Работа над ошибками
Рассказ

Елена Гаазе








Летний сад осенью. Художник: И.И.Бродский
На улице – ни зима, ни осень. Серо и холодно. Я лежу на кровати, удобно устроив больную ногу, читаю при свете прикрепленной к изголовью лампы. На душе серо, как на улице, читать мешают мысли о том, что бы я сейчас могла сделать, если бы не больная нога. Вот ведь как устроен человек: полежать с книжкой для меня святое, но это когда я здорова и домашние дела спокойно ждут, а сейчас вот и читать не могу, и лежать не хочу, и за окном противно, и дома неуютно, и вообще – тоска.


В комнату тихо входит Веточка с учебником. Мрачнее тучи. Вообще-то она Светочка, но все ее зовут Веточкой – так уж повелось. Потому, наверное, что она тоненькая и гибкая, и еще – беззащитная, как веточка на зимнем деревце. Веточка – моя дочка, она уже подросток, но я вожу ее в школу и встречаю, провожаю в музыкалку и жду, когда кончится урок. Дочь начинает уже бунтовать, ведь все ее сверстницы давно везде ходят самостоятельно. Это правда, и я не права. Но как представлю, что моя тоненькая Веточка идет одна со своей скрипкой по улице…

– Что у тебя? – спрашиваю я у Веточки.

– Сочинение по какой-то дурацкой картине. Вот.

– Разве может быть картина дурацкой? – возражаю я, разглядывая в учебнике плохо пропечатанную репродукцию известной картины.

«Осень в Летнем саду». Вот собственно и всё. О чем писать? Веточка не знает. Ей так же неуютно и тоскливо, как и мне. Нужно встряхнуться, изменить атмосферу в доме, а то что-то уж совсем нехорошо.

– Замечательная картина. Смотри: тут настроение особенное. Ты подумай. Про осень можно столько всего написать.

– Но я никогда не была в этом саду, – капризно начинает дочка, но, поглядев на картинку, задумывается, глаза ее теплеют, и она уходит к себе.

Воображение у Веточки хорошее, замечательное даже. Когда ей было года четыре, на вопрос: «Девочка, а как тебя зовут?» – стала вдруг отвечать, что она – Бубенчик. Незнакомые люди начинали радостно смеяться и охотно называли ее Бубенчиком. Правда, это был не громкий и не звонкий Бубенчик, а тихий и нежный…

«…И в Летний сад гулять водил». Этой пушкинской строкой почти исчерпываются мои знания о Летнем саде. Но по картине можно много чего написать. Я помню свои школьные годы и эти картины в конце учебника…

– Ну что? – спрашиваю вошедшую Веточку.

Она протягивает мне тетрадку и с деланным равнодушием смотрит в сторону, пока я читаю. Но это уже не скучная Веточка, а сгусток творческой энергии.

Я читаю сочинение, то есть гуляю вместе с дочкой по Летнему саду.

«…Деревья оголились, и кажется: тянутся к светлому серо-голубому небу… По всему саду разгуливает свежий, пахнущий осенью и дождиком ветер. Вместо нежно-сиреневых порхающих бабочек по саду летают большие рыжие листья…

А знаешь, как красиво смотреть через кружева деревьев на голубое небо, на солнце, которое уже не греет, но всё еще ярко и радостно светит! Небо то ясно-голубое, то серое от больших и печальных туч. Ветви деревьев то замирают, словно прислушиваясь к чему-то, то трепещут от ветерка…

Я гуляю одна, мерю лужи и слежу за проплывающими над ними облаками. Я вдыхаю холодный осенний воздух и прислушиваюсь к праздничному осеннему шуму…»

– Как хорошо, доченька! – я вдыхаю осенний воздух, слышу запах мокрых листьев, слушаю печальную и праздничную тишину осени, когда солнце уже не греет, но все еще радует.

Веточка довольна, но виду не показывает.

– А что еще задали?

– Работу над ошибками. Приставки пре- и при-. Легкотня!

– Ну, расскажи правило.

Веточка охотно и бодро тараторит правило и показывает свою работу над ошибками.

– Я в слове «приобретение» написала в приставке «е». Случайно. Это же легкотня!

Я просматриваю работу без единой ошибки, но написанную небрежным «летящим» почерком, который трудно разобрать. Отдаю тетрадку дочери, но она медлит и не уходит. Хочет еще о чем-то спросить.

– А вот еще слово есть – предательство… – начинает она задумчиво. – Тут приставка пре- что означает, как ты думаешь?

Я давно уже устала об этом думать; пришло, видно, Веточкино время мучить себя. Я делаю вид, что неохотно отрываюсь от книги, и смотрю на Веточку вопросительно. Она размышляет вслух:

– Наверное, это значит, что кто-то кого-то передал, отдал. Друга, например, или щенка. Передал кому-то другому, а тот над ним посмеялся, выбросил или просто обидел. А защитить-то некому. Потому что друга больше нет…

Я слышу в ее голосе боль. И моя собственная боль привычно откликается на дочкину… Может, перевести всё в шутку?

– Как это некому защитить? А я, а папа? Ты что?! – я тормошу Веточку и смеюсь.

Веточка отвечает сдержанно:

– Это другое. Вы тут ни при чем. Это про другое…

***

Перед сном Веточка, как обычно, зовет меня посидеть с ней.

– Давай поговорим…

– Давай, – охотно соглашаюсь я. – А о чем?

– Помнишь, кто подарил? – дочка достает из-под подушки плюшевого котенка.

– Конечно, помню, – в душе снова начинает болеть.

– Хочешь, я тебе его отдам? – Веточка протягивает мне котенка, но перед этим прижимает его к лицу.

– Ну что ты, не надо. Он же твой.

Какое-то время мы молчим. Потом я спрашиваю тихо:

– Скучаешь?

Веточка молчит. Но я знаю ответ.

– А хочешь, позвоним как-нибудь? На праздник, например…

Веточка энергично мотает головой, это означает: нет. Темно, мне не видно ее лица, но я знаю, что бы она ответила, если бы я спросила, почему нет.

Потому что это уже другой человек.

Это, скорее всего, правда. Но я не хочу, чтобы Веточка так говорила. Мне кажется, если она так скажет – ее детство кончится. Сейчас мне вдруг становится отчетливо понятно, что многое в жизни можно вернуть. Даже доверие и хорошие отношения. Не вернуть только легкости, необъяснимой радости, которые были до предательства…

– Послушай, ведь скоро же Рождество, – я с облегчением хватаюсь за возможность перевести разговор.

– Ага. А что у нас будет в этом году? – благодарно спрашивает дочь – Помнишь, мы хотели сшить зайца из того старого плюшевого платья в кладовке…
«

«А ты сможешь простить?» – «Да я давно уже…» – мой голос звучит фальшиво, я замолкаю…
»

Мы оживленно обсуждаем предстоящие рождественские радости, глаза у Веточки сияют в темноте. Наконец она успокаивается и, кажется, засыпает. Я поправляю одеяло и тихо подхожу к двери.

– Ася, – зовет меня Веточка почему-то по имени.

«Это она во сне», – думаю я и открываю дверь…

– А ты сможешь простить? – в голосе дочери совсем нет сна.

– Да я давно уже… – мой голос звучит фальшиво, я замолкаю, а потом добавляю совсем тихо:

– Спи. Я попробую. Ты спи, мой Бубенчик…

Елена Гаазе


24 декабря 2013 года
pravoslavie.ru›jurnal/66972.htm