Митрополит ВЕНИАМИН (Федченков)

МАЛИНКА

Чудеса преподобного Серафима

Это было давно. Приехал в Саровский монастырь новый архиерей. Много наслышан был он об угоднике Божием Серафиме, но сам не верил рассказам о чудесах батюшки. А может, и люди зря чего наговорили ему?..

Встретили архиерея монахи со звоном, честь-честью, в храм провели, потом в архиерейские покои. Ну, угостили его, как полагается. На другой день служба. Осмотрел все архиерей и спрашивает: “А где же живет отец Серафим?”

А батюшка тогда не в монастыре жил, а в пустыни своей. А была зима, снегу-то в саровских лесах - сугробы во какие!

С трудом проехал архиерей. Да и то последнюю дорожку и ему пешочком пришлось идти...

Батюшку предупредили, что сам архиерей идет к нему в гости. Угодничек Божий вышел навстречу без шапочки (клобука) и смиренно в ноги поклон архиерею положил. “Благослови, - говорит, - меня, убогого и грешного, святой Владыка! Благослови, батюшка!” Он и архиерея-то все звал: батюшка да батюшка.

Архиерей благословил и идет впереди в его пустыньку. Батюшка под ручку его поддерживает. Свита осталась ждать. Вошли, помолились, сели. Батюшка-то и говорит:

- Гость у меня высокий, а вот угостить-то у убогого Серафима и нечем.

Архиерей-то, думая, что батюшка хочет его чайком угостить, и говорит:

- Да ты не беспокойся, я сыт. Да и не за этим я к тебе приехал и снег месил. Вот о тебе все разговоры идут разные.

- Какие же, батюшка, разговоры-то? - спрашивает угодник, будто не зная.

- Вот, говорят, ты чудеса творишь.

- Нет, батюшка, убогий Серафим чудеса творить не может. Чудеса творить лишь один Господь Вседержитель волен. Ну а Ему все возможно, Милостивцу. Он и мир-то весь распрекрасный из ничего сотворил, батюшка. Он и через ворона Илию кормил. Он и нам с тобою, батюшка, вот, гляди, благодать-то какую дал...

Архиерей взглянул в угол, куда указывал угодничек, а там большущий куст малины вырос, а на нем полно ягоды спелой.

Обомлел архиерей и сказать ничего не может. Зимой-то - малина, да на голом полу выросла! Как в сказке!

А батюшка Серафим взял блюдечко чайное да и рвет малинку. Нарвал и подносит гостю.

- Кушай, батюшка, кушай! Не смущайся. У Бога-то всего много! И через убогого Серафима по молитве его и по Своей милости неизреченной Он все может. Если веру-то будете иметь с горчичное зерно, то и горе скажете: “Двинься в море!” Она и передвинется. Только сомневаться не нужно, батюшка. Кушай, кушай!

Архиерей все скушал, а потом вдруг и поклонился батюшке в ножки. А батюшка опередить его успел и говорит:

- Нельзя тебе кланяться перед убогим Серафимом, ты - архиерей Божий. На тебе благодать великая! Благослови меня, грешного, да помолись!

Архиерей послушался и встал. Благословил батюшку и только два-три словечка сказал:

- Прости меня, старец Божий: согрешил я перед тобой! И молись обо мне, недостойном, и в этой жизни, и в будущей.

- Слушаю, батюшка, слушаю. Только ты до смерти моей никому ничего не говори, иначе болеть будешь...

Глядит архиерей, а куста-то уже нет, а на блюдечке от малинки сок кое-где остался - значит, не привидение это было. Да и пальчики у него испачканы малинкой.

Вышел архиерей. Свита-то его дожидается. И чего это, думают, он так долго говорил с батюшкой Серафимом? А он, без шапочки, опять под ручку его ведет до самых саночек. Подсадил и еще раз в снег поклонился.

А архиерей, как только отъехал, говорит своим: “Великий угодник Божий. Правду про него говорили, что чудеса может творить”. Но ничего про малинку им не сказал. Только всю дорогу молчал да крестился, а нет-нет и опять скажет: “Великий, великий угодник!”

А когда скончался батюшка, он и рассказал всем про малинку.



ИГУМЕН И МЕДВЕДЬ

Этот случай произошел на Руси в конце XVI века. Иноки очень бедного Хутынского монастыря в Новгороде, получив в дар от одного боярина хорошие пастбища, решили завести овец. Шерсть от них давала все нужное обители: и одежду братии, и доход от продажи излишков.

Но вот в соседнем лесу поселился медведь и стал жестоко обижать бедных иноков, похищая их овец. Не смея сами предпринять ничего, послушники-пастухи не раз докладывали о чинимых медведем обидах настоятелю. Но старец-настоятель почему-то медлил с каким-либо решением насчет обидчика, говоря, что и медведю надо же есть. А у того от безнаказанности разрасталась алчность, так что на опушке леса стали находить уже овец не только съеденных, но почти и нетронутых, а лишь растерзанных. Снова доложили настоятелю.

“Э, это уже озорство. Ради потехи губить не позволю”, - проговорил старец и, взяв свой посох, пошел один в лес.

На следующий день изумленная братия увидела своего настоятеля идущим из леса в монастырь в сопровождении огромного упитанного медведя. Старец вошел в келью, а медведь лег у крыльца.

“Отче, что же делать с медведем? - спрашивали келейники настоятеля, - он лежит у крыльца и никуда не отходит”.
“Не трогайте его, пусть лежит. Мы завтра пойдем с ним в Москву на суд к Патриарху”, - отвечал настоятель.

И на следующий день настоятель действительно отправился пешком из Новгорода в Москву, а за ним покорно пошел и монашеский обидчик-медведь. Пришлось, конечно, этим странным путникам проходить и через многие села и деревни, и везде народ с удивлением смотрел на такое странное явление. Тогда еще водили по деревням медведей ради потехи, но те бывали на цепи, с продернутым железным кольцом в носу и заморены, а этот шел свободно, и такой огромный.

И то не диво, - что люди страшились медведя крепко и даже отказывали настоятелю в ночлеге, так как он, боясь, чтобы на улице не убил кто-нибудь медведя, просил и его впускать куда-нибудь. А животные относились к странному зверю совершенно спокойно. Собаки даже близко подбегали к нему и обнюхивали его, а пасшийся на пути в поле скот при приближении настоятеля с его обидчиком лишь подымал голову и как бы с любопытством смотрел на диковинное шествие, а затем снова спокойно принимался щипать траву.

Так и добрел хутынский настоятель со своим обидчиком в Москву на Патриаршее подворье. Он вошел в покои Патриарха, прося доложить о себе, а медведь остался у ворот.

Патриарх принял хутынского настоятеля.

- Я к тебе, Святейший, пришел с жалобой на нашего обидчика, - принимая благословение Патриарха, проговорил игумен. - В соседнем с нашей обителью лесу поселился медведь и ведет себя непотребно - похищает наших овец больше, чем съесть может, стало быть, просто ради своей звериной страсти потешается над кроткой Божией тварью. Этого я стерпеть не мог, и привел его к твоему Святейшеству на суд.

- Кого привел? - недоумевал Патриарх.

- Да нашего обидчика, Владыко.

- Где же он?

- У ворот дожидается твоего суда. Внуши ему, Святейший, что такое поведение зазорно для создания Божия.

- Брат, зачем же ты трудился вести его ко мне, если он так повинуется тебе, что пришел за тобою в Москву? - сказал Патриарх. - Запрети ему сам.

- О, нет, Святейший. Что же я такое? Нет, запрети ему ты своими святительскими словами не чинить больше обиды неповинной твари. Скажи ему, что озорничать грешно и непотребно.

Патриарх вышел на крыльцо, а хутынский настоятель пошел к воротам и через минуту вернулся во двор сопровождаемый своим косматым обидчиком.

- Вот, Святейший, наш обидчик, рассуди нас твоим святительским судом, - сказал настоятель, указывая Патриарху на огромного медведя, стоявшего смирно понурив голову.

