Мы подобрали для вас стихотворения военных и послевоенных лет, посвященные тяжелому времени, выпавшему на долю нашей страны в 40-е годы ХХ века. В этих стихах – живые и искренние истории человеческих судеб, мысли и воспоминания о тех днях, которые пришлось пережить людям в годы войны.

 

Николай Асеев
Надежда

Насилье родит насилье,
и ложь умножает ложь;
когда нас берут за горло,
естественно взяться за нож.

Но нож объявлять святыней
и, вглядываясь в лезвие,
начать находить отныне
лишь в нем отраженье свое,-

нет, этого я не сумею,
и этого я не смогу:
от ярости онемею,
но в ярости не солгу!

Убийство зовет убийство,
но нечего утверждать,
что резаться и рубиться —
великая благодать.

У всех, увлеченных боем,
надежда горит в любом:
мы руки от крови отмоем,
и грязь с лица отскребем,

и станем людьми, как прежде,
не в ярости до кости!
И этой одной надежде
на смертный рубеж вести.

1943

 

Леонид Мартынов
Пластинок хриплый крик…

Пластинок хриплый крик
И радиовещанье,
И непрочтённых книг
Надменное молчанье,

И лунный свет в окне,
Что спать мешал, тревожа,
Мы оценить вполне
Сумели только позже,

Когда возникли вновь
Среди оторопенья
Моторов мощный рёв,
И музыка, и пенье,

И шелест этих книг,
Мы не дочли которых,
И круглый лунный лик,
Запутавшийся в шторах,

И в самый поздний час
Чуть зримый луч рассвета…
Подумайте! У нас
Украсть хотели это!

1945

 

http://waralbum.ru
Дети водят хоровод на фоне аэростатов в Москве 1941-го

 

Борис Пастернак
Страшная сказка

Все переменится вокруг.
Отстроится столица.
Детей разбуженных испуг
Вовеки не простится.

Не сможет позабыться страх,
Изборождавший лица.
Сторицей должен будет враг
За это поплатиться.

Запомнится его обстрел.
Сполна зачтется время,
Когда он делал, что хотел,
Как Ирод в Вифлееме.

Настанет новый, лучший век.
Исчезнут очевидцы.
Мученья маленьких калек
Не смогут позабыться.

1941

 

Борис Слуцкий
«Есть!»

Я не раз, и не два, и не двадцать
слышал, как посылают на смерть,
слышал, как на приказ собираться
отвечают коротеньким «Есть!».

«Есть!», — в ушах односложно звучало,
долгим эхом звучало в ушах,
подводило черту и кончало:
человек делал шаг.

Но ни разу про Долг и про Веру,
про Отечество, Совесть и Честь
ни солдаты и ни офицеры
не добавили к этому «Есть!»

С неболтливым сознанием долга,
молча помня Отчизну свою,
жили славно, счастливо и долго
или вмиг погибали в бою.

 

http://waralbum.ru Дети бегут по дороге за танком Т-34 под Сталинградом

Константин Симонов
Родина

Касаясь трех великих океанов,
Она лежит, раскинув города,
Покрыта сеткою меридианов,
Непобедима, широка, горда.

Но в час, когда последняя граната
Уже занесена в твоей руке
И в краткий миг припомнить разом надо
Все, что у нас осталось вдалеке,

Ты вспоминаешь не страну большую,
Какую ты изъездил и узнал,
Ты вспоминаешь родину — такую,
Какой ее ты в детстве увидал.

Клочок земли, припавший к трем березам,
Далекую дорогу за леском,
Речонку со скрипучим перевозом,
Песчаный берег с низким ивняком.

Вот где нам посчастливилось родиться,
Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли
Ту горсть земли, которая годится,
Чтоб видеть в ней приметы всей земли.

Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,
Да, можно голодать и холодать,
Идти на смерть… Но эти три березы
При жизни никому нельзя отдать.

1941

 

Алексей Сурков
Бьется в тесной печурке огонь…

Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой.

Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти — четыре шага.

Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От моей негасимой любви.

1941

 

http://waralbum.ru Эвакуация яслей и детских садов из Сталинграда

Анна Ахматова
Мужество

Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова,
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки!

1942

 www.youtube.com/watch

Владимир Высоцкий
Он не вернулся из боя

Почему все не так? Вроде все как всегда:
То же небо — опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.

Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас,
Когда он не вернулся из боя.

Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал,
А вчера не вернулся из боя.

То, что пусто теперь, — не про то разговор,
Вдруг заметил я — нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.

Нынче вырвалась, будто из плена, весна,
По ошибке окликнул его я:
— Друг, оставь покурить! — А в ответ — тишина:
Он вчера не вернулся из боя.

Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие — как часовые.
Отражается небо в лесу, как в воде,
И деревья стоят голубые.

Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло для обоих.
Все теперь одному. Только кажется мне,
Это я не вернулся из боя.

1969

 

http://waralbum.ru
Юный курьер повстанцев переходит улицу в северной части центра Варшавы

 

Михаил Исаковский
Куда б ни шёл, ни ехал ты…

Куда б ни шёл, ни ехал ты,
Но здесь остановись,
Могиле этой дорогой
Всем сердцем поклонись.

Кто б ни был ты —
Рыбак, шахтёр,
Учёный иль пастух, —
Навек запомни: здесь лежит
Твой самый лучший друг.

И для тебя, и для меня
Он сделал все, что мог:
Себя в бою не пожалел,
А Родину сберег.

1957

 

Юрий Воронов
Опять война…

Опять война,
Опять блокада…
А может, нам о них забыть?
Я слышу иногда:
«Не надо,
Не надо раны бередить».
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне
И о блокаде пролистали
Стихов достаточно вполне.
И может показаться:
Правы
И убедительны слова.
Но даже если это правда,
Такая правда —
Не права!
Чтоб снова
На земной планете
Не повторилось той зимы,
Нам нужно,
Чтобы наши дети
Об этом помнили,
Как мы!
Я не напрасно беспокоюсь,
Чтоб не забылась та война:
Ведь эта память — наша совесть.
Она,
Как сила, нам нужна…

 

http://waralbum.ru
Дети на брошенной немецкой САУ «Jagdtiger»

 

Вероника Тушнова
Кукла

Много нынче в памяти потухло,
а живет безделица, пустяк:
девочкой потерянная кукла
на железных скрещенных путях.

Над платформой пар от паровозов
низко плыл, в равнину уходя…
Теплый дождь шушукался в березах,
но никто не замечал дождя.

Эшелоны шли тогда к востоку,
молча шли, без света и воды,
полные внезапной и жестокой,
горькой человеческой беды.

Девочка кричала и просила
и рвалась из материнских рук,—
показалась ей такой красивой
и желанной эта кукла вдруг.

Но никто не подал ей игрушки,
и толпа, к посадке торопясь,
куклу затоптала у теплушки
в жидкую струящуюся грязь.

Маленькая смерти не поверит,
и разлуки не поймет она…
Так хоть этой крохотной потерей
дотянулась до нее война.

Некуда от странной мысли деться:
это не игрушка, не пустяк,—
это, может быть, обломок детства
на железных скрещенных путях.

1943

 

Вадим Шефнер
Военные сны

Нам снится не то, что хочется нам,-
Нам снится то, что хочется снам.
На нас до сих пор военные сны,
Как пулеметы, наведены.

И снятся пожары тем, кто ослеп,
И сытому снится блокадный хлеб.

И те, от кого мы вестей не ждем,
Во сне к нам запросто входят в дом.

Входят друзья предвоенных лет,
Не зная, что их на свете нет.

И снаряд, от которого случай спас,
Осколком во сне настигает нас.

И, вздрогнув, мы долго лежим во мгле,-
Меж явью и сном, на ничьей земле,
И дышится трудно, и ночь длинна…
Камнем на сердце лежит война.

