Про Германа и Савватия



Маленькая лодочка шла по бушующему морю. Высокие водяные валы играли скорлупкой, то вздымая ее над бездной моря, то низвергая в долины меж двумя волнами. Ветер в клочья разорвал парус. Тучи бежали по серому, похожему на олово небу. Черные стены воды крутили и вертели лодочкой, как хотели. Кипящая белая пена клочьями обрушивались на двух гребцов.

Но те упрямо делали свое дело — двигали суденышко по Студеному морю к дальнему собранию островов. Ведь на тех чудесных островах — сущий рай земной! Там тишь, безлюдье, красота и покой…

Один из гребцов работал веслами, второй молился Богу о спасении от гибели в пучине вод. Затем они менялись местами.

На третий день утих ветер, и тучи разошлись, и солнце показалось. На море лег густой туман. Едва разглядели гребцы за белою его материей землю в отдалении. А разглядев, с удвоенной силой взялись за весла.

Невысокими соснами и елями порос Большой Соловецкий остров. Ни единого дымка над деревьями, ибо нет на островах ни села, ни деревни, ни даже избы одинокой. Близ берега из волн высовывают головы многочисленные валуны. Десятки, сотни валунов! С круглыми серыми лысинами, с острыми плечами, великие — настоящие скалы! — и малые, точно окаменевшие медведи…

Вышли гребцы на берег, отерли пот.

Непуганые птицы бесстрашно расхаживают у самых ног пришельцев.

Младший, с грубыми чертами лица, с обветренною кожей, мощными руками, задубевшими от обилия тяжелой работы, с робостью обратился к старшему:

— По сердцу ли тебе дебрь соловецкая?

Тот, немолодой уже человек, седобородый, сухонький и невысокий, ответствовал:

— Во истину дебрь сия благоуханна!

Пали оба на колени и благодарили Бога за спасение. Затем вынули из лодки невеликий скарб: сухари, да лук, да одежку, да обутку, да рыболовную снасть, да соли чуть-чуть. Младший взял топор и обратился к старшему:

— Выбирай место, брат Савватий! Келейку себе срубим.

Но Савватий, умудренный инок из Валаамской обители, запретил ему:

— Нет, Герман. Прежде крест сладим. Прямо у того места, где лодка наша на берег вышла.

И застучали топоры. И полетели стружки. И встал крест над прибрежными валунами.

Герман, силач из города Тотьмы, уже посещал Соловки с лодьями рыбаков. Он отвел Савватия к месту, где стояла гора и в озерке была особенно чистая вода. Герман срубил малую келейку. А пока работал, спутник его неустанно читал ему вслух Псалтырь.

Здесь, в этой келейке, годами предавались Савватий с Германом подвигам пустынничества. Молились, читали богословские книги, дни и месяцы проводили в безмолвии. Опытный Савватий учил науке монашества некнижного Германа, который даже читать не умел.

Как хорошо монаху на Соловках! На десятки верст — море кругом. Ни жилья человеческого, ни шума, ни толп, ни соблазнов, происходящих от неспокойной жизни. Один лишь ветер играет верхушками деревьев, да море рокочет в отдалении.

Тут не растет хлеб. Зато можно ловить рыбу, искать коренья и ягоды, вволю набирать грибов, вываривать соль. А если потребуется мука, то можно на лодочке отправиться к Большой земле и там выменять ее на соль.

О Зосиме.



Всего несколько месяцев в году море вокруг Соловков чисто ото льда. В иное время оно наполняется плавучими льдинами. И только отчаянно смелые люди могут пройти зимний путь до берега, то пользуясь лодкой, то взбираясь на льды и двигаясь по белой глади на санях.

Рыбаки и охотники на морского зверя лишь ненадолго заходят в бухточки Соловецких островов. Языческие племена оставили тут древние свои сооружения — лабиринты… Но не пытались они основаться на Соловках для постоянного жительства. Уж больно скудна тут жизнь!