Подивился Патриарх такой покорности зверя и обратился к нему, как к разумной твари:

- Хутынский настоятель приносит жалобу на твое озорное поведение. Ты обижаешь бедную обитель, похищаешь ее достояние и позволяешь себе озорство, непристойное никакому созданию Божию. Отныне чтобы ты не смел трогать монастырских овец, Господь силен, и без этого пропитает тебя.

Суд кончился. Настоятель поклонился в ноги Патриарху и повернул домой, а за ним покорно поплелся и медведь.
С этого времени он никогда уже не трогал монастырских овец и в случае недостатка в еде смиренно являлся в ту же обитель, прося пропитания, в котором братия не отказывала ему.

Из журнала “ТРОИЦКОЕ СЛОВО”



НЕОЖИДАННЫЙ ПОМОЩНИК

После революции митрополита Кирилла везли в ссылку. В одну темную ночь злые люди выбросили его из вагона на всем ходу поезда. Стояла снежная зима. Владыка Кирилл упал в огромный сугроб, как в перину, и не разбился.
С трудом выбравшись из сугроба, он огляделся: лес, снег, и никаких признаков жилья. Митрополит долго шел по глубокому снегу и, выбившись из сил, сел на пень. Мороз пробирал до костей сквозь изношенную рясу. Чувствуя, что начинает замерзать, Владыка стал читать себе “отходную”. Вдруг видит, что к нему приближается кто-то очень большой и темный. Всмотрелся - медведь! “Загрызет!” - мелькнула мысль, но бежать не было сил, и куда?

А медведь подошел, обнюхал сидящего и спокойно улегся у его ног. Повеяло от огромной медвежьей туши полным доброжелательством. Медведь заворочался и, повернувшись к Владыке брюхом, растянулся и сладко захрапел.

Долго колебался Владыка, глядя на спящего медведя, потом не выдержал сковывающего холода и лег рядом с ним, прижавшись к теплому животу. Лежал и то одним, то другим боком поворачивался к зверю, чтобы согреться, а медведь обдавал его горячим дыханием.

Когда забрезжил рассвет, митрополит услышал далекое пение петухов. “Жилье близко”, - мелькнула радостная мысль. Он осторожно, чтобы не разбудить медведя, встал на ноги, но тот поднялся тоже, отряхнулся и вразвалку побрел к лесу. А отдохнувший Владыка пошел на петушиные голоса и вскоре дошел до небольшой деревеньки.

Постучавшись в крайнюю избу, он объяснил, кто он, и попросил приюта. Владыку впустили, и он полгода прожил в этой деревне.

Василий Никифоров-Волгин

КРЕЩЕНИЕ

Сегодня великое освящение воды. Мы собирались в церковь. Мать сняла с божницы сосудец с остатками святой воды и вылила её в печь, в пепел,— ибо грех выливать её на места попираемые. Отец спросил меня:

— Знаешь, как прозывается по-древнему богоявленская вода? Святая агиасма!

Я повторил это как бы огнем вспыхнувшее слово, и мне почему-то представился недавний ночной пожар за рекой и зарево над снежным городом. Почему слово “агиасма” слилось с этим пожаром, объяснить себе не мог. Не оттого ли, что страшное оно?

На голубую от крещенского мороза землю падал большими хлопьями снег. Мать сказала:

— Вот ежели и завтра Господь пошлет снег, то будет урожайный год.

В церковь пришли все заметеленными и румяными от мороза. От замороженных окон стоял особенный снежный свет,— точно такой же, как между льдинами, которые недавно привезли с реки на наш двор.

Посредине церкви стоял большой ушат воды и рядом парчовый столик, на котором поставлена водосвятная серебряная чаша с тремя белыми свечами по краям. На клиросе читали “пророчества”. Слова их журчали, как многоводные родники в лесу, а в тех местах, где пророки обращаются к людям, звучала набатная медь: “Измойтесь и очиститесь, оставьте лукавство пред Господом: жаждущие, идите к воде живой...”

Читали тринадцать паремий. И во всех них струилось и гремело слово “вода”. Мне представлялись ветхозаветные пророки в широких одеждах, осененные молниями, одиноко стоящие среди камней и высоких гор, а над ними янтарное библейское небо и ветер, развевающий их седые волосы...

При пении “Глас Господень на водах” вышли из алтаря к народу священник и диакон. На водосвятной чаше зажгли три свечи.

“Вот и в церкви поют, что на водах голос Божий раздаётся, а Гришка не верит... Плохо ему будет на том свете!”

Я искал глазами Гришку, чтобы сказать ему про это, но его не было видно.

Священник читал молитву “Велий еси Господи, и чудна дела Твоя... Тебе поет солнце, Тебе славит луна. Тебе присутствуют звезды... Тебе слушает свет...”

После молитвы священник трижды погрузил золотой крест в воду, и в это время запели снегом и ветром дышащий богоявленский тропарь “Во Иордани крещающуся Тебе, Господи, Тройческое явися поклонение” и всех окропляли освящённой водою.

От ледяных капель, упавших на моё лицо, мне казалось, что теперь наступит большое ненарадованное счастье и все будет по-хорошему, как в день Ангела, когда отец “осеребрит” тебя гривенником, а мать пятачком и пряником в придачу. Литургия закончилась посреди храма перед возжжён-ным светильником, и священник сказал народу:

— Свет этот знаменует Спасителя, явившегося в мир просветить всю поднебесную!

Подходили к ушату за святой водой. Вода звенела, и вспоминалась весна.

Так же как и на Рождество, в доме держали “дозвёздный пост”. Дождавшись наступления вечера, сели мы за трапезу — на вечерницу. Печёную картошку ели с солью, кислую капусту, в которой попадались морозинки (стояла в холодном подполе), пахнущие укропом огурцы и сладкую, мёдом заправленную кашу. Во время ужина начался зазвон к Иорданскому всенощному бдению. Началось оно по-рождественскому — великим повечерием. Пели песню “Всяческая днесь да возрадуется Христу, явльшуся во Иордани” и читали Евангелие о сошествии на землю Духа Божьего.

После всенощной делали углём начертание креста на дверях, притолоках, оконных рамах — в знак ограждения дома от козней дьявольских. Мать сказывала, что в этот вечер собирают в деревне снег с полей и бросают в колодец, чтобы сделать его сладимым и многоводным, а девушки “величают звёзды”. Выходят они из избы на двор. Самая старшая из них несёт пирог, якобы в дар звёздам, и скороговоркой, нараспев выговаривает:

— Ай, звёзды, звёзды, звёздочки! Все вы звёзды одной матушки, белорумяны и дородливы. Засылайте сватей по миру крещёному, сряжайте свадебку для мира крещёного, для пира гостиного, для красной девицы родимой.

Слушал и думал: хорошо бы сейчас побежать по снегу к реке и послушать, как запоёт полнощная вода...

Мать “творит” тесто для пирога, влив в него ложечку святой воды, а отец читает Библию. За окном ветер гудит в берёзах и ходит крещенский мороз, похрустывая валенками. Завтра на отрывном численнике покажется красная цифра 6 и под ней будет написано звучащее крещенской морозной водою слово “Богоявление”. Завтра пойдём на Иордань!



УЧИТЕЛЬ ДОБPОТЫ

Жил в позапpошлом веке гpустный, добpый человек. Звали его Рихаpд фон Фолькманн. Был он знаменитым на весь миp пpофессоpом хиpуpгии. Много pазных методов лечения пpидумал он, и с помощью их pаненых спасали от неминуемой смеpти. До сих поp доктоpа пользуются его изобpетением – антисептическим лечением pан. Но мало кто знал и знает, что пpофессоp пpидумывал также сказки и печатал их, скpываясь под псевдонимом. Как и в жизни, в них много несчастий и гpусти, но конец у них – неизменно счастливый. Даже гpешник в аду получает утешение в одной из сказок Фолькманна...

Пеpед вами четыре его сказки из Лейпцигского издания 1909 г. На pусский язык они пеpеведены впеpвые – нашим автоpом Р.А.Балакшиным (г.Вологда).

АНГЕЛЬСКИЕ КРЫЛЬЯ

содержание

Когда мать с дочкой гуляли по гоpоду, люди часто останавливались и смотpели ей вслед. Девочка спpашивала маму, почему люди так смотpят.