1966

 

На заставке фрагмент фото Девочка с кошкой возле разрушенного дома в Смоленской области, сайт http://waralbum.ru

 Судьба первая. Оля.

Она жила на Орловщине, в большом колхозном селе, в семье простого сельского труженика. Когда пришли немцы, крепкую избу Олиной мамы отобрали под комендатуру. Старших братьев забрали на принудительные работы — батрачить в Германию. 

Женщин и малолетних детей загнали жить в старый погреб, где раньше хранилась картошка. Держали в страхе, грозили расстрелом за любое неосторожное слово, за каждый шаг по горящей под ногами оккупантов земле. А когда к селу подкатилось наступление Красной армии, немцы выгнали всех уцелевших жителей на околицу и живым щитом заслонились от артобстрела. Как тогда удалось девочке уцелеть — один Бог ведает...

Олин отец погиб на фронте. Сгинул в германской неволе старший брат. А после войны Ольга Соловьевапереехала в Подмосковье. Работала на строительстве, потом долго трудилась корректором в ВИНИТИ. Ветеран труда.

Судьба вторая. Зина.

Девочка пришла в этот мир на втором году войны. Старшие братья воевали. Отец-колхозник на фронт не попал, но и дома не остался: ему, пастуху, выпало перегонять подальше от военных бед главное богатство селянина — молочную скотину. Собрал гурт буренушек и ушел, оставив хозяйство на плечи молодой жены с тремя малышами. А через несколько дней на хутор ворвались немцы.

Зинину маму с грудной малышкой на руках перегнали под конвоем в концентрационный лагерь. Детская память немногое сохранила, но голод, долгий и страшный путь, лай конвойных овчарок — это не забывается, даже если ребенку и года нет. Невероятными усилиями удалось женщине сохранить жизнь своей маленькой дочери. А потом, слава Богу, о лагере узнали партизаны. С боем вызволили узников, укрыли в земляном городке в глухих лесах, отогрели, накормили из последних запасов. Опоздай партизанский отряд с атакой хоть на пару дней — большинство маленьких детей так и умерли бы в холодном лагерном бараке...

Потом был путь домой — долгий путь пешком по разбитым дорогам войны, с обстрелами и налетами, с новыми лишениями и тревогами. И все же это был радостный путь. После победы вернулись живыми отец и братья. После окончания школы Зинаида Чертович училась в техникуме, работала на производстве. Двадцать лет — инженером на ВИНИТИ. Ветеран труда.

Судьба третья. Маруся.

В год, когда началась война, смоленской школьнице было шестнадцать. При оккупации юная девушка попала в списки тех, кого захватчики планировали перегнать в Германию и отдать в качестве рабов сельским хозяевам. Вместе с сотней других подростков-пленников Маша шла под конвоем от Смоленска до Бобруйска. В пути ребят заставляли рыть укрепления, ночевать на голой земле. Били батогами. Кормили гнилыми сухарями, за любую попытку побега — безжалостно расстреливали. 

В Бобруйске колонну ждал эшелон с «телячьими» вагонами, а потом — германские хутора и фермы, фабрики и концлагеря, голод и унижения, непосильный труд и лагерные эпидемии... И длилась эта каторга без вины - ужасно сказать — три с половиной года!

После освобождения Мария Горбунова выучилась, много лет проработала на заводе в Москве, вышла замуж, вырастила двоих дочерей, есть внуки.

Судьба четвертая. Люся.

Девочке из города Пушкина под Ленинградом было восемь лет, когда началась война. В августе 1941 года семью пытались вывезти в эвакуацию, но поезд попал под бомбежку. Пришлось вернуться домой — и попасть как раз на острие одного из векторов германского наступления. Захваченную в плен семью вместе с детьми сначала перевезли в Латвию, в Резекне, а потом — в Литву, на помещичью мызу. И Люда вместе с родными батрачила на немецкого хозяина до тех пор, пока в сентябре сорок четвертого не была освобождена наступающими советскими войсками.

