В 1990 году в пригороде Санкт-Петербурга, в поселке Лахта, врач-психиатр Андрей Гнездилов создал первый в России хоспис, руководствуясь принципом, что если человека нельзя вылечить, это не значит, что ему нельзя помочь. Поэтому девизом хосписа стали слова: «Если невозможно прибавить дней к жизни, прибавьте жизни к дням».

«Мы давно хотели пригласить Андрея Владимировича в Москву, чтобы он познакомил нас со своим взглядом на важнейшие вопросы бытия: жизни и смерти, подготовки к смерти, – начал свое выступление научный руководитель факультета психологии профессор Борис Сергеевич Братусь. В 1990-е годы среди всей этой разрухи и трудностей хоспис, который открыл Гнездилов, был принципиально новым поворотом в медицине, новым типом отношения к человеку».

Хоспис №1 “Лахта”
Фото: Андрей Петров/mitropolia.spb.ru

Тем, кто в буквальном смысле «рукоположил» Гнездилова в профессию, был советско-польско-английский журналист Виктор Зорза. Он сам сыграл большую роль в развитии хосписного движения в мире, правда, не на волне какого-то общественного интереса к этой проблеме, а по личной причине. Его дочь была онкобольной. Она тяжело и долго умирала, а последние свои дни провела в одном из английских хосписов. После смерти Джейн, Зорзе написал книгу о ней и приехал в Россию, в том числе чтобы исполнить последнюю волю любимой дочери: открывать по всему миру хосписы. В России журналист познакомился с Гнездиловым, которому начал активно помогать.

Сегодня доктор-сказочник своими терапевтическими сказками одним облегчает боль, другим помогает примириться с будущим. «Одно дело соучаствовать, а другое – уметь прийти к человеку в его полной беспомощности, в его покинутости, одиночестве, – завершил свое выступление профессор Братусь. – Именно в этом и стоит главная заслуга Гнездилова».

Смерть – самая большая тайна

«Мы начинаем осознавать мир лишь тогда, когда перестаем обозначать действительность в терминах и смотрим на нее не с точки зрения стереотипов, а с позиции сердца, – начал свое выступление Гнездилов. – Только тогда становится очевидно, что смерть – самая большая тайна, которая таит в себе много нового».

Вспоминая свое знакомство с художниками-скульпторами, в мастерских которых Гнездилов много бывал, он отметил одну особенность: неразлучность жизни и смерти. «Как бы ни старались художники изобразить смерть, они неизбежно изображают ее через жизнь. Эта двойственность смерти всегда присутствует и всегда поражает. При этом смерть всегда и в первую очередь имеет негативный смысл для нас, ведь с ней связаны лишения, горе потери. Но если вы возьмете русские народные сказки, то обнаружите, что бессмертием в них обладает только злая сила.

Было немало писателей, пытавшихся описать состояние человека, достигшего бессмертия. Но в этом случае человек, который постоянно живет и не умирает, события жизни которого повторяются, а свежесть чувств исчезает – сознает свою жизнь как проклятую. И здесь негатив смерти более обнажен, чем позитив. Человек всегда видит смерть не саму по себе, а через те изменения, которые она приносит». Эту установку и хотелось изменить Гнездилову, его единомышленникам, с которыми вместе он создавал хоспис в поселке Лахта.

Знаменательно то, что на выбранном под хоспис месте когда-то стояла больница для бедных, выстроенная Фермор-Штейнброками – аристократическим семейством, переселившимся из Швеции и служившим еще Петру Первому. Так символически будто произошла передача эстафеты милосердного служения и помощи нуждающимся и безнадежным больным.

«Хоспис стоит на берегу Финского залива, что лишний раз помогает понять, как важно человеку быть рядом с природой. Ведь когда человек умирает на природе, то будто происходит какая-то гармония, о которой писали еще древние греки – продолжает профессор. – Первый наш опыт был связан с одним стариком. Он тяжело умирал. Рядом с ним были его жена и дети. Они видели, как он страдает, мучается, и страдали вместе с ним, не в силах облегчить его положения.

Нам пришла в голову мысль принести им Евангелие, чтобы читать вслух. Вскоре стало ясно, что старик умер. Семья выходила от него, стараясь не шуметь. И было ощущение, что они перенесли его смерть не как утрату, а как таинство. Как будто бы они были утешены словами, которые читали ему, благодаря которым были включены в определенный ритм окружающего мира».

Несделанные открытия

Греческий философ Гераклит сравнивал смерть с рождением и говорил, что человек, когда умирает, одновременно рождается. «Это выражение “смерть-рождение” на самом деле очень глубокое. Когда мы думали о том, как облегчить работу персонала в хосписе (эта работа требует особого напряжения и может вылиться в выгорание), то решили отправить часть сотрудников в роддом. И интересно, что чувство тяжести от бессмысленности страдания умирающих прошло у наших сотрудников, когда они увидели рождающихся детей. Я сам до сих пор вспоминаю лица рожениц. Ты видишь их светящиеся глаза после родов, это такая красота. Ее можно также заметить, когда человек уходит, страдания его оставляют, а глаза остаются открыты.

У Гераклита есть еще одно выражение, которое мне вспоминается: «Человек в смертную ночь свет зажигает себе сам; и не мертв он, но жив, сомкнув очи; и соприкасается он с мертвым – дремля, бодрствуя – соприкасается с дремлющим». Заподозрить Гераклита в игре слов невозможно. Наоборот, его слова дают такую поддержку и обещают открытия, которые еще не сделаны».