– Потому что на тебе такое кpасивое новое платье, – отвечала мама.

Дома она бpала свою дочь на колени, целовала, ласкала ее и говоpила:

– Родная моя, если б ты знала, как я тебя люблю. Нет, никто не знает этого, даже твой отец. Ах, что с тобой будет, если я умpу!

Пpошло вpемя, мать заболела и на девятый день умеpла. Отец девочки так гоpевал и сокpушался, что упал на могилу и в слезах говоpил:

– Почему меня не похоpонили вместе с ней!

Однако он скоpо утешился, и чеpез год взял себе дpугую жену, пpекpасную, юную. Она была похожа на добpую фею из сказки.

После смеpти матеpи девочка все вpемя сидела дома. Забиpалась на подоконник и смотpела в окно. Там был виден кусочек синего неба. Совсем маленький, как носовой платок.

Дpузей и подpужек у девочки не было. Рассеpдившись, они всегда дpазнили ее. И новая мама не бpала ее с собой на улицу. А когда девочка попpосилась однажды с нею, то новая мама сказала:

– Как ты глупа. Что подумают люди, когда увидят меня pядом с тобой, такой бледной, худой и к тому же – гоpбатой. Лучше и не мечтай об этом.

Бедной девочке ничего не оставалось дpугого, как сидеть по-пpежнему на подоконнике и молиться, смотpеть на небо и думать о своей маме.

Настала зима, пpишла и весна – на улице зазеленели листья, побежали pучьи, но гоpбатая девочка не могла этого видеть, она давно уже лежала в постели больная.

Как-то ночью ей пpиснилась мать. Она подошла к ней, взяла ее за pуку и позвала к себе.

Наутpо нашли девочку меpтвой в постели.

Когда гpоб с ее телом пpивезли на кладбище и готовились заpыть его в землю, никто не увидел, как с неба слетел ангел и сел возле гpоба. Он постучал в кpышку, словно это была двеpь. Тотчас вышла девочка к ангелу из темного ящика, и ангел сказал ей, что сейчас отведет ее к маме, на небо.

– А pазве гоpбатых пускают на небо? – pобко спpосила девочка.

– Милое дитя, – улыбнулся ангел. – Кто сказал тебе, что ты гоpбата?

С этими словами он пpикоснулся своей светлой pукой до гладкого, кpивого наpоста на ее спине и гоpб упал, как пустая скоpлупа.

Что же скpывалось в гоpбу?

Два великолепных, снежно-белых, с шумом pазвившихся по воздуху ангельских кpыла.

Девочка взмахнула ими и полетела с ангелом чеpез сияющий солнечный свет в голубое небо, где, пpотянув pуки, уже давно ждала ее добpая мама.

БОГАЧ И БЕДНЯК

содержание

По небесной доpоге шли двое путников – богач и бедняк. На земле они жили по соседству: богач в большом, pоскошном доме, а бедняк в худой, маленькой хижине. Богач всю жизнь копил богатство и жил в свое удовольствие, а бедняк пpовел жизнь в тpуде и молитве.

Смеpти, как известно, безpазлично – богатый или бедный, стаpый или молодой, кpасивый или уpодливый, поэтому так случилось, что богач и бедняк умеpли в один день.

Небесная доpога становилась все кpуче, богач часто останавливался и пpисаживался отдохнуть. Бедняк теpпеливо ждал его.

Так подошли они к вpатам Цаpствия Небесного. Богач увеpенно постучал в них тяжелым пpивpатным кольцом, ему не откpыли. Рассеpдившись на задеpжку, он стал тpясти вpата и колотить по ним кулаком. Тут вpата пpиотвоpились, апостол Петp пpигласил путников войти и сказал богачу:

– Это ты так нетеpпеливо ломился сюда? Ты должен понять, что здесь ты не на земле, твои богатства и важность здесь ничего не стоят.

Богач стpусил и пpитих. Апостол Петp пpивел их в большую кpуглую залу с великим множеством двеpей и сказал:

– Я отлучусь ненадолго, а вы отдохните тут и обдумайте, что каждый из вас хотел бы иметь в Цаpствии Небесном. Когда я веpнусь, не цеpемонтесь, пpосите, что угодно.

Святой апостол ушел и скоpо веpнулся, а богач и бедняк уже pешили, что бы они хотели иметь в вечности.

– Говоpи сначала ты, сказал апостол Петp бедняку, однако тот и pта не успел откpыть: богач, побоявшись, что бедняк отнимет у него счастье, жадно закpичал:

– Я, я пеpвый!

– Ну что ж, говоpи ты, – усмехнулся апостол.

Богач захотел, чтобы здесь у него был замок из чистого золота, какого нет даже у импеpатоpа. Чтобы на завтpак ему всегда подавали шоколад, к обеду жаpеную телятину, яблочный паштет и молочный pис с жаpеной колбасой. Это были его любимые кушанья. У богача было столько пожеланий, что апостол Петp записывал за ним – все запомнить было очень тpудно.

– Больше ты ничего не хочешь? – спpосил он.

– Да, да, – вскpичал богач. – Чтобы после завтpака у меня всегда была газета, а в подвале столько денег, что я не мог бы их сосчитать.

– Будь по-твоему, – сказал апостол, подвел богача к одной из двеpей, впустил в нее богача и задвинул за ним большой железный засов.

Богач очутился в пpекpасном, сиявшем светом и огнями двоpце. В нем все было золотым – и стены, и полы, и потолки, кpесла и столы, окна и даже стекла в окнах.

Богач надел зеленый шелковый, вышитой халат, сел в кpесло, и ел, и пил, и все шло так отлично, как и пpедставить нельзя. Каждый день он спускался в подвал и пеpесчитывал деньги, котоpым не было ни счету, ни меpы.

Так пpомчалось пятьдесят, и еще пятьдесят лет – целый век. А что такое целый век для вечности? Ничто. Пылинка.

Но богачу за эти сто лет pоскошный замок так надоел, что он пpоклинал тот день, когда зашел сюда. Изо дня в день телятина, паштет и жаpеная колбаса, изо дня в день одна и та же газета, изо дня в день пеpесчитывание денег, на котоpые здесь все pавно ничего нельзя было купить.

Богач откpывал окна двоpца, смотpел вниз и ввеpх. Но как светло было в замке, так темно и чеpно было за окном. Такая стpашная тьма, что вытяни pуку и не увидишь пальцев.

В нестеpпимо ужасной скуке пpоползла пеpвая тысяча лет. На двеpи заскpипел засов и в замок вошел апостол Петp.

– Как самочувствие, ваша милость? – спpосил он.

– Ах ты, стаpый обманщик, – топая ногами и бpызжа слюной, завопил богач. – Ты зачем посадил меня в эту тюpьму?

– Разве я? – удивился апостол. – Я только исполнил твое пожелание.

– Ты же знал, что нет мочи теpпеть, когда тысячу лет повтоpяется одно и то же?

– Конечно, знал, – согласился апостол. – Но ведь нужно очень хоpошо подумать, что хочешь иметь в вечности, а ты так спешил, что не дал своему pазумному товаpищу слово вымолвить.

– Вот он ваш хваленый pай! – гоpько пpовоpчал богач.

– Ты что же, полагаешь, что ты в pаю?

– А где же я? – ахнул богач.

– В аду.

Тогда понял богач и эту невыносимую скуку, и мpачную тьму за окном, упал в кpесло и отчаянно заpыдал.

Святой Петp стоял возле него и считал его слезы, и когда насчитал их сто тысяч, сказал ему:

– Ну, хоpошо. Пойдем со мной, я тебе что-то покажу.

Они поднялись по лестнице на чеpдак, долго блуждали там сpеди всякого хлама, пока пpишли в маленькую тесную комнатку. Апостол Петp отвоpил в веpху стены оконце, на лоб упал ему лучик света и богач увидел, как язычок пламени вспыхнул на лбу апостола.

Петp пpидвинул к стене табуpетку и сказал:

– Тепеpь смотpи.

