителю, продолжают подымать и сегодня. Оттенок этого вопроса порой встречается и в той среде, где на просьбу о прощении автоматически безучастно может следовать привычное «Бог простит». Смысл этого ответа может быть различен. Среди возможных истолкований его, увы, приходится отмечать и далеко не евангельское.

При автоматизме интонации будущее время ответа означает, что вопрос о прощении пока откладывается; а лицо, к которому обращена личная просьба о прощении, переносит ответ за рамки своей компетенции.

В Евангелиях от Матфея (18. 35) и Марка (11. 25) дано недвусмысленное указание: «И когда стоите на молитве, прощайте, если имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши. Если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших». Формы богочеловеческой вести людям о том, что власть прощать доверена человеку и дело прощения повседневно в руках людей, многообразны. «И если он семь раз в день согрешит против тебя и семь раз в день снова придет и скажет: каюсь, ты должен ему простить» (Лк 17. 3– 4)20.

4

Тему прощения Х. Арендт и П. Рикер не связывают с проблематикой философии брака. Восполнение этой лакуны напрашивается всем ходом нашего размышления. С.С.Аверинцев подчеркивал максиму брачных отношений: «…Безоговорочное взаимное прощение и безоговорочное взаимное доверие. Супруги, которые приближаются друг к другу чего-то не простив, припрятав камень за пазухой, практикуют блуд в браке»21. Семейный и пастырский опыт приводит отца Владимира Зелинского к выводу: «Прощение означает, что мы принимаем покаяние другого, в каких бы неприметных формах оно ни выражалось. Прощение — это, может быть, самая трудная из заповедей брачной жизни, потому что оно требует отказа от того, от чего человеку труднее всего отречься — от собственного лелеемого страдания»22.

Возвращение блудного сына как притчу о радикальном евангельском прощении митрополит Антоний Сурожский самым тесным образом связывает с богословием семьи.

Символом этой связи служит кольцо. Его дарит отец сыну в знак полного прощения. И смысл обручального кольца по мысли Владыки Антония аналогичен: «…Так говорит отец; но таково же значение и самого кольца. И когда супруги обмениваются кольцами, они именно обещают друг другу, что если когда-нибудь что-либо случится между ними, если когда-нибудь будет ссора или даже неверность со стороны одного по отношению к другому, измена, обман, неправда, — и если он вновь вернётся, то ему ничего не будет поставлено в упрёк. Потому что он вернётся и скажет: «Вот я пришел (я пришла); можешь ли ты принять меня, или твое сердце охладело, или любовь ко мне умерла?» и ответ будет: «Конечно, приди, конечно, я тебя люблю, как любил раньше! Моя любовь когда-то была ликующей радостью; когда ты ушел (ты ушла), моя любовь стала жгучей болью, ожиданием, тоской,– а теперь моя любовь стала вновь ликующей радостью, более светлой, более глубокой, более торжествующей и более уверенной, чем она была до того, как ты ушел (ушла)… » Поэтому, обмениваясь кольцами, супруги дают друг другу обещание и верности, и взаимного доверия — доверия, которое идет гораздо дальше всякой измены и всякой ссоры; и это так прекрасно»23.

Безграничную перспективу прощения открывает подлинное отношение Я-Ты. Но особые границы возникают при попытках перенести прощение в гражданскую, институциональную плоскость. «Политики прощения не существует», — к такому выводу приходит Поль Рикер. Он называет карикатурой на прощение такой институциональный акт как амнистия. Согласно философу, легенда о Великом инквизиторе должна стать шкалой оценки попыток, пускай добронамеренных, принести спасение людям ценой их свободы.

Симметрия прощения и обещания ставится под вопрос. Рикер отмечает: «Ханна Арендт обратила внимание на то, что прощение имеет религиозное значение, а обещание такого значения не имеет»24. Так ли это? Здесь мы сталкиваемся с другой лакуной, восполнить которую должно рассмотрение брачного контекста обещания.

5

Вернёмся к сопоставлению форм и уровней человеческого обещания.

Обещание является первоначальной формой базовых ресурсов солидарности, без которых распадается любое человеческое сообщество. В устной или письменной форме именно благодаря обещанию два человека способны скрепить свое соглашение двумя подписями или рукопожатием.

Данный элементарный и базовый уровень обещания составляет исходную форму жизни сообщества, зачастую не замечаемую под покровом повседневности, подобно основному массиву айсберга глубоко ушедшему в глубь океана.

Эту неотменимую элементарную форму превосходит и преображает более конкретная, более совершенно «воплощенная» форма обещания, явленная в таинстве брака. Обещание жениха и невесты уже не сводится к слову, которое они дают друг другу (хотя, впрочем, и не устраняет его целиком, пускай и обходя молчанием, как в греческом обряде). Обещанием Богу и людям становится само таинство любви, празднуемое Церковью. Обещанием Бога людям становится таинственный акт единения двоих во «единую плоть». Обещанием новой жизни и Нового Завета.

Евангелие и Крест освящают тайну рождения новой семьи, высветляя новый тип взаимной соотнесенности прощения и обещания. Здесь они уже не остаются парой симметричных понятий. Они не расходятся в противоположные стороны по оси времени: прощение — в прошлое, обещание — в будущее. Таинственное вхождение вечности во время изменяет их взаимосвязь, преображает их артикуляцию. Как кратко ее обозначить? В таинстве брака, несомненно, камертоном служит обещание. Этот исходный, ключевой мотив подсказывает, на первый взгляд, мысль об асимметрии в паре обещание/прощение. Но догадка о второстепенном значении другого элемента пары совершенно не согласуется с сутью   брачного таинства. Дистанция между полярным разведением нашей пары понятий преодолена в венчании вовсе не в ущерб одному из них. В последний раз употребим несовершенную геометрическую иллюстрацию и спросим: какая форма годится на смену симметрично расходящимся стрелкам векторов на оси времени: < прощение, > обещание. Новую форму их неразрывного единства знаменует кольцо. Вопрос о смысле обещания, о сути того, что обещано, открывает милость и прощение. Обещание прощения. Обещание безусловного и неустанного прощения — это ли не одно из имен любви? Она «долготерпит, милосердствует, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит…» Воистину, сколько бы о ней не говорили, вторя апостолу Павлу или противореча смыслу его слов, «любовь никогда не перестает»(1Кор. 13.8). Она остается тайной и таинством.

Евхаристическое богословие в ХХ веке составило целую эпоху христианской мысли. Наша эпоха не менее остро нуждается во всестороннем осмыслении «таинства любви». К сотрудничеству богословов, философов в широком гуманитарном контексте нас приглашает сам предмет. Актуальностью такого сотрудничества продиктовано данное фрагментарное сообщение.

В заключение обратимся к исходной мысли нашего размышления: Бог стал свидетелем брака в Кане Галилейской, чтобы брак свидетельствовал о жизни триединого Бога. Каждая черта такого свидетельства нуждается во внимательном осмыслении.

____________________________________________________________________________________

1 Evdokimov P. L’Orthodoxie, P., DDB, 1979; цит. по: Евдокимов П. «Православие», М. ББИ, 2000г. C. 418.

2 Kallistos Ware, «The Sacrament of Love: the Orthodox Understanding of Marriage and its Breakdown»; здесь и далее мы цитируем дополненный и сверенный автором французский перевод : Le Sacrament de l?amour: La conseption orthodoxe du mariage et de son echec // Tout ce qui vit est saint, P., Serf, P. 173

3 Ibid. P. 174 Богословская конференция Русской Православной Церкви «Православное учение о церковных Таинствах»

4 Ibid. 5 Евдокимов . Цит. соч. С..418 6 Зелинский В., Костомарова Н. «Загадка «единой плоти» или попытка задуматься о христианском браке»// Семья в постатеистических обществах. К.:Дух і літера, 2002. С. 87. 2

7 http : www . liturgy . ru / nav / trebi / tainstva

8 Kallistos Ware . Op. cit. P. 181.

9 http:www.liturgy.ru/nav/trebi/tainstva

10 http://orthodoxcounselir.com/articles.htm

11 Истолкование этой мысли см.: Митрополит Антоний Сурожский Таинство любви // Труды. М.:»Практика». 2000. C. 478.