Моление Иисуса Христа в Гефсиманском саду

Побудьте со мной

«Когда Христос находился в Гефсиманском саду, то просил учеников побыть с ним. Они говорили ему в ответ «да-да», но снова засыпали, – продолжает Гнездилов. – Слова «побудьте со мною» по сути являются основой хосписного движения. Если такая Величайшая Сущность нуждалась в помощи простых рыбаков, то насколько каждый из нас нуждается в такой помощи, чтобы с ним посидели, чтобы облегчили этот «переход»?

А переход часто бывает очень страшным. Люди протестуют. В этот миг, когда происходит жесточайшая борьба, человек чувствует себя одиноким, больным и отверженным. Как вывести его? Как помочь ему? Этот вопрос «что делать?» очень ясно звучит в стихах А.С. Пушкина:

Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.

Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья –
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.

В этих словах присутствует противоречивость и истина одновременно. Действительно, мы все стремимся к Вечному Началу, но ощутить его не можем. Однако это стремление выводит человека в особое состояние, особое пространство. Психологи знают, что пространство бывает различным. И особенно болезненно пространство болезни. Само страдание заставляет человека смещать уровень его восприятия. Про такое состояние говорят: «сошелся клином белый свет».

Личное пространство человека всегда требует особого ухода. Увы, у нас совсем не придают значения глубоким потребностям больного.

Но есть и еще одно наблюдение, имеющее отношение к нашему разговору. Какими бы ни были медицинские учреждения, даже если они созданы под самой благородной эгидой, внутри них дух чистоты всегда соседствует с духом одиночества и боли. Наверное, поэтому, приходя в больницу, мы редко чувствуем себя здесь уютно. В больнице нет родных стен, родных людей, которые поддерживают, среди которых человек хотел бы умереть. И пусть некоторые к этому и стремятся, но я уверен, никто не хотел бы умереть в хосписе».

Боль. Наказание или искупление?

Однажды доктор Гнездилов шел по хоспису и увидел женщину, лицо которой было искажено. Руками она крепко сжимала виски, явно мучась от головной боли. Врач спросил ее, что случилось и что болит?

– Не обращайте внимания, доктор, – ответила та.

– Как же так, я здесь, чтобы помогать вам.

– У меня не так болит, но мне кажется, что вместе с болью из меня выходит всё дурное.

Боль и болезнь, по словам Гнездилова, имеют один корень. Это важно понимать, когда рассуждаешь о природе болезни. Профессор убежден, что мы часто воспринимаем болезнь как наказание за грехи, за неправильное поведение, но при этом забываем, что боль бывает не только наказующая, но искупляющая.

«И хотя эта мысль спорна, тем не менее, нужно допускать, что когда больной зовет на помощь, не всегда это искреннее желание попасть в руки врача и быть исцеленным. Некоторые люди, которые сознательно отвергают смерть, подсознательно ее как-то ищут. И часто это бывает желанием уйти из жизни через страдание, через преодоление каких-то границ».

Андрей Владимирович Гнездилов
Фото: vk.com/club479029

 О чем стоит молчать?

Описать то, что испытывает человек перед смертью, сложно. Но Гнездилов уверен, что человек всегда чувствует ее приближение. «В зависимости от убеждений людям то ангелы являются, то белые женщины, – рассказывает он. – А бывает, у людей рождаются странные просьбы, которые в обычных медучреждениях не приняли бы во внимание. Например, положить на пол или дать очень много воды. Но погружая руки и лицо в воду, человек  получает вдруг огромное наслаждение и утешение. И мы понимаем, что связь с силами природы помогает перенести человеку те или иные трудности.

При этом трудностей много. В наше время увеличилась возможность контактов, но все эти контакты стали менее ценными. Вы не всегда найдете человека, который, например, согласится разделять с вами ваши печали. Зато прогнозы делать мы все мастера, и часто та внутренняя картина болезни, которую мы имеем, формируется через близких, выходящих из кабинета врача с едва скрываемыми слезами. Разговор с больными, ожидание врача, взгляды родственников – всё это способно сыграть трагическую роль для больного».

Гнездилов вспомнил яркий пример из его практики. Одной онкобольной была сделана радикальная операция по удалению рака груди. Всё прошло успешно и рецидив никак не грозил пациентке. После операции ее взял на перевязку молодой врач, который имел привычку поджимать губы. Из его кабинета женщина вышла вся в слезах, убежденная, что поджатые губы были едва скрываемым сочувствием врача к ее состоянию. И хотя окружающие утешали женщину, всё было тщетно. К вечеру того же дня у нее случился инфаркт, в результате которого она умерла.

По мнению профессора Гнездилова, сегодня это одна из острейших и требующих обсуждения проблем, стоящая перед онкологами, психологами, сотрудниками хосписов: что и как говорить больному?

«Услышать больного, услышать его жалобы – очень важно. Иногда достаточно человека взять и держать за руку. Это совсем не простой жест, иной раз он передает больше информации, чем разговор. Прикосновение руки к руке помогает не чувствовать себя одиноким. Поймите, люди плачут не от того, что болит, а от того, что они одиноки, к ним не подходят, ими брезгуют». Иногда, когда конец уже неизбежен, больные просят обнять их в момент умирания. «Но даже ради этого одного объятия можно прожить целую жизнь, – уверен Гнездилов. – Потому что принятие одного человека другим очень дорого стоит».