Людмила Мажева окончила после войны школу, работала в Ленинграде. Есть сыновья и внуки.

Судьба пятая. Нина.

Ниночке из Брянской области было всего три с половиной года, когда началась война... Немцы заживо сожгли маму, угнали на каторгу отца, малолетние дети остались на руках у бабушки. А потом были лагеря — пересыльные и каторжные, голод и страх... Чужие люди не дали пропасть. 

Домой Нина Рачкова вернулась только в сорок шестом. Училась сначала в техникуме, потом в Политехническом институте. Прошла трудовой путь от разнорабочей до начальника ОТК крупного столичного завода. Ветеран труда.

Судьба шестая. Анечка.

Ане из села Троицкое Калужской области было в сорок первом одиннадцать лет. В сорок втором жителей оккупированного села согнали в холода в огромный сарай и несколько недель продержали под дулами автоматов. От голода и холода люди стали умирать. Первыми — дети... Немцы ждали, чтобы все, кто послабее, сами отдали концы, а остальных готовили к отправке в Германию — на каторжный труд. Но этим планам не суждено было сбыться: поселок был освобожден солдатами Красной армии.

Анна Родкина после войны трудилась всю жизнь — и на селе, и на одном из столичных заводов. Воспитала дочь и сына, внуков, есть правнучка. Ветеран труда.

Судьба седьмая. Ася.

Она родилась под Псковом. Отец воевал. В сорок первом, когда пришли оккупанты, старшую сестру угнали в Освенцим. А девочка с родными за связь с партизанским отрядом прошла лагеря в Литве, непосильную работу на немецкого барина, глухую нищету. Как выжила — до сих пор удивляется сама. 

После освобождения Ася с сестренкой пешком отправились домой — без денег, без теплой одежды. Пришлось и побираться, и подрабатывать по дороге. Да многое ли могут две обессиленные, изголодавшиеся девчонки?.. Потом попала в детский дом. Сестра, уже почти взрослая, пошла на работу, забрала младшую к себе.

После войны Анна Пелевина работала библиотекарем в школе № 20 города Люберцы. Ветеран труда.

Судьба восьмая. Галя.

Галя родом из Наро-Фоминска. Когда началась война, ей не было и четырех лет. Отец ушел на фронт. От немецкого наступления мать с малолетними детьми пыталась пешком уйти в эвакуацию, но «блицкриг» на бронированных машинах опередил: в деревне Редькино семья попала в плен. 

С колонной таких же горемык отправилась Галя на немецкую каторгу. От деревни к деревне, босиком, под треск автоматных очередей над головой и хриплый лай свирепых конвойных собак. Маленькая была, но помнит: боялась упасть от усталости. Тех, кто не мог идти дальше, немцы нести не позволяли, убивали сразу...

Под Калугой пленных отбили бойцы Красной Армии. И дальше была обыкновенная трудовая жизнь: школа, фабрика, сорок лет труда ткачихой... Ветеран труда Галина Барышева гордится своей судьбой: все вынесла, все пережила, хорошим человеком осталась, вырастила детей и внуков.

Судьба восьмая. Нина.

Свое детство она считает... счастливым. Большая дружная семья, крепкое хозяйство, мама, папа, трое ребятишек. Все в одночасье разрушила война. Четырехлетняя Нина помнит, как ввалился в село карательный отряд, как запылали избы, как прикладами затолкали в колхозный сарай с плугами да сохами односельчан... Расстреляют? Сожгут? Слава Богу, оказался среди полицаев человек, помогавший партизанам, выпустил пленников живыми. Но оккупация, казалось, надолго: все население маленькой деревни, в которой остались по военным временам лишь бабы да ребятишки, погрузили в товарный вагон, повезли куда-то под захваченное Молодечно — в концлагерь.

Взрослых гоняли на каторжные работы. У малышей качали кровь — для немецких раненых. Нинина мама, сама изнемогая впроголодь, последним куском пайкового сухаря, последней ложкой брюквенного жиденького супа поддерживала жизнь своих детей. И спасла — несмотря ни на что...