12 Ricoeur P. La memoire, l'histiore,l'onbli; P., Seuil, 2000,p206; сверив с оригиналом и введя небольшие изменения, я цитирую изданный русский перевод: Поль Рикер, «Память, история, забвение», М.:Издательство гуманитарной литературы, 2004, пер. И. И. Блауберг, И. С. Вдовина, О. И. Мачульская, Г. М. Тавризян. C. 229

13 Арендт Х. Vita activа, или о деятельной жизни. Перевод с немецкого и английского В. В. Бибихина. Санкт- Петербург: «Алетейя», 2000. C. 323.

14 Рикер. Там же. C. 673.

15 Там же. 16 Арендт . Там же. C. 314.

17 Там же. 18 В этой связи особую актуальность обретает известный тезис С. Троицкого в его книге «Христианская философия брака», М.:Путь, 1995,с.184–185. «Ни Церковь, ни государство не являются источником брака. Напротив, брак есть источник Церкви и государства. Брак предшествует всем общественным и религиозным организациям. Он установлен уже в раю, установлен непосредственно самим Богом. Бог приводит жену к Адаму, и Адам сам объявляет свой брачный союз независимым от какой бы то ни было земной власти, даже и власти родителей (Быт 2. 24, Мф 19. 6).

19 Там же. C. 315.

20 Данную цитату из Евангелия (как и многие другие) Х. Арендт подробно комментирует: «При чтении этих мест надо никогда не упускать из виду, что даже в новозаветном греческом языке три решающих слова здесь, aphienai, metanoein, hamartanein , имеют обертоны, передаваемые в переводе не полностью. Так, aphienai значит собственно: попускать, допускать, высвобождать и стало быть прощать; metanoein означает просто переменить свой образ мысли , и поскольку оно употребляется также для передачи еврейского schuw , оно означает также одновременно поворот и возвращение, но не раскаяние и покаяние как мы их понимаем; речь идет об отвращении от «грехов», не о сосредоточении на них в покаянии и раскаянии; hamartanein , наконец, это по сути, «ошибка» и «промах», т.е. явно нечто совсем другое чем то, что мы имеем в виду, когда говорим о грехах (см. Heinrich Ebeling . Griechischdeutsches W ц rterbuch zum Neuen testament , 1923). Цитируемый в тексте стих можно было бы поэтому переводить следующим образом: «И если он семь раз на дню ошибется в отношении тебя и семь раз на дню снова придет и скажет: я меняю свой образ мысли, то ты должен отпустить его на свободу». (Там же, C. 317–318).

  21 Аверинцев С. С . «Брак и семья. Несвоевременный опыт христианского взгляда на вещи» в книге София-Логос. Словарь, К.: Дух и литера, 2006. C. 812.

22 Зелинский, Костомарова . Цит. соч. С. 87.

23 см. сайт: http://metropolit-anthony.orc.ru

24 Рикер . Цит. соч. С. 675.

Источник:

http://www.pravmir.ru/

29 апреля 2009 г. Источник: Православие и современность

В Евангелии от Матфея есть строки, о которые сегодня больно ушибаются многие: И приступили к Нему фарисеи и, искушая Его, говорили Ему: по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею? Он сказал им в ответ: не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает. Они говорят Ему: как же Моисей заповедал давать разводное письмо и разводиться с нею? Он говорит им: Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с женами вашими, а сначала не было так; но Я говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, [тот] прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует. Говорят Ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться. Он же сказал им: не все вмещают слово сие, но кому дано (Мф.19, 3-11).

Итак, если даже учеников Христа испугало Его бескомпромиссное отношение к браку, что уж говорить про современных читателей Нового Завета! Они и впрямь «не вмещают». Запрет на развод кажется жестоким. Житейский опыт усиливает сомнения: разве не бывает так, что дальнейшее пребывание в браке невыносимо и невозможно? Протоиерей Алексий Уминский, настоятель московского храма Святой Троицы в Хохлах, автор и ведущий программы «Православная энциклопедия» на ТВЦ, ищет, по сути, ответ на вопрос: как современному человеку принять и исполнить Евангелие?

И ненормальное нормально…

Фото Артема Коренюка Иногда сравнивают современное отношение к браку с тем, которое было относительно недавно, например 100–150 лет назад, и удивляются переменам, произошедшим во взглядах людей. Чем же они вызваны? Причина их в том, что в общественном сознании брак перестал быть абсолютной ценностью. За время советской власти, да и вследствие так называемых революций и войн — экономических, сексуальных, информационных — само сознание человечества очень сильно изменилось, можно сказать, что оно разрушилось за этот период. Многие незыблемые и адекватно воспринимаемые понятия были в связи с этим переоценены, в том числе и понятия брака и семьи. То, что в XIX веке никому и в голову не могло прийти, что было табуировано сознанием, сейчас принимается легко и естественно. Человек свободно идет туда, где раньше полагался предел — прежде всего Евангелием. Сегодня люди приходят в Церковь с сознанием, воспитанным страшным ХХ веком, и это сознание превратилось уже в подсознание. На определенных этапах оно становится двигательной силой, вытесняя христианское мироощущение, уже открывшееся человеку, но еще не захватившее его полностью, не сделавшее его своим.

Отношение к браку, семье зависит от времени и социальных установок. Есть какие-то вещи, которые сознанием человек воспринимает как «возможность» или «невозможность». Например, сейчас возможно думать о том, что если первый брак неудачен, то не возбраняются новые попытки создания семьи. Или допускается иметь отношения с кем-то на стороне. Современное сознание воспринимает это как норму. В прежние века это воспринималось как отклонение от нормы, и хотя романтизация подобных отклонений в литературе сделала свое черное дело, взаимоотношения не были настолько свободными и люди не были так готовы к романам вне брака, как сейчас. Кроме того, вступающие в брак в большинстве своем были целомудренны и не имели опыта любовных приключений, что очень много значит.

Не хочу преувеличивать, говоря, что до революции все было так хорошо — сплошное благочестие, а сейчас времена такие плохие: если бы это было так, тогда бы мы до сих пор жили «до революции». Понятно, что не все было хорошо, а многое было совсем плохо, но, однако же, сознание людей отличалось от сегодняшнего.

Люди были более ответственны за свои поступки и более, я бы сказал, трезвенны: они с самого начала понимали, что такое супружество, и имели вполне реалистичный, немечтательный взгляд на своего избранника. Например, познакомили родители молодых людей друг с другом: «Приглянулся он тебе? — Да вроде симпатичный…». «А тебе? — Да вроде ничего…». И начинается более близкое узнавание: они пьют чай в присутствии родителей, ходят на прогулки вместе, общаются друг с другом, осторожно друг друга узнают. Ко дню венчания и он, и она уже имеют представление: с кем придется строить дальнейшую совместную жизнь. И не было ни романтики, ни страсти, ни мечтательства, которые так часто встречаются у нашей православной (да и не только) молодежи. Было четкое понимание ответственности и долга: я как муж должен буду делать для своей избранницы то и то, должен буду уважать ее и заботиться о ней. И жена знала: я должна быть с мужем ласковой и внимательной, должна заботиться о детях — быть «доброй супругой и добродетельной матерью». Взаимоотношения основывались, прежде всего, на уважении, симпатии и трезвом понимании, что это — на всю жизнь. А если так, значит, обоим надо стараться делать все, чтобы благополучно созидать семью. Сейчас у подавляющего большинства молодых людей вместо подобного мировосприятия — туман в голове, ни на чем не основанная мечтательность и инфантильность.