Доктор-сказочник Андрей Гнездилов работает с тяжелобольными и умирающими людьми уже много лет. У их постелей он рассказывает сказки. Было время, когда сказки его носили скорее назидательный характер. Подмечая черты, особенности человека, доктор переносил их в сказочное повествование.

«Сейчас я стараюсь больше узнать о жизни человека, – поясняет профессор. – Дело в том, что многие не находят в собственной жизни ничего достойного внимания, чтобы даже вспомнить об этом. И тогда я расспрашиваю, пытаюсь угадать их жизнь, ищу, было ли что-то прекрасное в жизни пациентов.

Интересно, что в разные дни люди по-разному оценивают свою жизнь. Но тяга к прекрасному, в конце концов, позволяет всем увидеть героизм в том, когда человек встречает смерть. Как бы ни было нас много, но каждому из нас придется по одному входить в эти Ворота. И здесь всегда важно, чтобы хоть что-нибудь, хоть пылинка из сказочного арсенала упала на плечи умирающего человека и осветила то, что в действительности делает жизнь прекрасной и героической.

Я знаю, что через сюжетные сказки, рассказывая историю человека, где он был прекрасен, или слаб как ребенок и нуждался в помощи, всегда можно раскрыть настоящее, которое оправдывает и будущее, и прошлое».

«Дети, скоро вы покинете школу, и реальные трудности вас сломают»

Недавно в лицее города Щелково пригласили на беседу со старшеклассниками. Я попросил меня представить, и услышал, что ребятам говорится буквально следующее: «Дети! Сейчас перед вами ставятся взрослые задачи, вы скоро покинете школу, столкнетесь с реальными трудностями, и эти трудности вас сломают.» Прямым текстом! Я стоял в совершенном онемении какое-то время, не понимая, как и о чем после этого с ребятами можно говорить. Им на моих глазах человек, которого они видят каждый день, дал установку: все, вы не справитесь, вы сломаетесь, вы не сможете сами ничего.       

Пришлось на ходу менять план беседы, потому что нельзя было оставить без изменения вот этот посыл, надо было вместе как-то выходить из этой конструкции. Стал говорить о смысле жизни, счастье, о том, о чем с ними редко говорят, как они понимают эти слова, как для себя их расшифровывают. А дальше – что внутри человека, какие желания созидательны, какие разрушительны.

Ведь у детей жажда живого слова! И вот на эти темы: о счастье, о правде, совести, таких ценностных темах с ними почти никто не беседует. Учителя понятно – школьная программа, дома родители понятно – пересекаются редко, но без этого и к ЕГЭ подходить страшно. Хорошо, когда подросток понимает: есть люди, которые его не бросят. Вот он пенится, кипит и шипит, всячески хочет показать, что он самостоятельный, а внутри-то боится, ждет, что кто-то скажет: ты хороший, нужный и любимый. Важно, чтобы у тебя получилось, и я тебя поддерживаю. Когда это исходит из семьи, мне кажется, что ЕГЭ не так и страшно.

ЕГЭ: всеобщее недоверие

Я вижу учителей, которые приходят и трясутся, потому что давят сверху. Им тоже эта обстановка невыносимо тяжела. С камерами, обысками…с одной стороны учителей призывают общаться, находить общий язык с детьми, с другой – как можно находить общий язык, когда над тобой камера? Как можно воспитывать, когда тебя по рукам и ногам инструкциями связали? Ситуация просто перегружена от всеобщего недоверия.

Я знаю, что есть дети, которых стресс от экзаменов доводил до того, что они заканчивали жизнь самоубийством. В газетах и интернете таких случаи есть. Во Фрязино был такой, года три назад. Молодой человек не написал ЕГЭ на тот балл, на который рассчитывал и покончил жизнь самоубийством, эту причину и указал в предсмертной записке.

Беседы о Библии в гимназии города Фрязино

У нас в одной из сельских школ не пришел на выпускной бал ученик, у которого оказался слишком низкий балл, аттестат получился не такой, каким должен быть. Потом у него была тяжелейшая депрессия, я общался с родителями, нежелание жить, но, слава Богу, живет. Это, конечно, крайние случаи.

А ЕГЭ – это не конец жизни. И не начало. Это просто испытание, которое нужно пройти. Если сделать это правильно –  можно внутренне стать сильнее. Победить страх, суету и нервотрепку. Если есть опыт молитвы, то можно вспомнить, как у преподобного Сергия были трудности с учебой. Он не понимал, что ему объясняли учителя и был предметом насмешек одноклассников. Он убегал в лес и сокрушался, и плакал, и переживал. Господь дал ему возможность стать одним из лучших учеников.

«Здесь ты под камерами один…»

Раньше система образования была более цельная. Сейчас я этого не вижу. Когда мальчики в 5-6 классе на уроках труда из бумаги вырезают, шьют что-то, но не умеют держать молоток, отпилить кусок деревяшки и гвоздь забить – они не умеют применить на практике знания о свойствах материалов, не умеют работать руками. Более того, система образования не показывает важность этого труда, значимость его, что ты не только языком можешь и пальцами по клавиатуре, а руками можешь сделать. Можешь внести в этот мир что-то, что ты сам придумал, сконструировал и сделал. Хотя бы табуретку. Так вот ЕГЭ – это венец этой системы, где не дается места творчеству, это же тестовая система. Тебе нужно просто на основе теоретических знаний выбрать правильный ответ.

