Русский полтергейст (Рассказы священника)
«У каждого дела нужно видеть конец,
чтобы понять его смысл»
... А вот еще был случай. Окончилась служба, выхожу я, как обычно,
из алтаря. Одна
знакомая прихожанка, опережая других, вцепляется в меня:
—У моих знакомых появился полтергейст! Не могли бы Вы его изгнать?
Обыденно так говорит, словно о самом заурядном деле.
Не знаю, что и ответить прихожанке нашей. Валентина ее зовут. Бесов нам
заповедано изгонять, но о «полтергейстах» ничего не сказано. Встречаться
с таким явлением мне еще не приходилось, как быть, не знаю.
— Наверное, квартиру освятить ваши знакомые хотят?— нашел выход из
положения. — Ну, да!— просияла Валентина. Батюшка оказался догадливым.
Машина нас уже ждала. Хитруля эта Валентина: «Можно ли?» А у самой
машина за углом с шофером и разогретым мотором.
Не заметил, как сели: все мигом. Помчались.
Словно выхватил кто из храма. Обычно после службы и за час до сторожки
не дойдешь, не присядешь, ничего в рот не возьмешь, пока всех
нуждающихся не выслушаешь, не благословишь. А тут и
моргнуть не успел, только сизый дымок завивается сзади
кучерявым хвостиком.
Шофер оказался хозяином квартиры, Феликсом Арнольдовичем.
Судя по его виду, был он из новых «крутых». Стал он мне рассказывать
о своей необычной квартире. Полтергейст, который в ней появился,
оказался шкодником с фантазией. Да никакой не полтергейст, а
самый обыкновенный гаденыш, как я сразу стал называть по-русски,
бес. Нет, он ничего не поджигал, стулья не ломал. Просто пугал хозяев.
Только лягут они спать, как с кухни послышится разговор. Женский голос
и мужской. Сначала тихо говорят, потом все громче, и доходят до
скандала. Кричат, ногами топают. И пока не выйдешь к ним — не утихнут.
О чем говорят, нельзя разобрать. Говор свой, русский, но язык
какой-то иностранный. Только отдельные слова
слышны, да и то — матерные. Мат и есть самый настоящий бесовский
язык. Напрасно филологи ищут его корни в языках разных народов.
Так вот, сидят те бесы на кухне и говорят, ругаются на своем языке. А
если подходят к ним по коридору, то женский голос: «Стой!» —
приказывает! Когда первый раз такое услышали, так напугались, что
прямо ночью бежать из квартиры хотели.
— Это же бесы,— говорю водителю. — Что ж, Вам виднее, это по
Вашей части.
Разговор прервался. Видно было, что Феликс Арнольдович с таким
определением не согласен, но в спор вступать не хочет.
Кроме мата, понятно было из бесовского разговора, как называли они
друг друга по имени.
— Филли,— пронзительно кричала гадина.
— Милли,— мужским голосом отвечал гад.
Вот кто смущал наших деловых людей. Вот кто воспитывал
их по своему
образу и подобию и охотился на них. Феликс Арнольдович
оказался одним
из директоров очень известной фирмы. Так что не будем
ее упоминать
здесь. Жили гады в квартире больше года. То пропадали, то внезапно
появлялись вновь. Осмелели и привыкли к хозяевам, шумели и при
гостях. Однажды, когда гости сидели за столом, под дверями
кто-то явственно
стал чесаться, словно пес шелудивый.
—Собачку завели?— спросила Майя — молодая эффектная секретарша
их фирмы. Одевалась она, как фотомодель. Все замерли.
Дверь комнаты приоткрылась, и из коридора пахнуло запахом
хлева. Хозяйка
(ее звали Алиса Марковна, потом мы с ней познакомились) взяла на себя
смелость объяснить гостям, что это такое. Слово «полтергейст» звучало
очень прилично. Гости с удовольствием приняли игру в Филли и Милли.
Выйти
к ним решилась та самая фотомодель. Перед тем как выйти в коридор,
она игриво
оглянулась на шефа.
Вернулась она. С того дня положил шеф на секретаршу глаз, то есть зашла
в него блудная страсть. Да и сама фотомодель изменилась. Словно
колдовскими чарами облили ее. Стала привораживать к фирме выгодных
клиентов, за полгода удесятерился оборот. Майя получила от шефа в
подарок
новую квартиру и машину. Квартира стала популярной. Шеф частенько
заглядывал сюда, и не один, а с друзьями-клиентами. Филли и Милли, как
правило, не подводили. У них даже о делах что-то спрашивали иногда, но
слушались гады только Майю.
И стала фирма процветать. А Майя стала незаурядным орудием
гаденышей. Квартира, которую мне предстояло освятить, оказалась
богатой. Не квартира — антикварный магазин. Оставил в сторону всякую
дипломатию:
— Хотите избавиться от своих бесов?
Хозяйка квартиры, женщина средних лет, встретила меня, обвешанная
брильянтами, как елка. На мой вопрос вспыхнул, а она всеми своими
блестками и как крикнет:
— Нет, это не бесы!!!
— Ну, тогда и говорить не о чем.
Алиса Марковна покраснела. Наверное, впервые после начала
перестройки. Некогда было краснеть, надо было хапать да хапать.
— Извините, отец А., за резкость, я прошу вас освятить квартиру, мы
недавно
сделали ремонт,— быстро отчеканила она.
— Бог простит, а вы меня простите,— отвечаю с поклоном. И
продолжаю их испытывать дальше.