Расторгнуть нельзя. Только разрушить

В каких случаях допускается развод? Многие относятся к разводу именно с точки зрения причинности, повторяя вопрос фарисеев: по какой причине человеку можно разводиться? (ср.: Мф. 19, 3; Мк. 10, 2). А Христос отвечает, что нет таких причин, и только по жестокосердию вашему Моисей заповедал давать разводное письмо (ср.: Мф. 19, 8; Мк. 10, 5). Поэтому когда мы будем говорить о причинах развода, то вернемся к этому самому жестокосердию, или нежеланию, или невозможности, или неимению сил человеку нести свой крест до конца. По сути своей природа брака такова: его нельзя расторгнуть, его можно только разрушить.

Посему канонических причин, которые допускали бы развод, нет: развод недопустим в принципе! Христос говорит в Евангелии, что никто не может отказаться от своей жены, если только по причине прелюбодеяния (см.: Мф. 19, 9; Мк. 10, 11, 12). Но это не столько допуск к разводу, сколько констатация разрушенной любви, разрушенной семьи, невозможности сохранять то, чего уже нет. Потому что супружеская измена — это та убийственная сила, которая может все уничтожить. Это то, о чем Христос говорит как о наиболее весомом обстоятельстве, которое может разбить любовь, а значит, и семью до основания, когда от нее уже ничего не остается. И тогда пострадавшая сторона может отпустить вторую половину, так как между ними уже нет того, что их может связывать. Даже насилие в семье — не причина развода, а свидетельство того, что брака как такового уже давно нет.

Хотя, конечно, известны случаи, когда даже супружеская измена не приводит к разводу; брак сохраняется, несмотря на такое тяжелейшее испытание грехом. И покаяние человека — с одной стороны, прощение — с другой могут восстановить уже, казалось бы, сломанные отношения. Это говорит о том, что и прелюбодеяние не всегда повод к тому, чтобы расставаться.

Можно сказать, что все, приведенное в канонах или обозначенное Синодальными решениями (за последнее столетие), фиксирует не столько процедуру развода, сколько распад самого брака, его несостоятельность. А вот причиной распада может быть перечисленное там, например: все то же прелюбодеяние, детоубийство во чреве матери, алкоголизм или наркомания одного из супругов, скрытое сумасшествие — когда человек знает, что он психически болен, но скрывает это, обманывая того, с кем собирается вступить в брак.

Болезни века

Самая большая проблема нашего времени — проблема психических повреждений, причем в разной степени: заметных, малозаметных, воспринимаемых просто как форма поведения, даже поведения религиозного. Смещение целых пластов общественного сознания, происшедшее за последнее столетие, повредили очень многих людей,— тех, которых раньше общество держало в состоянии более-менее стабильном и адекватном.

Фото Ю. Ракиной Например, гомосексуализм. Люди, которые были подвержены психологически или генетически к этому поведению, существовали всегда. Не следует рассматривать это как банальную человеческую развращенность. Гомосексуализм — такое же повреждение человеческой природы, как и всякое иное,— например, психическое заболевание, физическое недомогание и другое нездоровье, которое несет в себе мир, поврежденный грехом. Но то сознание общества и те табу, которые оно в течение веков так мудро созидало, хранили людей с поврежденной сексуальностью. Они о себе этого и знать не знали, и думать не думали, и всякую подобную мысль они убивали в самом зародыше, как невозможную, невыносимую, страшную, потому они жили адекватно законам общества и вере. И даже семьи имели, и детей рожали, и все было хорошо. Этих людей стало очень много после того, как были сорваны замки, удерживающие стихию страстей. Человек не в силах справиться с бурным разрушающим потоком, его сознание не может удержаться. Человеку постоянно внушают: ты — нормальный, ты имеешь право быть таким, какой ты есть, поступать так, как тебе хочется. Человек, проникшись такими внушениями, вступает в ложную борьбу за самого себя. За самоидентичность, как ему представляется. Тем более он действительно чувствует, что он «другой». А он такой не потому, что он особенный, просто пласты сознания у него взрыты, и глубинное повреждение вылезло наружу. И теперь он уже ничего с собой сделать не может. И это фактически самоуничтожение. То же самое можно сказать и о любых других психических повреждениях. Если натура человека подвержена страстям, и он будет смотреть по телевизору все то, что на эти страсти, собственно, и рассчитано, многое, что было до той поры заторможено, загашено семьей, общением, работой, выйдет наружу. Манипуляции массовым сознанием, которые происходили и происходят, породили различные психические повреждения, депрессии, истерии, всевозможные садомазохистские проявления. Такие душевнобольные ищут для себя некий социум, который бы реагировал, откликался на их болезненное состояние. Например, они составляют внутри Церкви собственные коллективы, маскируя свои психические повреждения под религиозное сознание. Да сейчас при каждом храме надо создавать психотерапевтический кабинет! Душевнобольные приходят в Церковь в большом количестве, но не потому, что они ищут Христа, не потому, что они верующие, а потому, что им нужно общество, адекватное их психическому повреждению, где они будут играть в смирение, в покаяние или во что-либо еще, называя это духовным.

Бурное развитие тоталитарных сект стало возможным только благодаря появлению в огромном количестве садомазохистов. Ведь они нуждаются в подобных организациях. Мазохисту нужен жесткий лидер, который всячески уничтожал бы его и унижал. А человеку с садистическими наклонностями нужен тот, кого он мог бы давить, над кем он мог бы издеваться. И они друг друга находят... К сожалению, это и в Церкви существует, и в огромных количествах, просто мы не умеем трезво на это взглянуть, честно назвать все своими именами. Меж тем понять, с чем мы имеем дело, просто необходимо. Тем более что и в семье мы тоже можем столкнуться с подобными вещами. Поэтому священнику необходимо знать, какие бывают патологии, как устроена человеческая психика. Для этого нужно, чтобы в семинариях были прочитаны серьезнейшие курсы по психологии и психиатрии. Да еще и каждый священник сам должен быть серьезно проверен на этот счет.

Была без радости любовь…

Но все-таки в большинстве своем браки рушатся не по таким серьезным и явным причинам, а по обыденным и бытовым, причем как невенчанные, так и венчанные. Подчас просто от того, что людям скучно друг с другом. Потому что они или изначально не были близкими, или не сумели сохранить любовь. Современное сознание успокаивает разводящихся супругов: «Никто не виноват, просто вы не сошлись характерами» и т. д. Но когда исчезает любовь — люди ответственны за это. Ведь сама по себе она не умирает. Просто ее не берегут, и она не сохраняется. А любовь надо поддерживать, как огонь, в который кладут дрова, чтобы он не потух.

Давайте вспомним слова апостола Павла о любви, а соответственно, о семье, потому что она на любви должна строиться. Там написано: Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает (1 Кор. 13, 4–8). К сожалению, это те свойства любви и супружества, которые мало кому сейчас доступны.

Долготерпит, не раздражается — когда теряются эти свойства любви, то что угодно может произойти с браком. Любовь не ищет своего, а в браке люди часто ищут именно своего: дай, принеси, приготовь, почему не так постирала, почему не то сделала. Или: почему так мало денег принес, почему ты делаешь то и не делаешь это, почему ты мне не помог. И начинается дележка: кто кому должен. Когда вопрос ставится: ты должен мне, а не наоборот: я всегда должен тебе, тогда и уходит любовь. Тогда люди стремятся расстаться и начать все заново с кем-то другим.