Мне кажется, что та система, в которой мы все учились, она была гораздо человечнее. Например, когда я однажды сдавал математику с температурой 38, преподаватель, видя что со мной что-то неладно, просто сказала: иди. Давай, что ты там написал, иди, выздоравливай. Та система помогала чувствовать себя не одиноким.  Здесь ты под камерами, один, и эти листы бумаги, рядом кто-то сидит и трясется, общаться нельзя, учитель ничего не может, даже по голове погладить. Даже отличники теряются от волнения, а бывает нужно к человеку просто подойти и подсказать что-то, не в смысле –  пиши сюда это и сюда то, а просто поддержать: ну успокойся, ничего страшного, ты справишься, вот эта задача, допустим, в два действия. И ребенок сразу: ой, правда, мы же такое делали! Все, и включается в работу и не нужно больше ничего.

Я не вижу ничего в системе ЕГЭ необходимого. Наоборот, вот эти недостатки перевешивают даже какие-то кажущиеся достоинства. Очень бывает больно из-за отношения к ребятам. И за учителей обидно, которые вместо того, чтобы действительно заниматься предметом своим с любовью и интересом, просто натаскивают в течение года ребят на сдачу ЕГЭ. Будет ли человек после такого натаскивания любить русскую литературу, видеть ее красоту? То же самое с математикой, физикой, с химией, будет ли он радоваться? Включится ли он в процесс познания? Большой вопрос!

«Слава Тебе, Господи, моя дочь троечница!»

Родители приходят с болью, им хочется видеть отличника в своем ребенке. И бывают очень тяжелые переживания, когда ребенок вдруг говорит: а я не хочу! Не хочу быть отличником! Не хочу делать то, что вы заставляете меня делать. Хочу другим заниматься. У меня есть печальные случаи, когда родители пытались свои представления о том, каким должен быть ребенок, очень твердо и жестко реализовать, направляли чадо в то или иное русло, а человек потом в 18-20-30 лет вдруг говорил: нет, все, и переключал себя в другое состояние.

Оценки имеют значение, но они не должны довлеть. Все ж таки, человек важней. Мы вообще редко говорим о своих детях как о людях. Подразумевая, что они люди тоже, что они чувствуют, страдают, у них есть интересы. Надо помнить при этом, что оценки не отражают истинного положения вещей.

Иерей Антоний (Сенько)

Был уникальный случай по своей наполненности любовью. В нем я увидел с одной стороны родительскую амбицию, а с другой понимание, что мой ребенок – это не я. В средней школе у девочки пошли тройки, а мама, надо сказать, закончила все учебные заведения в свое время с отличием.  И она рассказывала, что это был серьезный удар для нее. В какой-то момент у этой женщины родилась молитва, которую она повторяла без малого два года: «Слава Тебе, Господи, моя дочь троечница!» Два года! В результате девочка не сделала головокружительной карьеры, но успешна в своем деле, стала мамой, занимается своими детьми, а главное – это активный и неравнодушный человек, встроивший себя в семейную и общественную жизнь.

А в другом случае все закончилось печально. В одной из семей моих знакомых мальчик в 11 лет получил психическое заболевание, потому что ему надо было куда-то прятаться от собственной мамы, учебной гонки, куда она его загоняла. Одни, другие, третьи репетиторы, и он стал уходить в себя, куда-то очень далеко.

И дело дошло до того, что он, очень одаренный мальчик, школу закончил, поступил в институт, но при этом каждые полгода, а то и чаще он лежит в психиатрической больнице, и там со своим диагнозом не одинок. Там много ребят, которые именно с подобными нарушениями, спрятавшиеся от навязанных стандартов, не вовремя взявшие груз такого количества знаний, проходят лечение. Стоит ли красный диплом попадания в психиатрическую больницу?

Когда я не поступил в семинарию, с мамой случилась истерика

Я после восьмого класса ушел в техникум, понял, что мне нужно что-то большее и пошел поступать в институт. И…не поступил. И год работал. Что было в этом страшного – то, что другие поступили, я нет. Ощущение некоторой неполноценности. Закончив все-таки институт, я поступал в Московскую духовную семинарию и… не поступил! Причем ребята все поступили, с которыми я поступал. А я, человек уже с высшим образованием теперь, не прошел.

И когда я приехал домой, с моей мамой случилась самая настоящая истерика. Она рыдала и кричала, что это позор и стыд, и как же вот этот, у которого нет никаких образований поступил, а ты не поступил. Но при этом то время, которое абитуриентам, поступающим в семинарию, дается, чтобы пожить в Лавре, в самой семинарии, потрудиться, походить по святому месту, немного познакомиться с бытом монашеским, помолиться у преподобного – это время совершенно удивительное, и я не чувствовал никакого ущерба от того, что не поступил.

Парадокс, но я чувствовал радость. А священник, у которого я окормлялся, сказал: а я и не хотел, чтобы ты поступил. Потому что ты был в  таком состоянии, что тебе это было бы неполезно. Я это пережил. А желание трудиться  в церкви никуда не делось. Но мама долго не могла мне простить непоступление, считала, что это семейный позор, я даже поэтому жил не дома, а на приходе при Тихвинском храме села Душеново. Сейчас я студент заочного отделения Коломенской семинарии, правда, обучение долго тянется, к моему сожалению, потому что всегда возникает множество дополнительных нагрузок.