Нина Белоусова вернулась из плена в сорок пятом. Училась в Москве. Потом, как у всех — долгая трудовая биография, семья и большая общественная работа. Вот уже четырнадцать лет Нина Федоровна возглавляет организацию бывших узников фашизма...

Сегодня все эти женщины - активные участницы подмосковного общественного движения  «Дети войны. Память». Они собрали свои детские воспоминания в литературно-публицистический сборник «Несломленные» и опубликовали эту книгу - чтобы никогда не повторилась трагедия военного детства, беды и неволи. Руками этих женщин в городе Люберцы создан уникальный народный музей военного детства.

На снимке: Чествование детей войны в г. Люберцы. 9 мая 2015 г.https://polkrf.ru/news/286/deti_voynyi_vosem_sudeb

В ЗЕМЛЯНКЕ
Музыка К. Листова, слова А. Суркова

Размер 3 / 8 Am Dm6 Dm E7 Am
Бьется в тесной пе- чур- ке о- гонь,
G7 C Fm6 C
На по- леньях смо- ла, как сле- за.
A7 Dm Am
И по- ет мне в землянке гар- монь
E7 Am
Про у- лыбку твою и гла- за.
G7 C
Про те- бя мне шептали ку- сты
G7 C
В бело- снежных полях под Мо- сквой.
A7 Dm Dm6 Am
Я хо чу, чтобы слышала ты,
E7 Am
Как то- скует мой голос жи- вой.


Бьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза.

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой.

Я хочу, чтобы слышала ты,

Как тоскует мой голос живой.

Ты сейчас далеко, далеко,

Между нами снега и снега...

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти — четыре шага.

Пой, гармоника, вьюге назло,

Заплутавшее счастье зови!

Мне в холодной землянке тепло

От моей негасимой любви.

1942

Последние две строчки повторяются два раза
История создания песни "В землянке"

Эта песня сразу же, безоговорочно была принята — и сердцем солдата, и сердцами тех, кто его ждал. А ведь стихотворение, из которого она родилась, появилось в общем-то случайно, даже в печать не предназначалось. Просто поэт Алексей Сурков написал жене с фронта шестнадцать «домашних» строк. Написал в сорок первом, в конце ноября, под Истрой, после очень трудного дня, когда пришлось пробиваться из окружения со штабом одного из гвардейских полков.

Так бы и остались эти стихи частью письма, если бы в феврале сорок второго не пришел во фронтовую редакцию композитор Константин Листов и не стал просить «чего-нибудь, на что можно написать песню». «Чего-нибудь» не оказалось. И тут Сурков, на счастье, вспомнил о стихах, отправленных домой, разыскал их в блокноте и, переписав начисто, отдал Листову, будучи вполне уверенным в том, что, хотя свою товарищескую совесть он и очистил, но песни из этого абсолютно лирического стихотворения не выйдет. Листов пробежал глазами по строчкам, промычал под нос что-то неопределенное и ушел.

Через неделю он вновь появился в редакции, попросил у фотографа Миши Савина гитару и запел:

Бьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза.

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза.

Все свободные от работы по выпуску номера слушали, затаив дыхание. А когда Листов ушел, Савин попросил у Суркова текст и, аккомпанируя себе на гитаре, спел новую песню. И сразу стало очевидно, что песня «пойдет»,— ведь «обыкновенный потребитель музыки» запомнил мелодию с первого же исполнения.

Песня действительно «пошла». По всем фронтам — от Севастополя до Ленинграда и Полярного. Правда, некоторым блюстителям фронтовой нравственности показалось, что строки: «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти — четыре шага» — упаднические, «разоружающие». Просили и даже требовали про смерть вычеркнуть или отодвинуть ее от окопа подальше. Но портить песню было уже поздно, она «пошла»... О том, что с ней «мудрят», дознались на фронте, и однажды Сурков получил письмо от шести танкистов-гвардейцев. Танкисты писали: «Мы слышали, что кому-то не нравится строчка «до смерти четыре шага». Напишите для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть, мы-то ведь знаем, сколько шагов до нее, до смерти».