Что Церковь может сделать, чтобы предотвратить такие браки без любви? Надо создать, причем законодательно (как обязательное для исполнения в каждом приходе), своего рода «защитное поле для брака» — испытательный срок до венчания, некую катехизацию, чтобы людей к браку подготовить, дать им возможность и время присмотреться друг к другу, пройти определенный путь в Церкви через общую молитву, участие в богослужении. Тогда многие браки и не состоялись бы. У меня в приходе было несколько таких случаев: люди симпатичные, очень верующие, нравятся друг другу, желают вступить в брак. Говоришь им: «Хорошо, давайте так: помолитесь, походите друг к другу в гости, поезжайте вместе в паломничество…». Смотришь, а через три-четыре месяца они «остаются лишь хорошими друзьями». И слава Тебе, Господи.

Подводные камни православных браков

Итак, первая опасность — браки по легкомыслию. Вторая причина недолговечности браков в православной среде — женская неустроенность. Женихов мало православных! И у девиц возникает «навязчивая идея» — выйти замуж за православного при первой же возможности. «Господи, я молюсь Тебе об этом! Где он? Подай мне знак!». Такой человек может принять за знак свыше любое обстоятельство, истолковать его по-своему и — замуж выйти. Почему, зачем?.. Да потому, что очень хотелось, потому что надо замуж! «Хочу замуж! Но я православная, значит, мне надо православного мужа!». Такие скоропалительные браки во многом являются «браками риска» — есть очень большая вероятность, что в этом случае ничего может не получиться с семейной жизнью.

Третье, что требует правильного осмысления и разрешения, это то, что священники начинают заниматься не свойственным им делом — составлять внутриприходские пары. Благословлять на супружество под тем видом, что «вот хорошая девушка, вот хороший юноша, пора бы им пожениться». Это так называемые «браки по послушанию». Таких браков, к сожалению, очень много, они даже популярны. Такова беда некоторых приходов, где царит такое умонастроение: батюшка лучше знает и видит людей. И по послушанию духовнику, без особой любви и даже симпатии создаются семьи. Они бывают довольно крепкими, но не уверен, что счастливыми. Они призваны являть собой пример образцовой многодетной православной семьи, но что они являют собой на самом деле? Ну, дети рождаются. Жена занимается детьми, всю нерастраченную любовь она отдает им. И слава Богу. А муж — уходит с головой в работу, в зарабатывание денег. Какие у них между собой отношения? Да, по большому счету, никаких. Радости большой в этих браках нет.

Расставаться или нет?

Один из русских классиков сказал, что все семьи счастливы одинаково, а несчастливы по-разному. И это несчастье всегда имеет множество выражений и оттенков. Поэтому невозможно назвать однозначно повод (входящий ли, нет ли в каноны или Синодальные постановления), достаточный для развода, потому что названный сам по себе, отдельно от ситуации, он никогда не будет звучать достаточно убедительно. Оправданно говорить что-то только в контексте конкретного случая. Слишком тонкий вопрос: взаимоотношения в браке.

Но развод, как, например, и аборт,— те случаи, которые священник вообще не может благословлять, поскольку это в принципе противоречит Евангелию. Он не может даже советовать, но может сказать так: если ты считаешь, что так нужно, делай так. Он может, скажем, не противодействовать, а оставить это решение на волю самого человека.

Но есть одно правило на все случаи жизни. Если семейный корабль дал течь, то супругам надо прежде всего подумать над вопросом: можно ли вообще сохранить семью? И если да, то каким образом? Если есть хоть какой-то шанс восстановить брак, то его, конечно, надо использовать. Это возможно при условии ясного видения причин разлада, искреннего раскаяния и желания сохранить семью. Но, к сожалению, чаще всего человеку не хочется смотреть на себя критически, признавать свою вину. Потому-то они и рассматривают разрушение взаимоотношений как уже свершившийся факт.

Фото А. Леонтьева Но, с другой стороны, вряд ли нужно стремиться сохранить брак, если один из супругов активно и явно влечет остальных членов семьи в погибель, в геенну огненную, в преисподнюю. Тогда, наверное, стоит решать вопрос о разводе, ради сохранения и спасения детей, да и всех домочадцев.

Конечно, жизнь многообразна и многосложна, она не вмещается в схемы. Это надо четко понять, соотнести с нашим временем, с современным сознанием. Втянуть всех в каноническое поле XIX века уже невозможно. Сейчас люди нередко даже не понимают того, что послужило причиной развала их семьи. Поэтому Церковь колоссально снисходительно, по сравнению с прошлыми столетиями, относится ко вторым бракам. Этот процесс ничем нельзя остановить. Сказать человеку: «Неси свой крест, это твоя судьба» — по сути, это, без сомнения, правильно. Но реальность остается реальностью, и человек не может жить, противореча самому себе, если он не умеет относиться к жизни как к несению креста, как к подвигу, как к духовной борьбе. И заставить делать его то, к чему он не способен, невозможно. Говорить об ответственности и долге тоже оказывается бесполезным. Эта проблема, по большому счету, неразрешима. Сегодня Церковь не может подвести законную (каноническую) базу под бракоразводный процесс, потому что хотя и есть утвержденные основания для расторжения брака, о которых мы говорили выше, но в большинстве своем супружеские союзы распадаются по иным, не подпадающим под каноны, причинам.

Что делать?

Да, нельзя исправить мир и вернуться туда, откуда пришли, но можно, общаясь с каждым конкретным человеком, пытаться в нем что-то преобразить, затормозить или удержать в узде. Для этого нужно, по крайней мере, понимать, кто он, современный человек, и что в нем есть.

Мы сейчас переходим в новую эпоху, а что она принесет — пока непонятно. Компьютерный виртуальный мир уже сдвинул новый пласт сознания общества — жизнь в блогах, не имеющая ничего общего с реальностью, бурлящий мир сериалов, реклама безнравственности — все это сейчас окончательно разрушает ту социальную атмосферу, которая может защитить супружеские отношения. Поэтому семья в современном мире может держаться только на настоящей, серьезной, ответственной любви, когда люди действительно уверены, что любят друг друга, и что за эту любовь они будут бороться и нести ее до конца. А иначе в супружестве и смысла нет.

Записала Татьяна Бышовец

Справка

«Церковь настаивает на пожизненной верности супругов и нерасторжимости православного брака. Крайне беспокоит современное положение, при котором расторгается весьма значительная часть браков, особенно среди молодежи. Происходящее становится подлинной трагедией для личности и народа. Единственным допустимым основанием развода Господь назвал прелюбодеяние, которое оскверняет святость брака и разрушает связь супружеской верности. В 1918 году Поместный Собор Российской Православной Церкви в ”Определении о поводах к расторжению брачного союза, освященного Церковью” признал в качестве таковых, кроме прелюбодеяния и вступления одной из сторон в новый брак, также отпадение супруга или супруги от Православия, противоестественные пороки, неспособность к брачному сожитию, наступившую до брака или явившуюся следствием намеренного самокалечения, заболевание проказой или сифилисом, длительное безвестное отсутствие, осуждение к наказанию, соединенному с лишением всех прав состояния, посягательство на жизнь или здоровье супруги либо детей, снохачество, сводничество, извлечение выгод из непотребств супруга, неизлечимую тяжкую душевную болезнь и злонамеренное оставление одного супруга другим. В настоящее время этот перечень оснований к расторжению брака дополняется такими причинами, как заболевание СПИДом, медицински засвидетельствованные хронический алкоголизм или наркомания, совершение женой аборта при несогласии мужа».