Эти вещи можно пережить, это не конец жизни. Есть люди, у которых все получается ровно, на них смотришь и радуешься, что они такие цельные. С самого начала идут, будто ниточка жизненная, на которую эти этапы нанизываются как бусинки, и это очень красиво! Потрясающе красиво! Есть такие люди, я к ним не отношусь, у меня вот по-другому, но, тем не менее, живу и Богу благодарен. За эти непоступления, несдачи экзаменов особенно.

«Христу нетрудно и отличника утешить…»

Когда человек на исповеди начинает себя буквально есть поедом – это очень больно, и я, чтобы разрядить обстановку, спрашиваю, не отличник ли он. В ответ изумленный взгляд, как правило: «А что это так видно? А как вы узнали?» А ничего сложного, человек с таким идеализированным устроением за грех готов принять все, что угодно, даже то, что грехом не является.

Чаще всего, люди окончившие школу и другие учебные заведения с отличием? оценивают ситуацию так:  как же я (такой хороший!) смог сказать, сделать, подумать так гадко. Синдром отличника, который не только проявляется в зачетке,  а и в отношении к самому себе. Если я хорошо учусь, значит, и я хорош. Это очень сильная проекция. Все воспитание отличника направлено на создание некоего идеального образа, безупречного, безгрешного, и когда вдруг человек видит, что во мне есть вот это и вот это, для него это настоящий шок.

Иерей Антоний (Сенько)

Христу нетрудно и отличника утешить, другое дело – ищет ли он этого утешения. Оно же приходит туда, где есть сокрушение сердца и все-таки некое, хоть небольшое смирение. Отличнику бывает это очень трудно, это равнозначно признанию своей неполноценности. Ему кажется, что все, жизнь закончилась, как-то очень категорично. А христианский взгляд, правильный и разумный, он у святителя Феофана выражен: не меряй себя ничем, он говорит, не цени, не давай себе оценки, не можем мы правильно себя оценить, находясь в поврежденном состоянии, нет правильного критерия.

«В самопознании табель завести невозможно»

Набор хороших оценок – это неплохо. Плюс при поступлении в ВУЗы и прочее…но тестовые системы сегодняшние они же не оценивают человека с его многогранностью, они призваны оценить соответствие тому ли иному уровня знаний и навыков. За оценками можем не увидеть человека. Ну, закончит он школу. А в жизни-то оценок никто не ставит. И те критерии, по которым оценивают человека, они совершенно не школьные. В жизни нет правил, это более жесткая система.

Система оценок позволяет человеку спрятаться, загородиться, сказать: у меня тут пять, тут пять, четыре здесь, но я старался. Отгородиться от реальных задач, которые остаются нерешенными. И это настолько может быть нормой поведения, что человек теряет самого себя. Один из синдромов отличника: а как на меня посмотрят, как меня оценят. И, получая положительную оценку, отличную, он получает с этого моральные дивиденды и привыкает. Сравнимо с наркотиком. У меня все отлично. А в жизни ему потом кто-то говорит: да мне все равно.

Система образования очень схематична как любая система, реальность она более яркая и непредсказуемая. Жизнь в схему не уложишь. Самопознание – вот что нужно закладывать ребенку, проходя вместе с ним через все эти образовательные испытания. Замечательный жизненный процесс.

Мы все же не можем оторвать человека от предназначения в вечности. Это же тесно связано. Ощущение самопознания с познанием Бога и вечности. И все те рефлексии и мучительные открытия часто бывают необходимы, чтобы человек мог подняться над собой и разглядеть себя подлинного, каким Бог задумал и должно быть по промыслу Божьему. В самопознании табель завести невозможно, ставить там плюсики, минусики. Здесь мы уже сталкиваемся с чем-то нелинейным. Поэтому очень хочется, чтобы родители свою и подростковую энергию направили именно в это русло.

Меня крестили в Днепре, мимо плыли льдины

– Если человек не помнит, крестили ли его в детстве, и никто не может точно сказать, что в таком случае делать?

– Если есть хоть малейшие сомнения, крещен или нет, конечно же, нужно креститься. И воспринимать это не как второе крещение, а как первое и последнее.

Некоторые священники в данном случае крестят с прибавлением фразы: «Аще не крещен, крещается раб Божий такой-то во имя Отца и Сына и Святого Духа». Но, на мой взгляд, Господу не нужно, чтобы Его оповещали, почему мы крестим. Он всё видит и Сам всё знает.

Кстати, такая ситуация как раз была в моей жизни. Я воцерковлялся в школьные годы. И только когда воцерковился, узнал, что меня в детстве крестила прабабушка. Причем не в церкви, а сама. В советское время встречалась такая практика – в тех местах, где не было церквей, или когда отсутствовала возможность отнести ребенка в храм, крещение совершали верующие родственники. Сейчас такая практика тоже есть, но только в случае смертельной опасности. Когда существует реальная угроза жизни, крещение может совершить любой православный христианин, но впоследствии оно обязательно должно быть дополнено миропомазанием.

Прабабушка была очень благочестивым воцерковленным человеком, брат ее, иеромонах, принял смерть как новомученик. В ее вере сомнений не было, но относительно того, как было совершено крещение, оставались вопросы – миропомазали потом или нет.

В то время я уже помогал в Киево-Печерской Лавре и тесно общался с лаврскими монахами. И они сказали, что если есть хоть малейшие сомнения, обязательно нужно креститься.

