Православные рассказы

Русский полтергейст (Рассказы священника)

«У каждого дела нужно видеть конец,

чтобы понять его смысл»

... А вот еще был случай. Окончилась служба, выхожу я, как обычно,

из алтаря. Одна

знакомая прихожанка, опережая других, вцепляется в меня:

—У моих знакомых появился полтергейст! Не могли бы Вы его изгнать?

Обыденно так говорит, словно о самом заурядном деле.

Не знаю, что и ответить прихожанке нашей. Валентина ее зовут. Бесов нам

заповедано изгонять, но о «полтергейстах» ничего не сказано. Встречаться

с таким явлением мне еще не приходилось, как быть, не знаю.

— Наверное, квартиру освятить ваши знакомые хотят?— нашел выход из

положения. — Ну, да!— просияла Валентина. Батюшка оказался догадливым.

Машина нас уже ждала. Хитруля эта Валентина: «Можно ли?» А у самой

машина за углом с шофером и разогретым мотором.

Не заметил, как сели: все мигом. Помчались.

Словно выхватил кто из храма. Обычно после службы и за час до сторожки

не дойдешь, не присядешь, ничего в рот не возьмешь, пока всех

нуждающихся не выслушаешь, не благословишь. А тут и

моргнуть не успел, только сизый дымок завивается сзади

кучерявым хвостиком.

Шофер оказался хозяином квартиры, Феликсом Арнольдовичем.

Судя по его виду, был он из новых «крутых». Стал он мне рассказывать

о своей необычной квартире. Полтергейст, который в ней появился,

оказался шкодником с фантазией. Да никакой не полтергейст, а

самый обыкновенный гаденыш, как я сразу стал называть по-русски,

бес. Нет, он ничего не поджигал, стулья не ломал. Просто пугал хозяев.

Только лягут они спать, как с кухни послышится разговор. Женский голос

и мужской. Сначала тихо говорят, потом все громче, и доходят до

скандала. Кричат, ногами топают. И пока не выйдешь к ним — не утихнут.

О чем говорят, нельзя разобрать. Говор свой, русский, но язык

какой-то иностранный. Только отдельные слова

слышны, да и то — матерные. Мат и есть самый настоящий бесовский

язык. Напрасно филологи ищут его корни в языках разных народов.

Так вот, сидят те бесы на кухне и говорят, ругаются на своем языке. А

если подходят к ним по коридору, то женский голос: «Стой!» —

приказывает! Когда первый раз такое услышали, так напугались, что

прямо ночью бежать из квартиры хотели.

— Это же бесы,— говорю водителю. — Что ж, Вам виднее, это по

Вашей части.

Разговор прервался. Видно было, что Феликс Арнольдович с таким

определением не согласен, но в спор вступать не хочет.

Кроме мата, понятно было из бесовского разговора, как называли они

друг друга по имени.

— Филли,— пронзительно кричала гадина.

— Милли,— мужским голосом отвечал гад.

Вот кто смущал наших деловых людей. Вот кто воспитывал

их по своему

образу и подобию и охотился на них. Феликс Арнольдович

оказался одним

из директоров очень известной фирмы. Так что не будем

ее упоминать

здесь. Жили гады в квартире больше года. То пропадали, то внезапно

появлялись вновь. Осмелели и привыкли к хозяевам, шумели и при

гостях. Однажды, когда гости сидели за столом, под дверями

кто-то явственно

стал чесаться, словно пес шелудивый.

—Собачку завели?— спросила Майя — молодая эффектная секретарша

их фирмы. Одевалась она, как фотомодель. Все замерли.

Дверь комнаты приоткрылась, и из коридора пахнуло запахом

хлева. Хозяйка

(ее звали Алиса Марковна, потом мы с ней познакомились) взяла на себя

смелость объяснить гостям, что это такое. Слово «полтергейст» звучало

очень прилично. Гости с удовольствием приняли игру в Филли и Милли.

Выйти

к ним решилась та самая фотомодель. Перед тем как выйти в коридор,

она игриво

оглянулась на шефа.

Вернулась она. С того дня положил шеф на секретаршу глаз, то есть зашла

в него блудная страсть. Да и сама фотомодель изменилась. Словно

колдовскими чарами облили ее. Стала привораживать к фирме выгодных

клиентов, за полгода удесятерился оборот. Майя получила от шефа в

подарок

новую квартиру и машину. Квартира стала популярной. Шеф частенько

заглядывал сюда, и не один, а с друзьями-клиентами. Филли и Милли, как

правило, не подводили. У них даже о делах что-то спрашивали иногда, но

слушались гады только Майю.

И стала фирма процветать. А Майя стала незаурядным орудием

гаденышей. Квартира, которую мне предстояло освятить, оказалась

богатой. Не квартира — антикварный магазин. Оставил в сторону всякую

дипломатию:

— Хотите избавиться от своих бесов?

Хозяйка квартиры, женщина средних лет, встретила меня, обвешанная

брильянтами, как елка. На мой вопрос вспыхнул, а она всеми своими

блестками и как крикнет:

— Нет, это не бесы!!!

— Ну, тогда и говорить не о чем.

Алиса Марковна покраснела. Наверное, впервые после начала

перестройки. Некогда было краснеть, надо было хапать да хапать.

— Извините, отец А., за резкость, я прошу вас освятить квартиру, мы

 недавно

сделали ремонт,— быстро отчеканила она.