Основы социальной концепции Русской Православной Церкви

 

Малая Церковь

Православие.Ru, 19 февраля 2008 г.
http://www.pravoslavie.ru/sm/6125.htm Священник Павел Гумеров

ПОНЯТИЕ О ТАИНСТВЕ

Брак есть таинство, в котором жених и невеста пред священником и Церковью дают свободное обещание о взаимной их супружеской верности, и союз их благословляется, во образ союза Христа с Церковью, и испрашивается им благодать чистого единодушия к благословенному рождению и христианскому воспитанию детей (Катехизис).^[1]

Брак есть начальный союз, из которого образуется союз семейный, родственный, народный и гражданский. Поэтому важность и значение брака может быть рассматриваемо с разных сторон. Во всей своей святости и высоте брак является в недрах Православной Церкви, где он есть таинство, которого начало — в благословении брака первозданной четы, а полнота в христианстве.

Брак первоначально установлен Самим Богом еще в раю чрез сотворение жены в помощь мужу и чрез благословение, преподанное им Богом. Отсюда в Ветхом Завете повсюду выражается воззрение на брак как на дело, благословляемое Самим Богом (Быт. 1, 28 и гл. 24; Притч. 19, 14; Мал. 2, 14).

Такой взгляд на брак слова Божия отражен и в первых трех молитвах в последовании венчания.

В христианстве брак достигает всей полноты совершенства и действительного значения таинства. Первоначально освященный Богом, он получает новое подтверждение и посвящение в таинство от Иисуса Христа (Мф. 19, 5—6) и становится образом таинственного союза Христа с Церковью, почему и называется тайной великой (Еф. 5, 32). Согласно со словом Божиим учили о браке и древнейшие писатели и отцы Церкви (Климент Александрийский, Тертуллиан, свт. Иоанн Златоуст, блж. Августин, свт. Амвросий Медиоланский и др.).

Брак, по христианскому взгляду, есть великая тайна единения двух душ, в образе единения Христа с Церковью (см. Апостол, читаемый на венчании — Еф. зач. 230).

Муж и жена, по мысли святого Киприана Карфагенского, получают полноту и цельность своего бытия в духовно-нравственном и физическом единении и взаимном восполнении одного личностью другого, что достигается в христианском браке.

Взаимные обязанности мужа и жены указаны в Свящ. Писании: муж должен любить жену, как Христос возлюбил Церковь; а со стороны жены должно быть повиновение мужу, как Церковь повинуется Христу (Еф. 5, 22—26).

Чтобы быть достойным отображением таинственного союза Иисуса Христа с Церковью, соединяющиеся в супружестве должны все низшее в своей природе подчинить высшему, физическую сторону поставить в зависимость от духовно-нравственной.

Нравственная связь, союз любви и внутреннее единство между супругами при этих условиях являются настолько крепкими, что их не может ослабить самая смерть. С этой точки зрения может быть признано нравственное достоинство только за первым браком. Второй брак — «удержание от блуда», свидетель о невоздержании чувственности, «не побеждаемой духом, как следует истинному христианину, по крайней мере после удовлетворения чувственной потребности в первом браке». Поэтому совесть христианина нуждается в очищении епитимией, какою и было в древности отлучение второбрачных от Св. Таин на год.^[2] Второженцев (т. е. овдовевших и вступивших во второй брак) запрещается, по апостольскому преданию и церковным канонам, избирать пастырями Церкви как проявивших через второбрачие «невоздержание чувственности», которое должно быть чуждо лицам священного сана.^[3] Еще более строго Церковь смотрела на третий брак (хотя и допускала его как снисхождение к человеческой немощи).

Как живой союз любви и сердечного расположения по образу союза Христа с Церковью, брак не может быть разрываем никакими неприятностями и случайностями супружеской жизни, кроме смерти одного из супругов и вины прелюбодеяния.^[4] Последнее по своему действию на брак равносильно смерти и в самом корне разрушает брачные узы. «Жена есть общница жизни, соединяемой в одно тело из двух, и кто снова разделяет одно тело на два, тот враг творчества Божия и противник Его Промысла».^[5]

Брак в христианстве имеет в основе чувство любви и высокого взаимного уважения (без последнего и не может быть любви).

Брак — это домашняя Церковь, первая школа любви. Любовь, здесь воспитавшись, должна потом выйти из круга семьи на всех. Эта любовь — одна из задач брака, которая и указывается в молитвах в самом чине венчания: Церковь молится, чтобы Господь подал брачующимся жизнь мирную, единомудрие, «единомыслие душ и телес», друг ко другу любовь в союзе мира, исполнил «домы их пшеницы, вина и елея и всякия благостыни, да преподают и требующим» и, имея всякий достаток, изобилуют на всякое дело благое и Богу благоугодное, да «благоугодивше пред Богом возсияют, яко светила на небеси, во Христе Господе нашем».^[6]

Христианская семья, по учению Василия Великого, должна быть школою добродетелей. Связанные чувствами любви, супруги должны оказывать взаимное доброе влияние, самоотверженно снося недостатки характера друг друга.

Брак есть также школа самоотречения, поэтому мы слышим в чине венчания слова: «Святии мученицы, иже добре страдавше и венчавшеся, молитеся ко Господу, помиловатися душам нашим».

Здесь упоминаются мученики, ибо христианство есть подвиг во всех сторонах христианской жизни, и, в частности, брак налагает на людей настолько высокие обязанности по отношению к ним самим и по отношению к их потомству, что их венцы в некотором смысле приравниваются к венцам мучеников. Венцы брачные — это вериги подвижничества, венцы победы над чувственностью; при совершении таинства пред брачующимися полагается и святой крест, символ самоотречения и служения ближнему и Богу, и призывается в песнопении великий учитель любви в Ветхом Завете пророк Исаия.

Христианство требует в браке целомудрия. Пребывающим в браке христианство предписывает жизнь чистую, непорочную, целомудренную. Это отражено и в молитвах чина венчания.

Церковь молит Господа, Который есть «тайнаго и чистаго брака Священнодействитель и телесного Законоположитель, нетления Хранитель», подать благодать брачующимся сохранить в браке «целомудрие», показать «честный их брак», соблюсти «ложе их нескверное» и «непорочным сожительство их», чтобы они достигли «старости маститей», «чистым сердцем делающа заповеди» Божии.^[7] Здесь Церковь указывает на то, что мы назвали брачным целомудрием, указывает на необходимость соблюдения супружеской верности, на необходимость борьбы с выработанной веками греховной страстностью, на отречение от прежних языческих отношений к своей жене как предмету наслаждений и собственности. Борьба с грехом в браке — возвышеннейший тип христианского аскетического делания. Это есть великое дело, оздоровляющее самые источники жизни. Оно делает брак подвигом и личного, и (вследствие наследственности) родового совершенствования и по физической, и по духовной стороне. Этот подвиг (аскеза) имеет внешнее выражение в воздержании супругов друг от друга в дни поста, а также в период кормления и беременности.

Священное Писание и Церковь в своих молитвах чина венчания указывают и на вторую основную цель брака — деторождение. Церковь благословляет брак как союз для целей деторождения и для христианского воспитания детей, испрашивая в молитвах «доброчадие» и о «чадех благодать».

В ектениях и молитвах на обручении и венчании Церковь молится о ниспослании брачующимся совершенной и мирной любви, о сохранении их в непорочном жительстве, о даровании доброчадия в продолжение человеческого рода и к восполнению Церкви.

В назидание новобрачным положено в Большом Требнике (гл. 18) прекрасное поучение, в котором всесторонне отражен взгляд Церкви на брак как таинство (приводим в русском переводе): «Благочестивая и правоверная о Христе Господе сочетавшаяся двоица! Великая нива Церкви Божией есть трояка и троякою украшается жатвой. Первая часть этой нивы приобретается возлюбившими девство; она приносит в житницу Господню стократные плоды добродетелей. Вторая часть этой нивы, возделываемая хранением вдовства — в шестьдесят крат. Третья — браком сочетанных, — если они благочестиво в страхе Божием жительствуют, плодотворит в тридцать.