1990 г. Будущий епископ Иона, а пока что послушник Киево-Печерской Лавры

И меня крестили, в Днепре. Это было 1 марта 1991 года. Совершал крещение нынешний наместник Киевской Голосеевской пустыни отец Исаакий – он единственный согласился в такую пору года идти крестить на Днепр.

Я хотел, чтобы всё было правильно – с троекратным полным погружением. А в Киеве баптистериев на то время еще не было, и единственная такая возможность креститься – в реке. Откладывать я тоже не хотел: как это так, не участвовать в таинствах? До этого я исповедовался и причащался, но с тех пор, как узнал о сомнениях относительно моего крещения, приступать к причастию уже не смел.

Помню, дул сильнейший ледяной ветер – фелонь отца Исаакия завернулась наверх и как флаг трепетала. По реке мимо нас проплывали льдины. Меня троекратным погружением крестили, сразу после этого я пошел на Литургию и причастился.

Что интересно – хотя вода была ледяная, ни у меня, ни у крестившего монаха никаких проблем со здоровьем не было: благодать таинства защитила…

«Я посчитал необходимым крестить без восприемников»

– Владыка, а теперь про восприемников… Приближается день рождения моего крестника, и, собираясь в гости, переживаю, что очень редко его вижу и никогда не вожу к причастию. Чувствую свою ответственность и вину, но не могу понять, за что именно я отвечаю и в чем конкретно виновата.

– Это как раз тот случай, когда важен не результат, а процесс. Господь каждого человека ведет Своим промыслом, и только Бог знает, спасется ли душа крестника. Но на Страшном суде Он спросит крестного, что тот сделал для того, чтобы эта душа спаслась, и какие усилия приложил, чтобы ребенок стал православным христианином и наследовал Жизнь Вечную.

Ну и, кроме того, нужно понимать, что функция восприемника не заключается в том, чтобы водить на причастие.

– А в чем тогда? Роль крестных сейчас настолько размыта, что вообще непонятно, что они должны делать.

– Очень интересный вопрос. В моей практике был случай, когда молодые родители обратились с просьбой крестить их ребенка. Перед ними стояла проблема: ни один из родственников или знакомых не подходил на роль восприемника. «Мы сейчас сами воцерковляемся, пытаемся жить по-православному, – объяснили они. – Зная, каковы обязанности восприемников, мы понимаем, что нет того, кто мог бы взять на себя эти функции. Все наши друзья, родственники – добрые и хорошие люди, но никто из них не живет церковной жизнью».

Родители понимали, что если возьмут крестных «для галочки», это будет профанацией таинства. И в данном случае я посчитал необходимым крестить ребенка без восприемников.

Мы знаем, что младенцев крестят по вере тех, кто приносит их ко крещению. Как правило, приносят родители, и воспитание в православии, во всяком случае, «основной контент», дети получают тоже в семье. Восприемник же принимает участие в жизни крестника крайне редко.

Единственный известный мне случай – с одним из братии нашего монастыря. В период воцерковления ему очень помогала крестная, верующая женщина. Она реально потрудилась, чтобы он ступил на путь ко Христу, и действительно полностью выполнила те функции, которые должен нести восприемник. Но это, повторюсь, единственная подобная история.

Но, конечно же, лучше придерживаться практики, которая веками существует в Православной Церкви: когда при крещении восприемник или восприемница берут на себя перед Господом ответственность за то, что ребенок вырастет православным христианином.

«Вы покрестите, а там посмотрим…»

– Что конкретно крестным родителям нужно для этого делать?

– По уставу Православной Церкви, по древней традиции, мальчику дается восприемник, девочке – восприемница. Сейчас, как правило, у каждого ребенка крестных двое. А в некоторых регионах бывает и по несколько пар крестных. Но это уже является человеческим привношением – люди просто хотят породниться с семьей крещаемого младенца. Ничего общего с православной христианской традицией это не имеет, и никак с духовной точки зрения не обусловлено.

Вообще, на мой взгляд, институт восприемничества в наше время глубоко и серьезно профанирован отношением к обязанностям крестных родителей. Во многом вина за это лежит и на нас, на духовенстве. Мы не уделяем должного внимания работе с людьми, которые приходят в храм с желанием окрестить ребенка.

Кстати, в нашем Ионинском монастыре и в скиту в селе Нещеров под Киевом беседа с родителями и восприемниками проводится обязательно. В Нещерове даже по несколько бесед – и с венчаемыми, и с крещаемыми, и ни покреститься, ни повенчаться нельзя, пока люди не прослушают весь курс.

Некоторые священники говорят: «Да что курсы! Они только отталкивают, люди разворачиваются и идут крестить в храм, где на это никто не обращает внимания».

Ничего подобного. Как показывает опыт, крестятся и венчаются очень даже охотно и знакомым советуют – мол, в таком-то храме серьезно относятся к таинству, идите и вы крестите там.

Вина духовенства, что оно не работает с паствой в этом направлении, не объясняет задачи восприемников, не предостерегает от поспешного согласия ступать на такой духовно опасный путь. Я действительно считаю, что становиться восприемником духовно опасно.

– Можете пояснить, почему?

– Есть несколько аспектов. В идеале родители, которые сами живут церковной жизнью, приглашают православного человека крестить их детей. В этом случае, конечно, отказываться вряд ли стоит. Да, это ответственность, но риск недоброго ответа на страшном судищи Христовом существенно уменьшается. Отец с матерью сами занимаются воспитанием, а крестный лишь помогает – дарит духовную литературу, ездит вместе в паломничества.