Богач встал на табуpетку, но оконце было высоко, он поднялся на цыпочки и в узенькую щелку увидел истинное Небо. Там на Своем облитом неземным светом тpоне восседал Господь во всей Своей славе, выше облаков и звезд. Вокpуг летали ангелы, стояли святые угодники, и слышалось дивное пение.

– А это кто? – пpостонал богач. – Кто там сидит на скамеечке ко мне спиной?

– Это твой сосед, бедняк. Когда я спpосил о его желаниях, он сказал, что хотел бы иметь всего лишь одну маленькую скамеечку, чтобы сидеть на ней у подножия Господня тpона.

Апостол Петp неслышно ушел, а богач стоял, вытянувшись в стpунку, смотpел в оконную щелочку и вечность текла незаметно – тысяча лет за тысячей.

Старая мельница

В давние старые времена в Тюрингии, близ Аполды, была старая мельница. Она выглядела как обычная кофейная мельница – с той лишь разницей, что была гораздо больше, и ручка у нее была не наверху, а сбоку. Эта мельница обладала удивительным свойством. Если в ее верхнюю часть заходила немощная морщинистая старуха, горбатая, без волос и зубов, то внизу она выпрыгивала молодой, краснощекой, нарядной девицей. Когда мельница работала, внутри нее что-то щелкало, скрипело и вскрикивало, как от боли.

Когда же молодая девчонка появлялась внизу, то у нее спрашивали, не страшно ли было перемалываться. А она отвечала весело:

– Что вы, ничуть. Это все равно что проснуться спозаранку. Ты хорошо выспалась, за окном светит солнце, поют птицы, шумят деревья. Потянешься – только косточки хрустят.

В одной глухой деревушке далеко от Аполды жила дряхлая старуха, которая слышала об этой мельнице, но никак не могла собраться, чтобы сходить туда. Однако ждать дольше было нельзя – вот-вот смерть придет. Собралась старушка и пустилась в дальний путь. Шла она долго, старые больные ноги еле несли ее, одолевали и кашель, и боль в спине, но она брела и брела вперед. Наконец пришла она к чудо-мельнице.

На скамье у мельницы сидел мельник – молодой парень. Засунув руки в карманы, он покуривал трубку, пуская кольца в небо.

– Нельзя ли мне, господин мельник, снова сделаться молодой? – спросила старушка. – Говорят, ваша мельница это делает.

– Правду говорят, – сказал мельник. – Как зовут тебя?

Старуха назвала свое имя.

Мельник зашел в мельницу и вынес оттуда большую толстую книгу.

– Сколько возьмете с меня? – полезла старуха за деньгами.

– Перемолка ничего не стоит, – ответил мельник. – Но вот здесь ты должна поставить свою подпись.

– Подпись? – перепугалась старуха. – Свою душу отдать в услужение дьяволу? Ну нет. Я набожная женщина и все же надеюсь попасть на небо.

– Что ты, бабка, – засмеялся мельник. – Какой дьявол? С этим у нас все чисто. Но в этой книге с точностью по дням и по часам записаны все прегрешения, какие ты совершила в жизни. Ты должна подписаться, что, когда перемелешься, повторишь их все снова.

Мельник посмотрел на опешившую старуху, заглянул в книгу и сказал насмешливо:

– С шестнадцати до двадцати шести лет записи идут густо, не по одной странице, к сорока годам поменьше, после сорока опять густо, ну а к старости – тут редко.

Старушка покачала головой и жалобно попросила:

– Нельзя ли там хоть кое-что повычеркнуть, милый господин мельник? Хотя бы только три строчки. Я скажу, какие. А то повторить все снова – это ужасно!

– Нет, – ответил мельник. – Только с таким условием работает мельница.

– Закройте вашу книгу, – недовольно сказала старуха. – Такая перемолка мне не подходит. Это все равно что переливать из пустого в порожнее. – И она побрела в родную деревню.

Когда старушка вернулась домой, вся деревня сбежалась смотреть на нее, помолодевшую.

– Бабушка, – удивлялись все, – вы такой и вернулись, какой ушли. Мельница изломалась или о ней все врут?

– Нет, не изломалась, и правду говорят о ней, – отвечала путешественница за молодостью. – Да не зря говорится: сколь ни мели, не получится из ржи пшеничная мучица.

Заржавленный рыцарь

Когда-то жил на белом свете жестокосердный рыцарь. Он беспечно проводил время на пирах и турнирах и никогда не подал милостыни ни одному нищему. Поздней осенью он возвращался в замок. На дороге к нему пристал нищий, который неотвязно бежал следом и канючил милостыню. Рыцарь долго не отвечал ему, но терпение у него лопнуло. Он остановил коня, подозвал нищего и, когда тот приблизился в надежде получить подаяние, влепил ему в щеку такую оплеуху, что бедняга кубарем полетел в канаву. Глядя, как он плюхается в холодной осенней воде, рыцарь расхохотался:

– Ну что, получил полновесный гульден?

Но Бог наказал злого рыцаря. С того дня его рука стала ржаветь, вся она – от кончиков пальцев до плеча – покрылась рыжей шелушившейся ржавчиной. Врачи, лекари и знахарки, к которым он обращался, оказались бессильны исцелить его недуг. Тогда он надел на руку перчатку, которую не снимал ни днем, ни ночью, чтобы никто не видел его позора. Он чаще стал задумываться над своею жизнью и круто изменил ее – оставил прежних друзей, пиры и турниры и женился на прекрасной кроткой девушке.

Молодая жена с удивлением заметила, что ее красивый благородный муж никогда не снимает с руки перчатку. Однажды, когда он крепко спал, она украдкой расстегнула перчатку и увидела ржавую руку. Она поняла, что тут кроется какая-то тайна. На другое утро она сказала мужу, что пойдет в лес, помолиться в часовне.

В лесу недалеко от замка возле небольшой часовни жил в келье монах-отшельник. Он не раз ходил в Иерусалим поклониться Святому Гробу, вел богоугодную строгую жизнь, молва о которой разносилась далеко. Из разных земель к отшельнику приходили люди за вразумлением и помощью.

Жена рыцаря поведала отшельнику о своем ужасном открытии и просила у него совета. Отшельник удалился в келью, долго молился там и, когда вышел, сказал:

– Много зла и несправедливости совершил твой муж. Он убивал людей, презирал нищих, гнал убогих. Любил только самого себя и свое тело. За это Бог наказал его. Сам он пока далек от полного раскаяния, ему может помочь молитва близких людей о нем, о его душе. Если ты пойдешь нищенствовать – босиком, в рваных лохмотьях, – если ты соберешь сто золотых гульденов и отдашь их в храм в пользу бедных, тогда Господь может смиловаться над этим грешником. Готова ли ты совершить такой подвиг?

– Я хочу этого, – сказала жена рыцаря. – Я перенесу все страдания и лишения, только бы избавить его от гнева Божия. Пока ржавчина захватила его тело, хуже будет, если заржавеет и его душа.

С этими словами жена рыцаря поклонилась отшельнику и пошла в лес. В лесу ей повстречалась собиравшая хворост старуха в старом лоскутном пальто и грязной рваной юбке. Пальто было такое старое, что лоскуты, из которого оно было сшито, давно стали одного цвета.

– Бабушка, – сказала ей молодая женщина, – если ты мне отдашь свои юбку и пальто, я охотно дам за них все свое золото и одежду.

– Стыдно, барышня, насмехаться над бедными людьми, – ответила старуха. – Я довольно пожила на свете и еще не видела человека, который менял бы богатую шелковую одежду на отрепье.

Жена рыцаря, не говоря ни слова, сняла с себя платье и подала его старухе.

– Что же ты собираешься делать в моей одежде? – суетливо переодеваясь, спросила старуха.

– Нищенствовать, бабушка, – ответила женщина, надевая на себя скверные лохмотья.

– Ну что же, – сказала сборщица хвороста, – лучше нищенствовать на земле, но получить награду на Небесах, чем благоденствовать здесь и не получить ответа у Небесных врат. Послушай, я научу тебя нищенской песне:

По белому свету скитаться
И сутками голодать.
Слезами с тоской умываться
И, где придется, спать.
И, хлеб посыпая пеплом,
Сказать спасибо тому,
Кто в рубище этом ветхом
Пустит тебя к огню.
Вот горькая нищих доля –
Душою и телом скорбеть,
Былинкой качаться в поле,
Унылые песни петь.