А для монаха — в самый раз! Монах ищет скудости. Не нужно ему ни дорогих яств, ни вина, ни дорогой одежды, ни богатых палат. Есть избенка, есть сухарик, есть рыбка вяленая, есть молитвенник под руками — так чего ж еще искать монаху? Холодно тут? Очень хорошо! Не для того, чтобы греть бока, прибыл сюда монах.

Больше пятидесяти лет прожил инок Герман на Соловках. Через год после того, как скончался Савватий, на смену ему пришел другой насельник — Зосима. Этот был молод, происходил из Новгородской земли, где жил близ Онежского озера. Герман встретил его, когда плавал на Большую землю. Зосима, услышав о чудесных островах, о покое, об озерах, наполненных рыбой, пожелал отправиться в те далекие места. Герман сделался его учителем.

Нравом Зосима отличался от Германа и Савватия. Те жаждали быть пустынниками и ни о чем другом не помышляли. Зосима же, увидев, как хорошо приспособлены Соловки для иноческого житья, разгорелся желанием привести сюда больше монахов. Он хотел устроить настоящую большую обитель вместо малой келейки.

Инок на Соловках всегда трудился много: то как плотник, то как рыболов, то как дровосек. Скоро он привыкал к обилию тяжелой работы и переставал тяготиться ею. Герман с Зосимою своими руками, в два топора, поставили несколько келий и обнесли их забором. Потом Герман отправился на материк и там задержался. Зосима же в его отсутствие сам срубил бревенчатую церковку, а потом пристроил к ней трапезную. Так и жил, ожидая учителя своего: один в пустом монастыре, ждавшем иноков.

Герман доставил на острова рыбака с сетями. Ловить рыбу стало легче. А потом рыбак решил остаться тут и сделаться монахом; имя его — Марк. После появления этого насельника обитель стала быстро пополняться новыми людьми. Поселились они в кельях, ранее пустовавших.

Одна беда: как только присылал архиепископ Новгородский настоятеля на Соловки, так прибывший ужасался тамошней скудости. Холодно на островах, голодно, хлеба иной раз месяцами не бывает на столе трапезном! Не всякий монах выдержит такое житье. Лишь настоящий, неподдельный монах будет ему рад. Он-то во всем готов себя ограничить ради Бога. Чем хуже приходится его телу, тем лучше — душе… Сбегали настоятели с Соловков. Не выдерживали.

Собралась братия и решила: «Надо избрать во игумены кого-то из своих. Мы-то ко всему привычные, нам-то тяготы — в радость». Кого же избрать? Герман умом прост, не книжен. Чтят его братья-монахи, но в настоятели он не годится. Потому настоятелем сделался Зосима.

Когда владыка Новгородский утвердил его на игуменстве, горожане собрались с дарами. По Новгороду пошел добрый слух о монастыре, живущем очень бедно и очень праведно. Тамошние иноки оставили всякое удобство, живут, как звери дикие в чащобе, на краю мира, посреди холодного моря. Как не помочь им? Добрые люди принесли Зосиме денег, одежды, пищи.

Долго правил Зосима обителью, и при нем процветала она.

О Филиппе



Однажды на рыбацком судне приплыл к Соловецкому монастырю странный человек.

Назвался он пастухом Федором. Многие подтверждали: верно, жил Федор близ Онежского озера, пас там скотину у крестьянина Сидора Субботы. Но ладони его покрыты были мозолями от упражнений с саблей и луком. Ходил он неуклюже, растопырив ноги, словно держал между ними бочонок. Так ходят не пастухи, а опытные конники. В речи его, по внешней видимости простой, слышались книжные слова. На расспросы о семье Федор отмалчивался.

На первых порах никто и не расспрашивал его. Не до того было братии. Недавно Бог послал инокам великое испытание: большой пожар уничтожил все деревянные строения! Пеплом и головешками «украсилось» место, где прежде стояли храм и кельи. Монахи вырыли себе землянки, медленно восстанавливали хозяйство и скорбели о прошлых временах. Жизнь соловецкая, и без того трудная, сделалась почти невыносимой.