Но когда православного человека приглашают быть восприемником нецерковные люди, я всегда прошу очень и очень хорошо подумать. Насколько близка вам эта семья, насколько родители лояльны к христианству, готовы ли они давать возможность реально участвовать в воспитании их ребенка? В большинстве случаев выясняется, что не готовы: «Ну, вы покрестите, а там посмотрим…»

Поэтому нужно как следует всё взвесить – ведь это большая ответственность, вы поручаетесь перед Богом за этого младенца.

Если по малодушию, или по неразумию, или по какой-либо иной причине – возможно, из любви к этой семье – человек согласился стать крестным, а ему затем говорят: «Спасибо, ваших советов нам не надо, мы сами воспитаем своего ребенка в тех традициях, которые считаем нужными», в таком случае задача восприемника – денно и нощно, насколько по силам, молиться за крестника. Поминать на утренних и вечерних молитвах, подавать записки на Литургию. Стараться восполнять отсутствие общения физического общением молитвенным.

«Вам самим что, благодать не нужна?»

– Что делать, если крестник растет вне Церкви, не причащается?

– Стараться говорить с родителями, объяснять, прилагать все усилия для того, чтобы они дали возможность общаться с ребенком на эту тему.

Относительно причастия детей мне близко мнение протоиерея Алексия Уминского, который считает, что ребенок должен причащаться вместе с родителями. Это и я говорю всем, кто подносит младенца под благословение.

Если родителей спросить, для чего они причащают детей, большинство ответит – «чтобы Господь дал благодать, чтобы ребенок соединился с Господом, принимая Его Тело и Кровь». Но, простите, а вам самим что, благодать не нужна? Вы не нуждаетесь в приобщении к Телу и Крови Христовым?

Дети воспринимают только личный пример, и, как показывает многолетний опыт, сколько бы верующие бабушки ни носили младенцев на причастие, если папа с мамой от веры далеки, практически в 100% случаев ребенок, как только становится самостоятельным, абсолютно о храме забывает.

Фото Сергея Рыжкова

Лишь благодатью Божьей уже в сознательном возрасте он может прийти в храм. Не вернуться – потому что он тут, по сути, никогда и не был: его дома не воспитывали в вере, он не просыпался и не засыпал с молитвой, не жил в христианской атмосфере. Поэтому и сказать, что он вернется в храм, нельзя. Он туда придет.

Конечно, причастие младенцу нужно. И если крестный возьмет на себя труд и будет носить ребенка к Чаше, это лучше, чем если бы крестник жил вообще вне таинств. Но насколько это скажется на его христианском воспитании, большой вопрос.

Поэтому важно приложить все силы для того, чтобы была возможность с ребенком общаться. Не так, как это сейчас принято, – когда крестный приходит раз в год на день рождения, или на день Ангела, или на Новый год, дарит какую-то ерунду, обменивается с крестником двумя-тремя умильными фразами, отбывая таким образом повинность, и с чистым сердцем удаляется.

Не обольщайтесь, это не восприемничество. Такое поведение вообще ничего общего с христианством не имеет, наоборот, происходит профанация взаимоотношений восприемника и крестника, и за это придется давать ответ перед Богом.

С ребенком нужно общаться, в том числе на христианские темы, читать с ним христианские книжки, посещать вместе храм. Если же это встречает категорический отказ со стороны родителей, тогда возьмите на себя подвиг молитвы за крестника. Это важно, потому что задача крестного – не подарки дарить, а ко Христу вести.

– Многие стесняются «грузить» разговорами о религии и вере или не имеют опыта общения с ребенком на такие темы…

– Если всё так сложно, не надо соглашаться быть крестными у нецерковных родителей.

Назвался груздем – полезай в кузов. Старайтесь теперь, ищите слова. Перед этим обязательно помолитесь. По благодати Божьей, по Его вразумлению, придет понимание, как достучаться до ребенка. К делу нужно приступать только с молитвой, попросив у Господа помощи.

«Если не будешь причащаться – это 100% ад»

– Вопрос о другой ситуации. Многих из нас крестили в советское время, когда родители часто были против, и бабушка с тетей или подружкой несли детей в церковь на крещение тайком. Ребенок вырос, воцерковился, а крестные в храм так и не пришли. Есть ли обязанности у верующего крестника по отношению к своему нецерковному крестному?

– В данном случае все меняются местами. И задача того, кто в Церкви, поделиться благодатью и радостью Богообщения с тем человеком, которого Господь пока еще не призвал. Крестник должен постараться помочь своему крестному прийти к нашему небесному Отцу. Это не только желательно, но, на мой взгляд, даже обязательно.

– Как это сделать? Люди в возрасте воспринимают, как правило, «в штыки», когда «яйцо начинает учить курицу». Тем более в духовных вопросах.

– Опять же, приступать к делу нужно, помолившись. Попросить у Господа помощи, осознав свое недостоинство, свою недалекость, никчемность и бестолковость. Когда Господь даст благодать? Когда поймем, что обращаемся к Нему, потому что сами немощны.

Если человек хочет научиться кататься на горных лыжах, но приходит к инструктору и начинает рассказывать, как он всё хорошо умеет, и инструктор ему нужен только, чтобы показать пару приемчиков, понятно, что при спуске с горы такой умник наломает дров и наполучает травм. А когда есть понимание, что всё, что я умею, – это по прямой лыжне ходить да скатываться с горки возле дома, тогда инструктор начинает как следует учить, и всё это приводит к конкретному результату.