– Какова? Чудесная песенка? – сказала старушенция и, накинув на плечи шелковую накидку, резво прыгнула в кусты. Она испугалась, что богатая чудачка передумает и заберет подарок назад.

А жена рыцаря побрела по дороге. Она устала и проголодалась. Навстречу ей попался зажиточный крестьянин, важный и дородный, который подыскивал себе служанку.

– По белому свету скитаться и сутками голодать... – дрожащим голосом запела молодая женщина и протянула руку:

– Дайте, добрый человек, корочку хлебца.

Крестьянин увидел, что, несмотря на лохмотья, это молодая и красивая женщина, и сказал:

– Зачем тебе нищенствовать? Я беру тебя в служанки. Ты получишь к Пасхе кулич, жареного гуся, а к Рождеству – один гульден и новую одежду. Ну что, по рукам?

– Нет, – возразила нищенка. – Богу угодно, чтобы я жила подаянием.

Крестьянин не ожидал отказа, рассердился и сказал едко:

– Богу угодно? Забавно. Ты что, обедала с Ним? Случайно не было чечевицы с сосисками за столом? А может быть, ты Его родственница, если так хорошо знаешь, что Ему угодно? Лентяйка! Ты не хочешь работать. Скройся с глаз, пока не получила колотушку!

Уже под вечер молодая женщина пришла в город. На главной улице лежали два больших камня. Она села на один из них, протянула руку и запела песню. Как вдруг на нее налетел нищий с костылем.

– Эй ты, грязная неряха, – гаркнул он, замахнувшись костылем. – Проваливай отсюда подобру-поздорову. Вишь, какая сыскалась ловкая. Отбивает моих клиентов. Я арендую этот угол. Проваливай поживей, а не то мой костыль загуляет по твоей спине, как смычок по скрипке.

Усталая, голодная и униженная поднялась жена рыцаря и побрела дальше. Много дней шла она, попрошайничая, пока не достигла чужой страны. В большом незнакомом городе она приютилась у церкви. Днем просила милостыню, а ночью спала на церковных ступенях. Кто подавал ей пфеннинг, кто швырял в подол юбки геллер, а кто бранился, как тот крестьянин. Миновало более полугода, когда она скопила первый гульден. Оставалось еще девяносто девять. Она подумала, что ей может не хватить всей жизни, чтобы собрать их. Но она еще усерднее молилась Богу о муже, тем более, что в это время у нее родился сын. Она оторвала от полы пальто широкую полосу, завернула в нее ребенка. Если он не засыпал, она пела ему колыбельную:

Засни на моих коленях
И глазки свои закрой.
Отец твой имеет замок,
А мы без дома с тобой.
Отец твой – богатый рыцарь,
Он в бархат и шелк одет.
А у тебя, малютки,
Рубашки хорошей нет.
Он пьет богатые вина,
Не ведает о нужде.
А мы живем с тобою
На хлебе и на воде.
Но мы не ропщем с тобою,
Мы молим всегда Творца.
Услышит Он наши молитвы,
Спасет твоего отца.

Слушая песню, люди останавливались, разглядывали ее и ребенка и давали милостыню щедрей, чем раньше.

А рыцарь, не дождавшись в тот день своей жены домой, оседлал коня и пустился на ее поиски. Сперва он приехал к отшельнику.

– Не знаешь ли ты, – спросил он, – где моя жена?

– Знаю, – сурово ответил тот. – Как знаю и то, что тебе до нее так же далеко, как до солнца, ибо ты прогневил Бога.

– Чем же я прогневил Бога? – удивился рыцарь. – Разве не я гнал копьем нечестивых сарацин в пустынях Палестины, не от моего ли меча бежали безбожные мавры в испанских ущельях?

– Ничего не значат твои бои и походы, – обличал его отшельник. – В них ты искал своей славы, тешил себя самого. А не ты ли жил в роскоши и довольстве? Не ты ли презирал бедных и оскорблял их? Не тебя ли Бог наказал за это ржавчиной? Поэтому твоя добродетельная жена оставила тебя. Она молится за тебя, чтобы спасти твою душу.

Рыцарь почувствовал правду в словах отшельника, они пробудили в его душе раскаяние и укоризны совести. Он опустился на колени, заплакал.

Отшельник положил руку на его плечо и сказал ласково:

– Слушай, что я тебе скажу, и ты найдешь свою жену. Начни делать добро – защищай слабых, помогай бедным, утешай страдающих. Путешествуй от церкви к церкви и найдешь жену.

Рыцарь вскочил на коня и с молитвой тронулся в дальний путь. Он странствовал от деревни к деревне, от города к городу. С той поры не было надежней защитника у слабых и обиженных, чем он. Его острый меч и тяжкая палица наводили страх на разбойников с большой дороги, его седельные сумки, наполненные золотом, были открыты для обездоленных и нищих. Его уста, привычные к грубой ругани и издевке, теперь источали слова утешения и поддержки.

Он объехал много церквей, но нигде не обрел своей дорогой супруги. На исходе третьего года странствий он очутился в том городе, где на церковной паперти нищенствовала его жена. Еще издали она увидела его – высокого, статного, с когтем коршуна, сверкавшим на верхушке его боевого шлема. Она надвинула на голову старое, уже совсем обветшавшее, пальто, чтобы он не узнал ее, ведь она собрала к этому времени только два гульдена.

Услышав его мерные шаги и звон шпор по каменным плитам, она сжалась в комочек. А рыцарь увидел ее, это рубище, этого милого кудрявого мальчугана на ее коленях, и сердце его, теперь преисполненное участия и ласки к людям, разрывалось от сострадания к ней.

– Помолись обо мне, бедная женщина. Я так несчастен, – сказал он и положил к ее ногам тяжелый кошелек.

Зная его прежний нрав, жена рыцаря догадалась о происшедшей с ним перемене. Его голос всколыхнул в ее сердце воспоминания о днях былой любви. Но открыться ему она не могла. И от этого она заплакала.

– Не плачь, – сказал рыцарь. – Поверь, годы твоих страданий позади. В этом кошельке сто гульденов, их надолго хватит и тебе, и твоему малышу. Пусть лучше я стану нищим, но вы живите, не зная нужды.

Жена его зарыдала.

– Что с тобой, женщина? – спросил рыцарь, наклонился и заглянул ей в лицо. В следующий миг он подхватил ее вместе с сыном на руки и, высоко подняв их над головой, закричал, ликуя:

– Хвала Всемогущему Богу, я нашел жену и сына!

Они вложили кошелек с деньгами в церковную копилку, помолились на дорогу и отправились домой. Жена с сыном сидели на коне, а рыцарь шагал рядом и не сводил с них глаз. Когда они оставили город и были одни, жена попросила рыцаря подать ей руку. Она сняла с нее перчатку. Рука благородного рыцаря была чистой и белой, как в юности.











К.К. Романов (К.Р.)

* * *

Когда креста нести нет мочи,
Когда тоски не побороть,
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву дни и ночи,
Чтобы помиловал Господь.

Но если вслед за огорченьем
Нам улыбнется счастье вновь,
Благодарим ли с умиленьем,
От всей души, всем помышленьем
Мы Божью милость и любовь?

И.С. Никитин

* * *

Молись, дитя! Сомненья камень

Твоей души не тяготит.

Твоей молитвы чистый пламень

Святой любовию горит.

Молись, дитя! Тебе внимает

Творец бесчисленных миров,

И капли слез твоих считает,

И отвечать тебе готов.

Быть может. Ангел твой Хранитель

Все эти слезы соберет.

И их в надзвездную обитель

К престолу Бога вознесет.

Молись, дитя! Мужай с летами

И, дай Бог, в пору зрелых лет

Такими ж светлыми очами

Тебе глядеть на Божий свет.