Но молчуну здесь понравилось. Он был из редкой породы истинных монахов и лишений вовсе не страшился. Федор долго ходил в послушниках, а потом постригся во иноки, приняв новое имя — Филипп. Работал, не покладая рук, в пекарне, таскал воду, тягал дрова, топил печи. Словом, не гнушался самых тяжелых работ.

Филипп чисто и красиво выводил молитвенные песнопения, жил тихо и праведно. Братия любила его. Но он жаждал большего покоя. Ему, как и Герману, зачинателю соловецкого монашества, нравилось пустынничать. Однажды он покинул монастырь, поселился поодаль от него и стал молиться в малой келейке, при полном безлюдии. Вместо подушки Филипп клал себе под голову камень.

Несколько лет пустынничал Филипп. Затем вернулся он в обитель и скоро сделался помощником старенького игумена Алексия. Тот желал отойти от дел по ветхости лет своих. Алексий со всею братией принялся просить Филиппа, чтобы он взял на себя игуменство. Тот долго отказывался. Потом его все же умолили сделаться настоятелем. Но вскоре Филипп вновь ушел из монастыря и стал, как прежде, пустынничать…

Не хотел он власти над людьми, а хотел тишины для своей души.

Лишь на смертном одре Алексий уговорил Филиппа вновь принять бразды правления монастырем. И лишь тогда открылась тайна Филиппа.

Он происходил из богатого боярского семейства Колычёвых. Его родичи сидели у государей московских в Думе и водили полки на неприятеля. Филипп же избрал монашеский путь против семейного обычая. С детства он одевался в богатые наряды, ездил на дорогих конях, кушал за столом, ломившимся от яств. А потом, по зову Бога, совершенно переменил свою жизнь.

Сделавшись игуменом на Соловках, Филипп не перестал быть молитвенником, но по хозяйству развернулся как большой боярин.

Он затеял великое строительство. При нем на Соловках появляются две больших каменных церкви — Успенская и Спасо-Преображенская. Рядом с ними поднимается каменная трапезная палата, новые мельницы. Обитель обретает новую удобную гавань и гостиницу. По всему Большому Соловецкому острову мостят дороги.

Десятки озер соловецких в ту пору были соединены каналами. Монастырские каналы, много раз обновленные и перестроенные, сохранились до сих пор. И ныне по тихой воде, меж низких берегов, на лодочке, можно пройти долгий путь, каким пользовался четыреста пятьдесят лет назад игумен Филипп…

Филипп строго следил за тем, чтобы братия не отставала от трудов, молилась, пребывала во взаимной любви. Никогда он не хотел быть наставником монахов. Ему больше нравилось жить в молчании и одиночестве. Но, став игуменом, Филипп устроил «общежитие» иноков так, что со всей Руси люди стекались на Соловки. Все они желали войти в тамошнюю братию.

Явившись в обитель бедствующую, обезлюдевшую, пламенем обезображенную, Филипп оставил после себя благоустроенный монастырь, самый крупный на Русском Севере. При начале игуменства Филипп управлял сотней иноков. Был настоятелем двадцать лет. Ушел с Соловков, оставив там двести монахов…

Филипп мечтал окончить дни свои на Соловках. Построить еще один храм. Поставить мощную стену вокруг монастыря — на море пошаливали шведы. Но всё это сделали за него преемники.

Однажды к настоятелю соловецкому явился посланник из Москвы: «Тебя желает видеть царь Иван Васильевич!»

Простившись с братией, Филипп отправился к столице. Там, на Церковном Соборе, его возвели в сан митрополита Московского. Беглый сын большого вельможи, нищий пастушок на Онеге, бедный инок и великий пастырь монашеский возглавил Русскую Церковь.

Филиппу приходилось тяжело. Он столкнулся с жестокосердием самого государя — Ивана Грозного!