Так же и мы – если смиримся, если осознаем, что ни на что не способны – без Господа «не можем творити ничесоже», тогда Господь Сам приходит на помощь.

Обязательно помолившись, подумайте, чем можно заинтересовать взрослого, пожилого человека в этом отношении. Пригласите его на экскурсию в храм или подарите какую-то книжку, брошюрку. Бывает, если прямо предложить что-то почитать, человек откажется: «Как это? Я жизнь прожил, а тут какая-то сопля зеленая вздумала меня учить…» В таких случаях может сработать «обходной маневр» – когда где-то на видном месте оставляется или забывается какая-то книга, которая может заинтересовать.

Зачастую пожилые люди имеют больше времени, и они привычны к чтению. Поэтому есть вероятность, что «забытая» книга будет прочитана, и какое-то зерно упадет на сердце. Вариантов – масса, главное – подумать.

На кого-то, наоборот, может подействовать удар, что называется, в лоб, и человек встряхнется.

У нас в Ионинском был один дедушка – хороший человек, отличный слесарь, приходил, помогал. Как-то заметили, что он стал реже появляться. Оказалось, болел, лежал в больнице. И вообще было видно, что человек потихоньку сдает (по многим пожилым людям видно, что они клонятся к закату). Мы были с ним на дружеской, короткой ноге, и я прямо его спросил: «Леня, а ты вообще в Бога веруешь?» – «Ну да, верую». – «Когда же ты последний раз причащался?» – «Ой, я и не знаю, когда». – «Если не будешь причащаться, в ад попадешь». – «Точно?» – «100 процентов…» – «А как сделать, чтобы причаститься?..»

Человеку уже под 80 было, долгие разговоры некогда вести. Я объяснил ему самые простые вещи, то, что он мог воспринять. Понятно, какой с него пост и длительные богослужения, но к причастию он подготовился и стал причащаться регулярно. Через полгода он мирно отошел ко Господу, и я верю, что Господь его принял. Потому что человек в чистоте сердца откликнулся на зов: «Примите, ядите». Просто встал и пришел.

В вопросе отношений с Богом компромиссов быть не может

– Для чего вообще приглашать восприемников, если родители ребенка – верующие люди и сами намереваются растить младенца в православной вере?

– Восприемник нужен. Мы знаем слова Христа: «Где двое или трое собраны во Имя Мое, там Я посреди них». Чем больше людей станут молиться о ребенке, чтобы наследовал он Царствие Божье, тем лучше. Лишний молитвенник, что называется, не помешает.

И в будущем, особенно в переходном возрасте, когда мнение постороннего человека для подростка зачастую более важно, чем родительское, восприемнику легче будет говорить с крестником о вере, о духовной жизни. Он сможет помочь ребенку удержаться в церковной ограде, когда у того будет соблазн ее оставить.

Еще и поэтому важно взять в восприемники человека единодушного и стремящегося к жизни во Христе.

– Можно ли друзьям разных вероисповеданий крестить детей друг у друга? Например, православным быть крестными в католических семьях.

– Как говорил один мой знакомый, «я в этом некое лукавство зрю!»

Если православный соглашается быть восприемником у ребенка родителей-католиков, какой Символ веры он будет читать в храме во время Таинства Крещения? В какой храм он будет нести причащать этого ребенка, в какой вере будет его наставлять?

Одно из двух – это или лукавство в отношении веры, когда нет разницы, во что веровать и как веровать. Или человек заведомо не планирует исполнять функции крестного, и для него участие в Таинстве – лишь повод вступить с данной семьей в более тесные и дружеские отношения. Опять же, это профанация восприемничества.

– Часто люди поступают так, чтобы не вызвать досаду ближних…

– В вопросе вечности и отношений с Богом компромиссов быть не может. И человеческий фактор не может быть оправданием для отступления от веры, от Закона Божия.

Из житий святых мы знаем массу случаев, когда родители умоляли детей отречься от Христа, взывая к каким-то родственным, семейным чувствам. В советское время сколько было такого, что родители или дети склоняли своих родственников не ходить в церковь.

То есть во все времена люди были готовы идти на смерть за твердость в своей вере, а мы почему-то из побуждений, как бы кто о нас чего плохо не подумал, с такой легкостью готовы отступить от Христа.

Это вещи очень серьезные, и с ними шутить нельзя.

– Почему, когда в храмах подаем записки с именами, всегда спрашивают, крещен ли человек. Многие в искреннем желании помолиться за ближнего не знают, крещен он или нет. И приходящих в церковь смущает, огорчает и часто даже отталкивает, что здесь такое пристрастное внимание к вопросу крещен/не крещен. Люди спрашивают: «Неужели нельзя принять записку и просто помолиться о болящем?»

– Церковь на Литургии молится только о тех, кто является ее чадами. На молебны вполне возможно подать записки и с именами некрещеных людей – в первую очередь о том, чтобы Господь просветил их сердце познанием истины.

Я бы ответ на этот вопрос разделил на две части. Если мы точно знаем, что человек не крещен и креститься не хочет, подавать о нём записки на Литургию нельзя. Но если неизвестно, крещен ли наш близкий, лучше подать, и Сердцеведец Господь, во-первых, эту молитву не поставит нам в грех, а во-вторых, Своей благодатью обязательно помилует этого человека.