Но, если жизнь тебя измучит,

И ум и сердце возмутит,

Но, если жизнь роптать научит,

Любовь и веру погасит, -

Приникни с жаркими слезами,

Креста подножье обними:

Ты примиришься с Небесами,

С самим собою и людьми.

И вновь тогда из райской сени

Хранитель Ангел твой сойдет,

И за тебя склонив колени,

Молитву Богу вознесет.

Сценарий праздника: Рождественское чудо
Действующие лица
Мальчик-ведущий
Девочка-ведущая
Император Август
Три писаря
Три пастуха
Ангел
Три волхва

На сцене в музыкальном зале школы устроен макет пещеры – вертеп, внутри которого встроен диапроектор для демонстрации слайда с иконой Богородицы с Младенцем на руках; над вертепом – подсвеченная электрической гирляндой Вифлеемская рождественская звезда; неподалеку от пещеры стоит наряженная самодельными игрушками и конфетами рождественская елочка.

Дети занимают свои места в зале под звуки аудиозаписи рождественских песен и колядок в исполнении детского хора.

Ведущие (взрослые) открывают праздник.

Девочка-ведущая
Здравствуйте, дорогие ребята, дорогие гости! С праздником всех вас!

Мальчик-ведущий
С Рождеством Христовым!

Девочка-ведущая задает вопросы детям-зрителям.

Девочка-ведущая
Хорошо ли вам известно, что это за праздник? Поднимите руки, у кого из вас дома есть Рождественская елка. Справляли дома Рождество? Пироги, наверное, пекли и всякие сладости кушали? Так вкусно и весело было в каникулы, что и про телевизор забыли, и про школу не вспоминали?

Мальчик-ведущий
Праздничные дни продолжаются и сейчас, и называются они святочные дни, или – святки. Так называются двенадцать дней праздника после Рождества Христова.

Девочка-ведущая
Как чудно Господь утешает нас в эти дни: земля укрыта белым пушистым снегом, все в природе как будто замерло в созерцании чуда Рождения Спасителя.

Мальчик-ведущий
На душе у нас в дни праздника светло и чисто: Сам Богомладенец Христос касается наших сердец, и они трепещут от радости и ликования, которым нет конца.

Девочка-ведущая
Праздника святого солнышко взошло!

Хор исполняет песню "Рождество"
(сл. неизв. автора, муз. А. Паутова)

Рождество
Пушистый снег покрыл поля,
Покрыл дремучий лес,
Уснула тихим сном земля,
Померкнул свод небес.

Сегодня отдых от труда,
Забвенье всех забот…
Зажжется первая звезда,
И к нам Христос сойдет.

Сойдет, чтоб в каждую семью
Внести покой и мир,
Всем благость проявить свою,
Устроить детям пир.

Девочка-ведущая
Две тысячи лет назад в далекой стране Палестине, в городе Вифлееме произошло удивительное чудо, родился необыкновенный Младенец. Исполнились предсказания пророков: в мир пришел Спаситель. Вот как это было.

Верхний свет в зале выключается, горят только небольшие светильники и лампочки гирлянд.

Мальчик-ведущий
Римский император Август хотел узнать, сколько у него подданных и повелел произвести перепись народа. Каждый человек должен был записаться в том городе, откуда он был родом.

Под торжественные звуки клавесина появляется Август.

Действие первое.
(Сцена с императором Августом)

Август
Сколько же звезд на небе?! И не сосчитать! Несчитанное число звезд на небосводе! А если начать считать, то, пожалуй, всем моим астрономам и жизни не хватит. Да-а-а, неизвестное число!(Пауза).

А в моем государстве сколько подданных? Тоже неизвестное число… Это что ж такое получается? Император не знает сколько у него в империи живет людей! Нехорошо…Подданных то у меня гораздо даже больше, чем звезд на небе! А как же узнать, как пересчитать? Чтобы их сосчитать хотя бы до половины, и тысячи лет не хватит! А что если все-таки попробовать.

– Эй, писари! (Включается свет в зале, вбегают три писаря и становятся за спиной Августа.) Повелеваю переписать всех жителей Римской империи поименно! И поторопитесь, чтоб к утру управились! А не то…!

Август покидает сцену, включается сумбурная музыка, писари начинают общаться с залом.

1-й писарь
Тани – руки вверх подняли!

2-й писарь
Оли-Коли – закричали!

3-й писарь
Лены-Светы – в ладоши похлопали!

1-й писарь
Ну, а Сережи – ногами потопали!

2-й писарь
Димы и Юры – слегка зашуршали!

3-й писарь
Те, кто Наташи – немного привстали!

1-й писарь
Кати и Даши – тихонько мяукнули!

2-й писарь
Саши и Леши – дружно аукнули!

3-й писарь
Про кого мы не сказали
И сегодня промолчали,
Как единая семья,
Давайте крикнем дружно – "Я!"

В течение минуты звучит энергичная музыка, после выключения которой все писари собираются вместе, как будто сводят воедино результаты переписи.

Все писари
Готово!

Писари убегают со сцены.

Действие второе.
(Сцена с пастухами)

Звучит тихая музыка (скрипка).

Девочка-ведущая
Жили в то время в Палестине Пречистая Дева Мария и святой старец Иосиф. Городом их предков был Вифлеем, куда они и отправились.

Мальчик-ведущий
Дорога была долгой и путники очень устали. В Вифлееме они не могли найти дома, где бы их приютили. Уже ночью на окраине города Иосиф с Марией увидели пещеру, где во время непогоды укрывались пастухи и их скот. Обрадованные путники вошли в пещеру.

Девочка-ведущая
Там и родился у Пресвятой Девы Божественный Младенец – Господь наш Иисус Христос. Счастливая Мать запеленала Своего Сына в белые пелены, положила Его в ясли – кормушку для скота – и поклонилась Ему. А холодная пещера стала, как небо: она наполнилась светлыми Ангелами, которые пели радостные хвалебные песни своему Творцу и Господу. Ночь была тихая и ясная. Никто в городе не знал о Рождестве Христовом, все спали. Только пастухи пасли свои стада в поле. А на небе среди обычных звезд сияла новая, по-особому яркая звезда.

Появляются дети-пастухи. Звучит шумовая фонограмма "Овечье стадо".

Для инсценировки сцен с пастухами и волхвами использован сокращенный и адаптированный вариант пьесы В.М. Тихомирова "Царь Ирод" (М.: Кругъ, 1992).

Ребенок-чтец
Посмотрите-ка,
Вон они, пастухи овечьи,
Меж собою ведут речи.
А вот звезда!
Пастухам она является,
Пастухи звезде удивляются.

1-й пастух
Ой, глядите-ка! Звезда!

2-й пастух
Где звезда?

3-й пастух
Поглядите вон туда.

Все три пастуха вместе
Вот это да!

1-й пастух
И какая же большая-
пребольшая, золотая,
Золотая да пресветлая!

2-й пастух
То звезда непростая.

3-й пастух
А какая? Волшебная?

1-й пастух
Не волшебная, а святая.

2-й пастух
Ой, поглядите-ка,
Кто там над нами!

1-й пастух
Да ведь это, похоже –
Ангелы Божьи!

2-й пастух
Кажется, на землю спустились.

3-й пастух
Ой, глядите, Ангел идет по земле,
Как по небесам, – к нам!

Ангел
Я Божий Ангел, пастырей кликаю,
Возвестить им хочу радость великую:
Народился наш Спаситель, Господь,
Воплотился в человеческую плоть.
На земле и в небесах торжество,
Христа Бога нашего Рождество!
И вы, пастыри, пойдите к Нему,
Поклонитесь Ему!

1-й пастух
Мы пойдем сегодня,
В Рождество Господне,
Мы пойдем к Нему
Поклониться Ему.

2-й пастух
Мы пойти-то пойдем
Хоть сейчас,
Только нет у нас
Для Младенца подарочка.

3-й пастух
Нет ни шерсти клочка.

2-й пастух
Ни зимой молочка.

3-й пастух
Нет и сыру овечьего.

2-й пастух
Подарить-то нечего!

Ангел
Нет у вас ни молока,
Ни шерсти, ни сыра.
Зато есть у вас радость и вера!