И еще был такой случай, о котором вспоминает Ольга Берггольц. Как-то пришла она на крейсер «Киров». В кают-компании офицеры слушали радиопередачу, и вдруг прозвучала «Землянка» с «улучшенным» вариантом текста. Раздались возгласы протеста, и, выключив репродуктор, люди демонстративно трижды спели песню так, как пели ее и раньше.

Конечно же, сугубо личные строки Суркова совсем не случайно стали популярнейшей песней войны, одной из наивысших лирических удач всей фронтовой поэзии. Уже с первых дней Великой Отечественной поэт почувствовал: солдатское сердце ищет не только лозунга и призыва, но и ласкового, тихого слова, чтобы разрядиться от перегрузки всем тем страшным, что на него обрушила жестокая действительность. Не случайно же рядом с коваными строками: «Идет война народная, священная война» — в солдатском сердце жила в общем-то не очень искусная песенка про синий платочек. И поэт откликнулся на этот зов сердца. Но есть еще один секрет исключительной душевной приязни миллионов бойцов к таким стихам, как симоновское «Жди меня», к таким песням, как сурковская «Землянка». Этот секрет — в абсолютной доверительности лирической исповеди, которая притягивала миллионы сердец, целиком принимающих строки песни как выражение собственных чувств — самых затаенных и самых святых:

Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой.

Я хочу, чтобы слышала ты,

Как тоскует мой голос живой.

Люди воспринимали не только смысл стихотворения, но и весь вложенный в него жар сердца, пульсацию крови, волнение, надежду, любовь...

Вот почему если бывшие фронтовики поют про землянку, то даже сегодня они не жалеют для этой песни сердца и не стыдятся слез.

Л. Сидоровский. «Бьется в тесной печурке огонь…».
«И только потому мы победили…» М. 1985
norma40.ru›chd/v-zemlyanke.htm 

Он не вернулся из боя


Почему всё не так? Вроде — всё как всегда:
То же небо — опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода...
Только — он не вернулся из боя.

Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас —
Когда он не вернулся из боя.

Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал,
он с восходом вставал, —
А вчера не вернулся из боя.

То, что пусто теперь, — не про то разговор:
Вдруг заметил я — нас было двое...
Для меня — будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.

Нынче вырвалось, будто из плена весна, —
По ошибке окликнул его я:
"Друг, оставь покурить!" А в ответ — тишина:
Он вчера не вернулся из боя.

Наши мёртвые нас не оставят в беде,
Наши павшие — как часовые...
Отражается небо в лесу, как в воде, —
И деревья стоят голубые.

Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло — для обоих...
Всё теперь — одному. Только кажется мне —
Это я не вернулся из боя.

1969.vysotskiy.lit-info.ru›vysotskiy/stihi/301.htm 

Автор: Протоиерей Андрей Логвинов

Они опалились войной,
А были почти что мальчишки.
И мир защищая земной,
Познали Завет не из книжки.
Порой не носили креста
И древних молитв не учили,
Но вечную жизнь от Христа,
Как орден они получили.
Художник Алексей Калинин. Отечество.happy-school.ru 

Письмо к Богу. письмо Солдата
Синяя Гусеница
Он не утешал себя тем, что будет скоро прахом, атомами, и взойдет в траве,
что будет жить в своих детях, а если их нет, то в образе подобных себе...
Почувствовав в себе бессмертное сердце, он написал с детской верой Богу!
Просто, как пионер, как отпрыск тех, кому внушали, что Бог - это вымысел попов.
Но сердце не обманешь... звезды и ночное небо не обманули как люди,
душа, забитая хламом земных учений людского социума, прорвалась к Свету...