Итак, честно супружество, законом которого вы ныне сочетались, да живя вместе, восприимете от Господа плод чрева в наследие рода вашего, в наследие рода человеческого, во славу Творца и Господа, в неразрешимый союз любви и дружества, во взаимную помощь и для предохранения себя от соблазна. Честно супружество, ибо Сам Господь установил его в раю, когда из ребра Адамова сотворил Еву и дал ее в помощницу ему. А в новой благодати Сам Христос Господь изволил сподобить супружество великой чести, когда не только Своим присутствием украсил брак в Кане Галилейской, но и возвеличил его первым чудодействием — претворения воды в вино. Господь ублажил девство, изволив родиться плотию от Пречистой Девы; воздал честь вдовству, когда, во время принесения Своего в храм, от Анны — вдовицы восьмидесятичетырехлетней принял исповедание и проречение; возвеличил и супружество присутствием Своим на браке.

Итак, блаженный, честной и святой сан избрали вы для своего жития; только умейте проводить святое и честное житие. А оно будет таковым, если вы, живя в страхе Божием, будете уклоняться от всякого зла и потщитесь творить благо; будет и блаженно, если взаимно будете друг другу воздавать должное. Ты, жених, храни к супруге своей верность сожития, любовь правую и снисхождение к женским немощам. И ты, невеста, храни к мужу своему всегдашнюю также верность в сожитии, любовь нелицемерную и послушание ему как главе своей: ибо как Христос есть глава Церкви, так и муж — глава жены. Оба же вместе должны вы заботиться о доме своем и всегдашними трудами, и снабдением домашних; оба прилежно и непрестанно являйте друг другу любовь непритворную и неизменную, дабы союз ваш, который, по словам ап. Павла, есть великая тайна, вполне знаменовал соединение Христа с Церковью. Чистая и теплая любовь ваша да являет чистую и теплую любовь Христову к Церкви. Ты, муж, как глава, люби жену свою, как тело свое, как Христос любит духовное тело Свое — Церковь. Ты, жена, как тело, люби главу свою — мужа, как Церковь любит Христа. И, таким образом, с вами и в вас будет Христос — Царь мира: «Ибо Бог любовь есть, и пребываяй в любви, в Боге пребывает, и Бог в нем» (1 Ин. 4, 16). А пребывая в вас, даст вам мирное сожитие, благоденственное пребывание, обильное пропитание для себя и домочадцев, дарует Свое святое благословение на все ваши труды, на села, на дома и скоты ваши, чтобы все умножалось и сохранялось, даст вам видеть плоды чрева вашего — как масличные леторасли^[8] окрест трапезы вашей, и узреть сыны сынов ваших. Буди на вас благословение Господне всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

Богослужение при бракосочетании совершается издревле. В христианстве брак благословляется со времен апостолов. Святой Игнатий Богоносец, ученик апостола Иоанна Богослова, в письме к Поликарпу пишет: «Женящимся и посягающим надлежит вступать в супружество с согласия епископа, дабы брак был о Господе, а не по страсти». Климент Александрийский (II век) указывает, что только тот брак освящается, который совершается словом молитвы. Апологет III века Тертуллиан говорит: «Как изобразить счастье брака, одобряемого Церковью, освящаемого ее молитвами, благословляемого Богом?» Святые Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Амвросий Медиоланский свидетельствуют о священническом благословении и молитве, которыми освящалось вступление в брак. В 398 году IV Карфагенский Собор постановил, чтобы родители или вместо них избранные представляли жениха и невесту для благословения.

В настоящее время в чинопоследование брака входит обручение и венчание. В древности обручение, предшествовавшее брачному обряду, было актом гражданским;

он совершался торжественно, в присутствии многих (до 10-ти) свидетелей, которые скрепляли брачный контракт; последний представлял собою официальный документ, определявший взаимоотношения между брачующимися. Обручение сопровождалось обрядом соединения рук жениха и невесты, а жених дарил невесте кольцо. Только в X—XI в. обручение начало совершаться в церкви как обязательный церковный обряд с соответствующими молитвословиями.

Чинопоследование христианского брака, особенно в обряде обручения, образовалось под влиянием еврейских брачных церемоний. И в молитвах христианского брака имеются многие ссылки на ветхозаветный еврейский обряд.

Чин самого бракосочетания у христиан в древности совершался чрез молитву, благословение и руковозложение епископа в церкви во время литургии. (Ср. свидетельства Климента Александрийского и Тертуллиана.) Следы того, что чин бракосочетания совершался во время литургии, мы видим в чине венчания: возглас литургии «Благословенно Царство», мирная ектения, чтение Апостола и Евангелия, сугубая ектения, возглас: «И сподоби нас, Владыко» и «Отче наш».^[9] В IV веке введено применение на Востоке брачных венков. (На Руси они были заменены деревянными и металлическими венцами.) Отделение чина венчания от литургии произошло в XII—XIII в., и в настоящее время оно обычно совершается после литургии.

В XVI в. чинопоследование брака на Руси достигло полного развития и заключало в себе все то, что мы имеем в нашем современном чине.

Древнейшими частями последования венчания нужно признать нашу третью молитву (пред возложением венцов) и 4-ю (после Евангелия), пение 127-го псалма, приобщение общей чаши вместо причащения Святых Даров и благословение брачующихся во имя Пресвятой Троицы. Позднейшее происхождение имеют две первые молитвы, чтения из Апостола и Евангелия, две последние молитвы (6-я и 7-я) по снятии венцов и молитва на разрешение венцов в 8-й день.

Жених и невеста как члены Православной Церкви, по древнему обычаю, «да умеют (т. е. должны знать) исповедание веры, сиречь: Верую во единаго Бога, и Молитву Господню, сие есть: Отче наш; (а также) Богородице Дево и десятословие» (Кормчая, 2, 50).

Предохраняя от вступления в незаконный брак (по степени родства), Православная Церковь ввела предварительное троекратное «оглашение» (в три ближайшие воскресения), т. е. делает известным членам прихода намерение лиц, желающих вступить в брак. Церковь также внушает вступающим в брак «предочистить», преднапутствовать себя на новое поприще жизни подвигом поста, молитвы, покаяния и причащения Святых Таин.

Православные родители жениха и невесты, сохраняя древний благочестивый похвальный обычай, «предварительно благословляют» их не только по чувству родительской любви, но и от лица Господа и святых, — благословляют святыми иконами со знамениями потребностей жизни — хлебом и солью. Начало родительского благословения детям, вступающим в брак, указано в слове Божием. Так, некогда Вафуил благословил дочь свою Ревекку для супружества с Исааком (Быт. 24, 60), Рагуил дочь свою Сарру для супружества с Товием (Тов. 7, 11—12).

Чинопоследование брака положено всегда совершать в храме, и притом самым приличным временем для совершения брака указывается время после литургии.

Каждый брак полагается совершать отдельно, а не вместе несколько браков.

Чинопоследование брака состоит из: 1) чина обручения и 2) последования венчания и разрешения венцов, т. е. совершения собственно таинства.

В обручении утверждается пред Богом «глаголанное у брачущихся слово», т. е. взаимное обещание брачующихся, и в залог этого им дают перстни; в венчании же благословляется союз брачующихся и испрашивается на них благодать Божия. В древности обручение совершалось отдельно от венчания. В настоящее время венчание обычно следует тотчас за обручением.