— В чине освящения содержатся заклинательные молитвы, для всякой
нечистой силы отгнательные. При освящении дома мы просим Самого
Спасителя
войти в наш дом и жить с нами, как вошел Он под сень Закхея
мытаря. Если
вы не
хотите этого, не стоит и начинать.
Алиса Марковна позвала на помощь мужа.
—Так быстро! Все готово?— воскликнул он, не разобравшись, что
к чему,— больше
не будет Милли кусаться теперь?
По лицу Алисы я понял, что он сказал больше, чем было нужно. Ее
рука была
забинтована. На днях она пошла на кухню — пренебрегла Миллиным
«Стой!», и когда
открывала дверь — почувствовала сильнейшую боль в указательном
пальце на
правой руке. Он был прокушен до кости, и даже следы виднелись от
двух тонких
клыков... — Да, вот такие дела, Милли ревнует к Майе и ко всем
бабам,— не
унимался хозяин. Меня он совсем не стеснялся. От него так и несло
цинизмом.
Я хорошо представлял себе его шикарный офис, с круглосуточной
охраной, хотя
никогда там не бывал. Каждый день к ним приносят письма из
бедствующих
приходов и обителей.
За свойски-похабным тоном Феликса читался приблизительно
такой подтекст:
—Если б я захотел, я бы этому отцу весь храм облезлый
вызолотил изнутри
и снаружи. Но пусть он мне послужит сначала, пусть поклонится
мне, а потом
уж... покуражившись... и видно будет.
Да, храм мой тогда был в плачевном виде. Руины, а не храм.
Итак, бес не только прельщал и пугал, но теперь уже покушался на живую
плоть, которой сам был лишен. Это был серьезный знак. Какую власть он
взял! Это был знак не только им, но и мне, всем нам — христианам
православным. Еще немного времени пройдет — и воплотится сын
беззакония, настолько полно люди предались в его волю.
Феликс и Алиса, конечно, понимали, кого они в моем лице призывали на
помощь. Они сами себя обманывали, когда объясняли аномалии в
своей квартире стертым современным сленгом «полтергейст».
Алиса быстро взяла себя в руки, все-таки это была деловая, коммерческая
женщина: «Злых духов нам не надо,—как бы подвела она мирные условия,
—если это злое — пусть уходит».
Я всегда поражаюсь практичности новых русских людей.
Уважаю их за деловитость. Хотя и служат они не Богу, а маммоне, но
если обратить их, они свою практичность природную, разумность
принесут и в служение Богу. Именно меня, православного батюшку,
пригласили они. Только на первый взгляд они казались невеждами в
религии. На самом деле интуитивно чувствовали, за кем стоит реальная
сила. Силу они и призывали. И искали самого эффективного средства.
Поэтому и привезли они к себе домой православного священника.
Вопрос только в том, что перевесит: разумность, в которой скрыт образ
Божий, или ненасытная жадность князя мира сего. Разумность диктовала
умеренность, следование правилам жизни, подталкивала к традициям —
храму, добродетели. В этом была их жизнь, их будущее. Жадность
звала на риск, на обман, потакала самым необузданным страстям, льстила
самолюбию. Это была их смерть.
—Что ж, такой богатый дом, а иконочки не найдется,— заметил я.
Иконы нашлись. Не простые, а XVI века, строгановского письма. Что ж,
перекрестился, похвалил иконы, да начал готовиться к освящению.
Кадило возжигаю, облачаюсь.
— Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков!
— А-а-аминь,— откликнулась Валентина.
И тут же в коридоре как завизжит кто-то, словно ошпаренный. Да, такой визг
не могло бы издать ни одно существо мира. Это был голос самого ада —
противника твари и Творца.
Помолчали мы, пока брезгливость не прошла, и продолжили петь
потихонечку,
устремив мысли к Богу. А гаденыши так и визжали, пока мы молились. Пели
тихо, голоса не повышали. Хозяев квартиры было жалко. Заложить душу
дьяволу...
Начал я помазывать стены елеем, кропить кругом святой водой, и при
каждом
кроплении — визги, да на два голоса. Смотрю — и Алиса, и Феликс — оба в
обморочном состоянии. Я и их окропил.
Вздрогнули они от святой воды, что-то рвалось из них. Но люди
оказались «крепкими», сдержались. Далеки они были от покаяния.
С молитвой, с кадилом, со святой водичкой прошли по всей квартире,
и к двери. Никто не провожал... И побрели мы с Валентиной к метро.
У каждого дела нужно видеть конец, чтобы понять его смысл. Бесы из
квартиры с того дня ушли. Стало тихо. А через год Валентина принесла
весть: Феликса Арнольдовича застрелили в подъезде, Майя разбилась
на новой машине, Алиса в сумасшедшем доме, всем известная фирма
обанкротилась.
Жадность все же победила, а как жалко. В их собственной квартире
Господь явил великое чудо. Он выгнал бесов, готовых вцепиться
в глотки.
И как долготерпелив Господь! Сколько времени им было дано, чтобы
образумиться, — целый год! Но они даже не улучили минуточку, чтобы
придти ко мне в храм, поблагодарить Бога, внести, может быть, свою
лепту.
Бесы ушли из квартиры, но нашли их души. Коммерсанты не захотели
расставаться с гадством — и расстались со всем, что у них было. Даже
с собственной жизнью.
Записал Л.Алабин, газета «Православная Москва»