Но трудная монашеская выучка помогла Филиппу. Он не побоялся прилюдно обличить царя. Не должен глава Церкви молчать, когда первый человек во всей державе ведет себя не по-христиански! Филиппа лишили власти, мучили в тюремном заключении, погубили его родичей и близких людей. Но и тогда он не дал благословения на кровопролитие и злодейство. В конце концов, царский слуга убил его.

Минул век. И вот другой царь признал: прав был Филипп, смерть он принял как истинный праведник.

А на Соловках по сей день стоят прекрасные храмы и палаты, построенные при игумене Филиппе. Они радуют глаз и веселят душу всякому, кто на них посмотрит.

Дмитрий Володихин

Рисунки Екатерины Гавриловой

foma.ru

Иногда я думаю, что Соловецкий монастырь мог бы стать русским православным Ватиканом. А что? Здесь крепость, резиденция, хорошо отлаженное хозяйство, удаленность от мирской суеты...
Но сложилось иначе. Уже в далекие годы формирования обители, когда деревянный маленький монастырь только готовился превратиться в каменный кремль, одной из мирских функций, принятых на себя монахами, явилось содержание на острове тюрьмы и ссылки.
Тюрьма на Соловках была самым строгим и самым вместительным монастырским местом заключения вплоть до конца XVIII века, когда в Суздальском Спасо-Ефимиевском монастыре открылось специальное "арестантское отделение". Четыре столетия монахи Соловецкого монастыря являлись охранниками и кормильцами узников, послушно исполняя возложенные на них властями обязанности.
Некоторых из заключенных предписывалось содержать "под крепким караулом до смерти", заковав в ручные и ножные кандалы; других нужно было держать прикованными цепью к стене камеры; третьих надлежало "использовать вечно в тягчайших трудах" под надзором братии. Сроки заключения были огромные, практически пожизненные. Некоторые арестанты маялись по 20-40 лет, а то и больше, но большинство погибало в первые годы заключения. "Имя Соловков сделалось грозным и страшным по свидетельству истории российской", - писал соловецкий архимандрит Иларий, взявший на себя заботы по реконструкции тюрьмы в связи с увеличением отправляемых на Соловки узников при Петре I.
Среди первых известных заключенных соловецкого острога оказались обвиненный в ереси игумен Троице-Сергиевой лавры Артемий; последователь известного публициста и философа Максима Грека, сторонник нестяжательного движения Сильван; духовник Ивана Грозного, автор "Домостроя", благовещенский поп Сильвестр; агент Ватикана Никола де Мело; видный деятель Смутного времени, автор "Сказания" о событиях Смуты Авраамий Палицын (он был прощён и с почётом захоронен у собора Преображения Господня); крещёный татарский царевич, бывший "царь всея Руси", потешный заместитель Грозного Симеон Бекбулатович; управляющий печатным двором князь Львов; архимандрит подмосковного Саввино-Сторожевского монастыря Никанор; любимец Петра Великого, доставивший царевича Алексея из Италии в Россию на казнь, бессменный глава Тайной канцелярии П.А. Толстой вместе с сыном; наставник Петра II сенатор В.Л. Долгорукий, тоже с сыном; президент коммерц-коллегии граф П.Н. Мусин-Пушкин, выступивший против бироновщины; запорожский кошевой атаман Кальнишевский; двоюродный дядя Пушкина Павел Ганнибал за то, что осудил жестокую расправу над декабристами ( и еще один предок поэта, о котором сообщается, что это лишенный имени фальшивомонетчик и смутьян "бывший Пушкин", то есть лишенный имени и дворянства); борец за освобождение Польши Иоанн Елонский; знаменитый справщик книг при патриархе Никоне грек Арсений; видный французский сановник, Август Турналь, соучастник побега императора Наполеона из заключения с острова Эльба... Для современников эти люди просто пропадали бесследно.