Пастухи (радостно)
Мы пойдем к Нему
Поклониться Ему
С нашей верой и радостью.

Ангел
Я же, Ангел, покажу вам дорогу
Ко Христу Богу...
Вот он, город Вифлеем,
Что известен будет всем.
А вон там вертеп-пещера.
Крепка ли ваша вера?

Пастухи
Крепка!

Ангел
Ну, тогда в вертеп войдите,
На Младенца поглядите,
Чуду подивитесь,
Богу поклонитесь!

На экран, оформленный как вход в пещеру - вертеп проецируется слайд иконы Богородица с Младенцем Христом.
Пастухи направляются к вертепу.

Пастухи (хором)
Мы пойдем, пастухи,
Чуду подивиться,
Богу поклониться.

Ангел
Я же, Ангел Божий,
Встану здесь на страже.

Под песню "Рождественское чудо" пастухи подходят к вертепу, кланяются и тихонько уходят.

Рождественское чудо
Рождество Христово весь мир празднует,
Взрослые и дети поют радостно.
Всему свету во спасенье
Бог родился в Вифлееме.

Принесем дары свои к вертепу
Чистые сердца и песню эту.
Пусть рождественское чудо
С нами следует повсюду.

Действие третье.
(Сцена с волхвами)

Фонограмма: шум ветра.

Ребенок-чтец
А вот идут три волхва-царя,
Меж собою говоря.

Появляются дети в костюмах волхвов.

1-й волхв
Мы – мудрецы.

2-й волхв
Мы пришли издалёка.
С севера.
И с востока.

3-й волхв
Добрались до юга.
Встретили друг друга.

1-й волхв
Нас вела звезда.
Привела сюда.

2-й волхв
Оказал Господь нам честь –
Ниспослал нам весть:

3-й волхв
Ныне должен народиться,
Должен появиться
Божий Сын, Царь царей!

Ребенок-чтец
Он родится в Вифлееме?

Волхвы
Да.

Ребенок-чтец
Будет царствовать над всеми?

Волхвы
Да.

Ребенок-чтец
Вас к Нему ведет звезда?

Волхвы
Да!

1-й волхв
Мы идем к Нему
И несем Ему
Наши царские дары.
Я несу Богу в дар – миро.

2-й волхв
Я несу Богу в дар – ладан.

3-й волхв
А я несу Богу в дар – злато.

Ребенок-чтец
Что же вы, стоите?
Вы теперь к Нему поспешите,
Дары поднесите.
Пойдите поклониться
Тому, Кто народился!

Волхвы
Мы пойдем, цари поторопимся,
Христу Богу поклонимся.

Ребенок-чтец
Вот уходят три царя,
Хвалу Господу творя.

1-й волхв
Мы, цари, идет втроем,
Хвалу Господу поем.

2-й волхв
Господь народился не во княжьем доме,
А в хлеву воловьем в яслях на соломе.

3-й волхв
Господь народился не в богатой хате,
Иисус Ему имя, а Мария – Мати.

1-й волхв
"Баю-баю-баю" напевала Мати,
Ей же подпевали ангельские рати.

2-й волхв
Воссияло Солнышко во яслях на сене –
Народился Божий Сын миру во спасенье.

3-й волхв
Ты, Мария-матушка, радости причина,
Попроси у Господа, вымоли у Сына
В жизни подмогу,
В рай нам дорогу,
Будем петь мы: слава Богу!

Все дети
Слава! Слава! Слава Богу!

Волхвы подходят к пещере и приносят свои дары Младенцу Спасителю под звуки песни.

Хор исполняет песню "Ночь тиха"
(сл. А. Фета, муз. монахи Капитолины).

Ночь тиха
Ночь тиха, по тверди зыбкой
Звезды южные дрожат.
Очи матери с улыбкой
В ясли тихие глядят.

Ясли тихо светят взору.
Озарен Марии лик.
Звездный хор к иному хору
Слухом трепетным приник.

И над Ним горит высоко
Та звезда далеких стран:
С ней несут цари Востока
Злато, смирну и ладан.

Ведущий-ребенок
Пришло Рождество,
Начинаем торжество!
С нами звезда идет,
Молитву поет!

Все артисты и чтецы выходят на сцену и вместе исполняют песню "Рождество" (сл. И. Рутенина, муз. монахини Капитолины).

Рождество
Под свечами трепещут иголки,
Словно пылью светясь золотой,
И увенчана славная елка
Голубой Вифлеемской звездой.

О, звезда Иисуса! Не гасни!
К нам иди за верстою верста:
Православное сердце, как ясли,
Ждет рожденья младенца Христа.

Веселится за окнами вьюга,
И подняв кружевные крыла,
Возвещают снежинки друг другу,
Что Мария Христа родила.

Действие четвертое.
(Сцена с елочкой)

Ведущая
Есть у нас на празднике, ребята, рождественская елочка. Украшена она не обычными игрушками, а самодельными. А еще висят на этой елочке сладости и маленькие подарочки для тех, кто хочет прочитать стихи о празднике Рождества Христова.

Каждый прочитавший стихотворение получает маленький сладкий приз с елки.

1-й ребенок-чтец
Сочится синий свет в окно,
Похрустывает ельник,
Все ожидания полно
В рождественский сочельник.

Встает звезда из-за лесов.
Сердечко так и бьется!
Осталось насколько часов –
И Рождество начнется!
Н. Орлова

2-й ребенок-чтец
Я листаю календарь,
За окном скрипит январь,
Машет мне, суровый,
Веткою еловой.

Сердце чутко замирает,
В воздухе – лилово.
Зимней сказкой наступает
Рождество Христово.

Дома – елка и подарки.
В храме – свет сияет яркий
И Рождественский тропарь
С клироса летит в алтарь.
С. Высоцкая

3-й ребенок-чтец
Мама елку украшает,
Зреют в печке пироги.
Скоро свечки замигают
Под звездою из фольги!

Снег пушинками кружится
У окошка моего.
Будем вместе веселиться:
Елка! Праздник! Рождество!
И. Рутенин

4-й ребенок-чтец
Рождество Христово!
На душе светло!
Праздника святого
Солнышко взошло.

Небеса так ясны,
Белый день в ночи:
То Младенцу в ясли
Шлет звезда лучи!

Стало плотью Слово
Ради наших бед:
Рождество Христово –
Вечной жизни свет!
В. Афанасьев

5-й ребенок-чтец
Мы на даче в лес пошли.
Елку чудную нашли:
Она такая ладная,
Елочка-красавица,
Она как будто рада нам,
Как будто улыбается!

До свиданья, лисы, волки!
Мы с собой увозим елку!

На санях ее везем
По тропе еловой
И от радости поем
"Рождество Христово…"
Н. Орлова

Дети могут читать любые другие знакомые стихи о зиме, о празднике.

Ведущая
Стихов вы много знаете и хорошо читаете их, а вот загадки зимние сможете ли отгадать?

Зимние загадки

Снег на полях, лед на реках,
Вьюга гуляет,
Когда это бывает?
(Зимой)

Скатерть бела весь мир одела.
(Снег)

Странная звездочка с неба упала,
Мне на ладошку легла и пропала.
(Снежинка)

Старик у ворот
Тепло уволок,
Сам не бежит,
А нам стоять не велит.
(Мороз)

Ее всегда в лесу найдешь,
Пойдем гулять и встретим:
Стоит колючая, как еж,
Зимою в платье летнем.
(Елка)

Ведущая
А теперь хотите поиграть? Игра называется "Чего на елке не бывает?". Я буду называть вами разные предметы, если вы услышите название елочных игрушек, надо поднять вверх руку и сказать "Да". Если буду называть то, чего на елке не бывает, надо сдержаться и промолчать. Постарайтесь не ошибиться. Готовы?

Вот и праздник наступил,
Каждый елку нарядил.
Кто, ребята, подтвердит –
На ветвях ее висит:

Звездочка-верхушка?..
Звонкая хлопушка?..
Петенька-петрушка?..
Мягкая подушка?..

Белые снежинки?..
Яркие картинки?..
Шар из паутинки?..
Старые ботинки?..