Чин обручения. Пред обручением священник полагает для освящения на престоле с правой стороны кольца («перстни») брачующихся (одно возле другого), при этом серебряное (которое после перемены достается жениху) полагается на престоле с правой стороны от золотого. Кольца полагаются на престоле в знак того, что союз обручаемых скрепляется десницей Всевышнего и что брачующиеся поручают свою жизнь Промыслу Божию.

Для обручения священник, облачившись в епитрахиль и фелонь, выходит из алтаря чрез царские врата. Он выносит с собой в предшествии светильника крест и Евангелие и полагает их на аналое среди храма. Крест, Евангелие и свеча служат знаками невидимого присутствия Христа Спасителя.

Обручение совершается в притворе храма или при самом входе в храм (в «преддверии храма»).^[10]

Священник (трижды) благословляет крестообразно сперва жениха, а потом невесту зажженною свечой, которую потом вручает каждому, показывая тем, что в браке преподается свет благодати совершаемого таинства и что для вступления в брак необходима чистота жизни, сияющая светом добродетели, почему зажженные свечи не даются второбрачным как уже не девственным.

Потом (по Уставу) священник кадит их крестовидно^[11], указывая на молитву и преподание благословения Божия, символом которых служит фимиам, как средство к отражению всего враждебного чистоте брака. (В настоящее время каждение жениха и невесты пред обручением не совершается.)

После этого священник творит обычное начало: «Благословен Бог наш...» и произносит мирную ектению, в которой содержатся прошения о брачующихся и о спасении их, о ниспослании им любви совершенной и сохранении их в единомыслии и твердой вере.

После ектении священник вслух читает две молитвы, в которых испрашивается обручающимся благословение Божие, единомыслие, мирная и непорочная жизнь и проч. При этом воспоминается брак Исаака и Ревекки как образец девства и непорочности для брачующихся. В это время диакон идет в алтарь и приносит с престола перстни.

Священник, взяв сперва золотой перстень, трижды осеняет жениха на его главе, произнося (трижды):

«ОБРУЧАЕТСЯ РАБ БОЖИЙ (имя) РАБЕ БОЖИЕЙ (имя) ВО ИМЯ ОТЦА И СЫНА И СВЯТАГО ДУХА, АМИНЬ», и полагает перстень на палец правой руки (обыкновенно на четвертом пальце).

Точно так же вручает серебряный перстень невесте с произнесением слов: «ОБРУЧАЕТСЯ РАБА БОЖИЯ (имя) РАБУ БОЖИЮ...».

После этого кольца трижды переменяются, и, таким образом, перстень невесты остается как залог у жениха, а перстень жениха — у невесты.

Вручением перстней священник напоминает брачующимся о вечности и непрерывности их союза. Происходящая затем троекратная перемена перстней указывает на взаимное согласие, которое должно быть всегда между супругами, а совершение ее восприемником или кем-либо из родственников показывает, что на взаимное согласие брачующихся есть согласие и их родителей или родственников.

Возложив перстни на десницы обручающихся, священник произносит молитву обручения, в которой просит Господа, чтобы Он благословил и утвердил обручение (греч. aёёabоna — залог, ср. 2 Кор. 1, 22; 5, 5; Еф. 1, 14), подобно тому как Он утвердил обручение Исаака и Ревекки, благословил положение перстней благословением небесным, сообразно с силою, явленною перстнем в лице Иосифа, Даниила, Фамари и блудного сына, упоминаемого в евангельской притче, утвердил обручающихся в вере, единомыслии и любви, и даровал им Ангела Хранителя во все дни их жизни.

Наконец, произносится краткая ектения: «Помилуй нас, Боже...», какая бывает в начале утрени, с присоединением прошения об обручающихся. Этим оканчивается обручение. Обыкновенно за этим отпуста не бывает, а следует венчание.

В настоящее время, по принятому обычаю, священник возглашает: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе», и при пении 127-го псалма: «Блажени вси боящиися Господа», восторженно рисующего блага богобоязненной семьи, брачующиеся с зажженными свечами, в предшествии священника приводятся к поставленному среди храма аналою с крестом и Евангелием.^[12] (Псалом должен, по Уставу, петь сам священник, а не диакон и не певец, и к каждому стиху псалма народ, а не только певцы, отвечает припевом: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе». Такое исполнение псалма было принадлежностью древнего богослужения соборных церквей в самые великие праздники.)

Последование венчания. Пред началом венчания, приведя брачующихся пред аналой, священник, по Уставу, должен объяснить им, что такое христианский брак как таинство и как жить в супружестве богоугодно и честно.

Потом он спрашивает жениха и невесту, имеют ли они благое непринужденное взаимное согласие и крепкое намерение вступить в брак и не обещались ли они другому лицу.^[13]

Такой вопрос: «Не обещался ли еси иной (или иному)?» — предлагаемый жениху и невесте, не только означает, не давал ли формального обещания жениться на другой женщине или выйти замуж за другого, но также означает: не вступал ли в отношения и незаконную связь с другой женщиной или с другим мужчиной, налагающие определенные нравственные и семейные обязанности.

После положительного ответа брачующихся о добровольном вступлении их в брак совершается венчание, состоящее из великой ектении, молитв, возложения венцов, чтения слова Божия, питья общей чаши и хождения вокруг аналоя.

Диакон возглашает: «Благослови, владыко».

Священник творит начальный возглас: «Благословенно Царство», и произносится диаконом мирная ектения, в которой прилагаются прошения о брачующихся, о их спасении, о даровании им целомудрия, о рождении от них сынов и дщерей и о Божием покровительстве им во все дни жизни.

После ектении священник читает три молитвы о сочетающихся браком, в которых молит Господа благословить настоящий брак, подобно тому как Он благословил браки ветхозаветных праведников, — даровать сочетающимся мир, долгоденствие, целомудрие и друг ко другу любовь, и сподобить их видеть чада чад и исполнить дом их пшеницы, вина и елея.

По окончании молитв священник, приняв венцы, поочередно осеняет ими крестообразно жениха и невесту (давая целовать самый венец) и возлагает на их главы как знамение и награду сохраненной ими чистоты и целомудрия до самого брака^[14], а также как знак брачного соединения и власти над будущим потомством.

При этом священник произносит каждому из брачующихся:

«ВЕНЧАЕТСЯ РАБ БОЖИЙ (имя) РАБЕ БОЖИЕЙ (имя)» или «РАБА БОЖИЯ (имя) РАБУ БОЖИЮ (имя), ВО ИМЯ ОТЦА И СЫНА И СВЯТАГО ДУХА».

После возложения венцов священник трижды благословляет жениха и невесту вместе обычным иерейским благословением, произнося:

«Господи Боже наш, славою и честию венчай я (их)».

Это возложение венцов и молитвы (во время возложения венцов) — «Венчается раб Божий… рабе Божией» и «Господи Боже наш, славою и честию венчай я», — признаются в богословии совершительными, т. е. составляющими главный момент совершения таинства Брака и запечатлевающими его, почему и самое последование священнодействия называется венчание.

Затем произносится прокимен: «Положил еси на главах их венцы», и после прокимна читается Апостол и Евангелие, из которых в первом (Еф. 5, 20—33) раскрывается учение о существе и высоте христианского брака, обязанностях мужа и жены и показывается первоначальное

установление и знаменование брака, а во втором (Ин. 2,

1—11) — повествованием о посещении Иисусом Христом брака в Кане Галилейской и о претворении там воды в вино показывается богоугодность христианского брака и присутствие в нем благословения и благодати Божией.

После прочтения Евангелия произносится ектения: «Рцем вси», и после возгласа — молитва о брачующихся, в которой испрашивается им у Господа мир и единодушие, чистота и непорочность, достижение маститой старости и непрерывное соблюдение заповедей Божиих.