Зайцев Александр

…В простреленной шинели русского солдата Александра Зайцева,
погибшего в годы Великой Отечественной войны, было найдено его последнее в земной жизни,
прощальное письмо. Не к родным и близким обращено оно, а к Всемогущему Богу,
в Которого свято уверовал воин в свой предсмертный час.


Послушай, Бог… Еще ни разу в жизни
с Тобой не говорил я, но сегодня
мне хочется приветствовать Тебя.
Ты знаешь, с детских лет мне говорили,
что нет Тебя. И я, дурак, поверил.
Твоих я никогда не созерцал творений.
И вот сегодня ночью я смотрел
из кратера, что выбила граната,
на небо звездное, что было надо мной.
Я понял вдруг, любуясь мирозданьем,
каким жестоким может быть обман.
Не знаю, Боже, дашь ли Ты мне руку,
но я Тебе скажу, и Ты меня поймешь:
не странно ль, что средь ужасающего ада
мне вдруг открылся свет и я узнал Тебя?
А кроме этого мне нечего сказать,
вот только, что я рад, что я Тебя узнал.
На полночь мы назначены в атаку,
но мне не страшно: Ты на нас глядишь…
Сигнал. Ну что ж? Я должен отправляться.
Мне было хорошо с Тобой. Еще хочу сказать,
что, как Ты знаешь, битва будет злая,
и, может, ночью же к Тебе я постучусь.
И вот, хоть до сих пор Тебе я не был другом,
позволишь ли Ты мне войти, когда приду?
Но, кажется, я плачу. Боже мой, Ты видишь,
со мной случилось то, что нынче я прозрел.
Прощай, мой Бог, иду. И вряд ли уж вернусь.
 Как странно, но теперь я смерти не боюсь.stihi.ru›2011/05/07/4946 

Любовь русского солдата .В глухом лесу под Вязьмой был найден вросший в землю танк. Когда машину вскрыли, на месте механика-водителя обнаружили останки младшего лейтенанта-танкиста. В его планшетке лежали фотография любимой девушки и неотправленное письмо:a href='http://pravznak.msk.ru/uploads_user/53386000/53385787/245129.jpg'> В глухом лесу под Вязьмой был найден вросший в землю танк. Когда машину вскрыли, на месте механика-водителя обнаружили останки младшего лейтенанта-танкиста."Здравствуй, моя Варя!Нет, не встретимся мы с тобой.Вчера мы в полдень громили еще одну гитлеровскую колонну. Фашистский снаряд пробил боковую броню и разорвался внутри. Пока уводил я машину в лес, Василий умер. Рана моя жестока.Похоронил я Василия Орлова в березовой роще. В ней было светло. Василий умер, не успев сказать мне ни единого слова, ничего не передал своей красивой Зое и беловолосой Машеньке, похожей на одуванчик в пуху.Вот так из трех танкистов остался один.В сутемени въехал я в лес. Ночь прошла в муках, потеряно много крови. Сейчас почему-то боль, прожигающая всю грудь, улеглась и на душе тихо. Очень обидно, что мы не всё сделали. Но мы сделали всё, что смогли. Наши товарищи погонят врага, который не должен ходить по нашим полям и лесам. Никогда я не прожил бы жизнь так, если бы не ты, Варя. Ты помогала мне всегда: на Халхин-Голе и здесь. Наверное, все-таки, кто любит, тот добрее к людям. Спасибо тебе, родная! Человек стареет, а небо вечно молодое, как твои глаза, в которые только смотреть да любоваться. Они никогда не постареют, не поблекнут.Пройдет время, люди залечат раны, люди построят новые города, вырастят новые сады. Наступит другая жизнь, другие песни будут петь. Но никогда не забывайте песню про нас, про трех танкистов.У тебя будут расти красивые дети, ты еще будешь любить.А я счастлив, что ухожу от вас с великой любовью к тебе. Твой Иван Колосов.25 октября 1941 г".Иван Колосов.realove.ru››…Любовь русского солдата…