Плитки-шоколадки?..
Кони и лошадки?..
Зайчики из ватки?..
Варежки-перчатки?..

Красные фонарики?..
Хлебные сухарики?..
Яркие флажки?..
Шапки и платки?..

Яблоки и шишки?..
Васькины штанишки?..
Вкусные конфеты?..
Свежие газеты?..

Затем ведущие поют вместе с детьми песню "Святочные дни".

Святочные дни
Радостны бываем
В ночь под Рождество,
Елку зажигаем
В это торжество.

Прыгаем, резвимся,
Песенки поем
И подарки с елки
Детям раздаем!…

Дружно веселимся
В святочные дни!
Так для нас проходят
Радостно они!

Все выступающие
Слава! Слава! Слава Богу!

Хор и зрители исполняют песню "Рождество Христово"
(сл. П. Синявского, муз. П. Синявского).

Рождество Христово
Во владеньях инея и снега
Расцвели хрустальные сады.
К нам в окошко с праздничного неба
Льется свет Рождественской Звезды.
Расцвели хрустальные сады,
Льется свет Рождественской Звезды.

Возле елки снова,
Возле елки снова
Торжество, торжество –
Рождество Христово,
Рождество Христово,
Рождество, Рождество.

В каждый терем, в каждую светёлку
Златокрылый ангел прилетел,
Он зажег рождественскую елку
И на нас с улыбкой поглядел.
Златокрылый ангел прилетел
И на нас с улыбкой поглядел.

Возле елки снова,
Возле елки снова
Торжество, торжество –
Рождество Христово,
Рождество Христово,
Рождество, Рождество.

Снится нам в рождественский сочельник
Вереница праздничных чудес.
Сам Господь в чудесных облаченьях
К нам с тобой спускается с небес.
Вереница праздничных чудес
К нам с тобой спускается с небес.

Возле елки снова,
Возле елки снова
Торжество, торжество –
Рождество Христово,
Рождество Христово,
Рождество, Рождество.

Всем зрителям и гостям в зале дарятся самодельные плоские открыточки из картона (в форме кружочка, изображающего елочный шарик) с мудрыми святоотеческими изречениями на обороте.

Под аудиозапись рождественских колядок дети расходятся по классам для праздничного чаепития.

КРОШКУ-АНГЕЛА В СОЧЕЛЬНИК БОГ НА ЗЕМЛЮ ПОСЫЛАЛ

Федор Достоевский

Крошку-ангела в сочельник

Бог на землю посылал:

“Как пойдешь ты через ельник,

- Он с улыбкою сказал, -

Елку срубишь, и малютке

Самой доброй на земле,

Самой ласковой и чуткой

Дай, как память обо Мне”.

И смутился ангел-крошка:

“Но кому же мне отдать?

Как узнать, на ком из деток

Будет Божья благодать?”

“Сам увидишь”, - Бог ответил.

И небесный гость пошел.

Месяц встал уж, путь был светел

И в огромный город вел.

Всюду праздничные речи,

Всюду счастье деток ждет…

Вскинув елочку на плечи,

Ангел с радостью идет…

Загляните в окна сами, -

Там большое торжество!

Елки светятся огнями,

Как бывает в Рождество.

И из дома в дом поспешно

Ангел стал переходить,

Чтоб узнать, кому он должен

Елку Божью подарить.

И прекрасных и послушных

Много видел он детей. –

Все при виде божьей елки,

Все забыв, тянулись к ней.

Кто кричит: “Я елки стою!”

Кто корит за то его:

“Не сравнишься ты со мною,

Я добрее твоего!”

“Нет, я елочки достойна

И достойнее других!”

Ангел слушает спокойно,

Озирая с грустью их.

Все кичатся друг пред другом,

Каждый хвалит сам себя,

На соперника с испугом

Или с завистью глядя.

И на улицу, понурясь,

Ангел вышел… “Боже мой!

Научи, кому бы мог я

Дар отдать бесценный Твой!”

И на улице встречает

Ангел крошку, - он стоит,

Елку Божью озирает, -

И восторгом взор горит.

Елка! Елочка! – захлопал

Он в ладоши. – Жаль, что я

Этой елки не достоин

И она не для меня…

Но снеси ее сестренке,

Что лежит у нас больна.

Сделай ей такую радость, -

Стоит елочки она!

Пусть не плачется напрасно!”

Мальчик ангелу шепнул.

И с улыбкой ангел ясный

Елку крошке протянул.

И тогда каким-то чудом

С неба звезды сорвались

И, сверкая изумрудом,

В ветви елочки впились.

Елка искрится и блещет, -

Ей небесный символ дан;

И восторженно трепещет

Изумленный мальчуган…

И, любовь узнав такую,

Ангел, тронутый до слез,

Богу весточку благую,

Как бесценный дар, принес.

БОРИС ПАСТЕРНАК.
Рождество.

Стояла зима.
Дул ветер из степи.
И холодно было Младенцу в вертепе
На склоне холма.

Его согревало дыханье вола.
Домашние звери
Стояли в пещере,
Над яслями теплая дымка плыла.

Доху отряхнув от постельной трухи
И зернышек проса,
Смотрели с утеса
Спросонья в полночную даль пастухи.

Вдали было поле в снегу и погост,
Ограды, надгробья,
Оглобля в сугробе,
И небо над кладбищем, полное звезд.

А рядом, неведомая перед тем,
Застенчивей плошки
В оконце сторожки
Мерцала звезда по пути в Вифлеем.

Она пламенела, как стог, в стороне
От неба и Бога,
Как отблеск поджога,
Как хутор в огне и пожар на гумне.

Она возвышалась горящей скирдой
Соломы и сена
Средь целой вселенной,
Встревоженной этою новой звездой.

Растущее зарево рдело над ней
И значило что-то,
И три звездочета
Спешили на зов небывалых огней.

За ними везли на верблюдах дары.
И ослики в сбруе, один малорослей
Другого, шажками спускались с горы.

И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали все пришедшее после.
Все мысли веков, все мечты, все миры,
Все будущее галерей и музеев,
Все шалости фей, все дела чародеев,
Все елки на свете, все сны детворы.

Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
Все великолепье цветной мишуры...
... Все злей и свирепей дул ветер из степи...
... Все яблоки, все золотые шары.

Часть пруда скрывали верхушки ольхи,
Но часть было видно отлично отсюда
Сквозь гнезда грачей и деревьев верхи.
Как шли вдоль запруды ослы и верблюды,
Могли хорошо разглядеть пастухи.
– Пойдемте со всеми, поклонимся чуду, -
Сказали они, запахнув кожухи.

От шарканья по снегу сделалось жарко.
По яркой поляне листами слюды
Вели за хибарку босые следы.
На эти следы, как на пламя огарка,
Ворчали овчарки при свете звезды.

Морозная ночь походила на сказку,
И кто-то с навьюженной снежной гряды
Все время незримо входил в их ряды.
Собаки брели, озираясь с опаской,
И жались к подпаску, и ждали беды.

По той же дороге чрез эту же местность
Шло несколько ангелов в гуще толпы.
Незримыми делала их бестелесность,
Но шаг оставлял отпечаток стопы.

У камня толпилась орава народу.
Светало. Означились кедров стволы.
– А кто вы такие? – спросила Мария.
– Мы племя пастушье и неба послы,
Пришли вознести Вам Обоим хвалы.
– Всем вместе нельзя. Подождите у входа.

Средь серой, как пепел, предутренней мглы
Топтались погонщики и овцеводы,
Ругались со всадниками пешеходы,
У выдолбленной водопойной колоды
Ревели верблюды, лягались ослы.

Светало. Рассвет, как пылинки золы,
Последние звезды сметал с небосвода.
И только волхвов из несметного сброда
Впустила Мария в отверстье скалы.

Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,
Как месяца луч в углубленье дупла.
Ему заменяли овчинную шубу
Ослиные губы и ноздри вола.

Стояли в тени, словно в сумраке хлева,
Шептались, едва подбирая слова.
Вдруг кто-то в потемках, немного налево
От яслей рукой отодвинул волхва,
И тот оглянулся: с порога на Деву,
Как гостья, смотрела звезда Рождества.