Молитва о брачующихся заключается просительной ектенией за всех верующих (с древним ее началом от прошения «Заступи, спаси») и пением молитвы Господней, соединяющей сердца всех в одном духе молитвы, чтобы таким образом возвысилось само торжество брака и умножилось излияние благодати не только на сочетавшихся браком, но и на всех верующих. Затем следует преподание мира и молитва главопреклонения.

После этого приносится «общая чаша» с вином, в воспоминание того, как Господь благословил вино на браке в Кане Галилейской; священник благословляет ее с молитвой и трижды преподает брачующимся поочередно. Вино подается жениху и невесте из общей чаши в знак того, что они должны жить в неразрывном союзе и делить между собою чашу радостей и скорбей, счастье и несчастье.

Преподав общую чашу, священник соединяет правые руки новобрачных, покрыв их епитрахилью, как бы связав их руки пред Богом, знаменуя тем их соединение во Христе, а также то, что муж чрез руки священника получает жену от самой Церкви, и обводит новобрачных троекратно вокруг аналоя, на котором лежат крест и Евангелие. Это хождение образом круга вообще означает духовную радость и торжество брачующихся (и Церкви) о совершающемся таинстве и выражение их твердого обета, данного пред Церковью, вечно и верно хранить свой супружеский союз. Обхождение совершается три раза — во славу Святой Троицы, Которая таким образом призывается во свидетельство обета.

Во время обхождения поются три тропаря. В первом из них: «Исаие, ликуй...» — прославляется воплощение Сына Божия, Его рождение от преблагословенной Девы Марии и тем торжественно напоминается о Божественном благословении чадорождения.

Во втором тропаре: «Святии мученицы...» — прославляются и призываются к молению за нас подвижники и мученики, наряду с которыми как бы поставляется и венчанная чета как победившая искушения, сохранившая целомудрие и теперь выступающая на подвиг жизни в супружестве. По их примеру новобрачным внушается побеждать в своей жизни все диавольские искушения, чтобы удостоиться венцов небесных.

Наконец, в третьем тропаре: «Слава Тебе, Христе Боже» — прославляется Христос как похвала апостолов и радость мучеников и вместе радость и слава новобрачных, надежда и помощь их во всех обстоятельствах жизни.

После троекратного обхождения священник снимает венцы с новобрачных и при этом говорит каждому из них особые приветствия, в которых желает им возвеличения от Бога, веселия, умножения потомства и хранения заповедей. Затем он читает две молитвы, в которых просит Бога благословить сочетавшихся браком и ниспослать им блага земные и небесные.^[15]

По принятой практике после этого читается молитва на разрешение венцов «в осьмый день». И бывает отпуст.^[16]

После этого обычно следует многолетствование, иногда предваряемое кратким молебном, и поздравление новобрачных.

В Требнике после чина венчания помещена «Молитва на разрешение венцев, во осьмый день». В древности вступившие в брак семь дней носили венцы, а в восьмой день слагали их с молитвой священника. Венцы в древности были не металлические, а простые венки из миртовых или масличных листьев, или другого какого невянущего растения. В настоящее время молитва на разрешение венцов читается прежде отпуста венчания.

Брак в Православной Церкви по смерти одного из супругов или по законном разлучении может быть совершаем во второй и третий раз. Но Церковь, согласно со словом Божиим, не с одинаковым уважением смотрит на все три брака и не с одинаковой торжественностью благословляет второй брак и третий брак, как первый. Она учит, что согласнее с духом христианства довольствоваться одним браком. Сообразно с высокой чистотой жизни, представляемой нам Евангелием, второй и третий брак Церковь допускает как некоторое несовершенство в жизни христианина, снисходя только немощи человеческой в предохранение от греха. Святой Иустин мученик, писатель II века, говорит, что «вступающие во второй брак у нашего Учителя (Иисуса Христа) считаются грешными». Василий Великий пишет, что второй брак есть только врачевство против греха. По словам Григория Богослова, «первый брак есть закон, второй — снисхождение». По 17 правилу святых апостолов, «кто по святом крещении двумя браками обязан был, тот не может быть епископ, ни пресвитер, ни диакон». По 7-му правилу Неокесарийского Собора (315 г.), двоеженец имеет нужду в покаянии. Еще более строго смотрит Церковь на третий брак, усматривая в нем преобладающую чувственность. В древности двоеженцу назначалось от 1 до 2-х лет, а троеженцу — от 3-х до 5-ти лет отлучения от Евхаристии.

Согласно с постановлениями и мнением апостолов и святых отцов Церкви о втором браке, последование его излагается в Требнике короче, чем последование венчания новобрачных, и не имеет уже всей торжественности первого. Молитвенные благожелания Церкви второбрачным и прошения о них изложены сокращеннее, чем в чине венчания первобрачных, и менее радостны и торжественны потому, что исполнены чувством покаяния. Так, Церковь молится Господу о второбрачных: «Владыко Господи Боже наш, всех щадяй и о всех промышляяй, тайная ведый человеческая, и всех ведение имеяй, очисти грехи наша и беззаконие прости Твоих рабов, призываяй я (их) в покаяние... ведый немощное человеческаго естества, Создателю и Содетелю… соедини (их) к друг другу любовию: даруй им мытарево обращение, блудницы слезы, разбойниче исповедание... очисти беззакония рабов Твоих: зане зноя и тяготы дневныя и плотскаго разжжения не могуще понести, во второе брака общения сходятся: якоже законоположил еси сосудом избрания Твоего Павлом апостолом, рекий нас ради смиренных: лучше есть о Господе посягати, нежели разжизатися… никтоже бо бысть безгрешен, аще и един день живота его есть, или кроме порока, токмо Ты един еси плоть носяй безгрешно, и вечное нам даровавый безстрастие».^[17]

Последование о второбрачных в основном подобно тому, которое совершается над вступающими в первый брак, но излагается короче.

При обручении второбрачных они не благословляются свечами.^[18] Из великого последования венчания не читается молитва на обручение «Господи Боже наш, отроку патриарха Авраама сшествовавый» и после этой молитвы не бывает ектении «Помилуй нас, Боже».

При венчании второбрачных:

не поется 127-й псалом;

брачующиеся не вопрошаются о добровольном их вступлении в брак;

в начале венчания не произносится «Благословенно Царство» и великая (мирная) ектения;

молитвы 1-я и 2-я на венчании другие (покаянные).

В Большом Требнике пред последованием о второбрачных печатается «Главизна Никифора, патриарха Константинопольского» (806—814 гг.), в которой сказано, что двоеженец не венчается, т. е. что на него не должно возлагать венца при бракосочетании.

Но этот обычай не соблюдается ни в Константинопольской Церкви, ни в Русской, как заметил Никита, митрополит Ираклийский, в ответе епископу Константину, а потому венцы возлагаются и на второбрачных в знамение соединения и власти над будущим потомством.

Обыкновенно последование о второбрачных совершается тогда, когда вступают во 2-й или 3-й брак жених и невеста. Если же который-либо из них вступает в первый брак, то совершается «последование великого венчания», т. е. венчаются первым браком.

Примечание.

Дни, в которые не совершается венчание:

Накануне среды и пятницы в течение всего года.

Накануне воскресных и праздничных дней (двунадесятых праздников, праздников с бдением и полиелеем и храмовых).

В Рождественский пост и святки: с 15 (28) ноября по 6 (19) января.

От Недели мясопустной в течение Великого поста и Пасхальной седмицы до Фомина воскресения.

В Петров пост.

В Успенский пост.

Накануне и в самые дни: Усекновения главы Иоанна Предтечи 29 августа (11 сентября) и Воздвижения Креста Господня 14 (27) сентября.

---