— Бог простит, а вы меня простите,— отвечаю с поклоном. И

продолжаю их испытывать дальше.

— В чине освящения содержатся заклинательные молитвы, для всякой

нечистой силы отгнательные. При освящении дома мы просим Самого

Спасителя

войти в наш дом и жить с нами, как вошел Он под сень Закхея

мытаря. Если

вы не

хотите этого, не стоит и начинать.

Алиса Марковна позвала на помощь мужа.

—Так быстро! Все готово?— воскликнул он, не разобравшись, что

к чему,— больше

не будет Милли кусаться теперь?

По лицу Алисы я понял, что он сказал больше, чем было нужно. Ее

рука была

забинтована. На днях она пошла на кухню — пренебрегла Миллиным

«Стой!», и когда

открывала дверь — почувствовала сильнейшую боль в указательном

пальце на

правой руке. Он был прокушен до кости, и даже следы виднелись от

двух тонких

клыков... — Да, вот такие дела, Милли ревнует к Майе и ко всем

бабам,— не

унимался хозяин. Меня он совсем не стеснялся. От него так и несло

цинизмом.

Я хорошо представлял себе его шикарный офис, с круглосуточной

охраной, хотя

никогда там не бывал. Каждый день к ним приносят письма из

бедствующих

приходов и обителей.

За свойски-похабным тоном Феликса читался приблизительно

такой подтекст:

—Если б я захотел, я бы этому отцу весь храм облезлый

вызолотил изнутри

и снаружи. Но пусть он мне послужит сначала, пусть поклонится

мне, а потом

уж... покуражившись... и видно будет.

Да, храм мой тогда был в плачевном виде. Руины, а не храм.

Итак, бес не только прельщал и пугал, но теперь уже покушался на живую

плоть, которой сам был лишен. Это был серьезный знак. Какую власть он

взял! Это был знак не только им, но и мне, всем нам — христианам

православным. Еще немного времени пройдет — и воплотится сын

беззакония, настолько полно люди предались в его волю.

Феликс и Алиса, конечно, понимали, кого они в моем лице призывали на

помощь. Они сами себя обманывали, когда объясняли аномалии в

своей квартире стертым современным сленгом «полтергейст».

Алиса быстро взяла себя в руки, все-таки это была деловая, коммерческая

женщина: «Злых духов нам не надо,—как бы подвела она мирные условия,

—если это злое — пусть уходит».

Я всегда поражаюсь практичности новых русских людей.

Уважаю их за деловитость. Хотя и служат они не Богу, а маммоне, но

если обратить их, они свою практичность природную, разумность

принесут и в служение Богу. Именно меня, православного батюшку,

пригласили они. Только на первый взгляд они казались невеждами в

религии. На самом деле интуитивно чувствовали, за кем стоит реальная

сила. Силу они и призывали. И искали самого эффективного средства.

Поэтому и привезли они к себе домой православного священника.

Вопрос только в том, что перевесит: разумность, в которой скрыт образ

Божий, или ненасытная жадность князя мира сего. Разумность диктовала

умеренность, следование правилам жизни, подталкивала к традициям —

храму, добродетели. В этом была их жизнь, их будущее. Жадность

звала на риск, на обман, потакала самым необузданным страстям, льстила

самолюбию. Это была их смерть.

—Что ж, такой богатый дом, а иконочки не найдется,— заметил я.

Иконы нашлись. Не простые, а XVI века, строгановского письма. Что ж,

перекрестился, похвалил иконы, да начал готовиться к освящению.

Кадило возжигаю, облачаюсь.

— Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков!

— А-а-аминь,— откликнулась Валентина.

И тут же в коридоре как завизжит кто-то, словно ошпаренный. Да, такой визг

не могло бы издать ни одно существо мира. Это был голос самого ада —

противника твари и Творца.

Помолчали мы, пока брезгливость не прошла, и продолжили петь

потихонечку,

устремив мысли к Богу. А гаденыши так и визжали, пока мы молились. Пели

тихо, голоса не повышали. Хозяев квартиры было жалко. Заложить душу

дьяволу...

Начал я помазывать стены елеем, кропить кругом святой водой, и при

каждом

кроплении — визги, да на два голоса. Смотрю — и Алиса, и Феликс — оба в

обморочном состоянии. Я и их окропил.

Вздрогнули они от святой воды, что-то рвалось из них. Но люди

оказались «крепкими», сдержались. Далеки они были от покаяния.

С молитвой, с кадилом, со святой водичкой прошли по всей квартире,

и к двери. Никто не провожал... И побрели мы с Валентиной к метро.

У каждого дела нужно видеть конец, чтобы понять его смысл. Бесы из

квартиры с того дня ушли. Стало тихо. А через год Валентина принесла

весть: Феликса Арнольдовича застрелили в подъезде, Майя разбилась

на новой машине, Алиса в сумасшедшем доме, всем известная фирма

обанкротилась.

Жадность все же победила, а как жалко. В их собственной квартире

Господь явил великое чудо. Он выгнал бесов, готовых вцепиться

в глотки.

И как долготерпелив Господь! Сколько времени им было дано, чтобы

образумиться, — целый год! Но они даже не улучили минуточку, чтобы

придти ко мне в храм, поблагодарить Бога, внести, может быть, свою

лепту.

Бесы ушли из квартиры, но нашли их души. Коммерсанты не захотели

расставаться с гадством — и расстались со всем, что у них было. Даже

с собственной жизнью.

Записал Л.Алабин, газета «Православная Москва»