Нет ничего удивительного в том, что потом эстафету подхватили Советы. Кстати, монастырь сам пригласил к себе представителей советской власти. В начале двадцатого столетия в монастырскую братию влилась команда флотской "братвы", пережившей во время Русско-Японской войны разгром и сдачу в плен под Порт-Артуром. Активные морячки (принявшие постриг по обету целым отрядом на льготных условиях, почти сразу в иеромонахи - по особому указанию Синода), начали борьбу за власть в процветающей обители, считая, что борются с несправедливыми порядками. В прессе тех лет события назвали "соловецкой сварой".
В 1917 г. "морячкам" удалось свергнуть настоятеля монастыря Иоанникия. Новый, избранный голосованием "коллектива верующих" настоятель Вениамин показался флотским "монахам" недостаточно прогрессивным, и они продолжили борьбу. В прибытии на острова чекистов и введении на архипелаге Особого Управления эти монахи пытались усмотреть "провидение свыше", рассчитывая (согласно сохранившимся документам) на помощь "соловецкой советской власти" в "справедливой" организации монастырского общежития. И это после октябрьского переворота 1917 года, когда новая богоборческая власть открыто объявила войну Церкви, верующему народу и всему православному укладу русской жизни! К чему это привело, знают все.
В 1923 - 1939 здесь был советский концентрационный лагерь особого назначения. У Полярного круга возник полигон, где вдали от посторонних глаз стали отрабатываться организация охраны и практика расстрелов, обсуждалась вероятность применения отравляющих газов и технология захоронения трупов; определялись нормы питания и изучались возможности массового использования принудительного труда.
На островах Соловецкого архипелага была создана модель государства, разделенного на группы по классовому признаку, где имелись своя столица, свой Кремль, своя армия, свой флот, свой суд, своя тюрьма и хорошая материальная база, доставшаяся в наследство от монастыря. Печатались свои деньги, издавались свои газеты и журналы. Около шестидесяти представителей "бывшего рассадника религиозного дурмана" - соловецких монахов, принявших декларацию митрополита Сергия и ставших "обновленцами", работали в лагере вольнонаемными инструкторами (остальные стали зеками). Имелось даже несколько театров и научное общество, изучавшее природу и памятники истории на территории лагеря.
Труд в Особом лагере сначала имел только "воспитательное" значение. Под присмотром "самоохраны", то есть бывших чекистов и бывших коммунистов, осужденных за уголовные преступления на администрирование каторгой, узники, как правило, высококвалифицированные специалисты, носили воду из проруби в прорубь, перекладывали бревна с места на место, до потери сознания хором кричали здравицы начальству. И, конечно, лучшие погибали первыми... Этот период формирования лагерной системы закончился в 1929-1930 гг. массовой гибелью заключенных, главным образом, от "тяжелых условий жизни", как писали в актах о смерти, а затем и уничтожением охранников, рьяно выполнявших карательные функции.
Об истории СЛОНа пишут многие, есть мемуары, исследования, документы, художественные произведения, документальные фильмы. При желании можно найти и прочесть. Я же хочу напомнить только о том, что среди заключенных немало высших иерархов Русской Православной Церкви. Здесь были митрополиты, архиепископы, епископы и архимандриты. Большинство из них в 1932 - 1938 годах были умучены, расстреляны, погибли на Соловках или в местах пересылки. Более тридцати новомучеников и исповедников Соловецких были прославлены Церковью и канонизированы юбилейным Архиерейским Собором 2000 года. Среди них имена священномучеников Евгения, митрополита Горьковского (1937); Александра, архиепископа Семипалатинского (1937); Илариона, архиепископа Верейского (1929); Петра, архиепископа Воронежского (1929); преподобномучеников архимандрита Вениамина (1928) и иеромонаха Никифора (1928) (указом Святейшего Патриарха Алексия II от 25 марта 2000 года установлено празднование Собора новомучеников и исповедников Соловецких 10 (23) августа).
Меня заинтересовал такой вопрос: если есть тюрьма, значит, есть и попытки побега из нее. Возможно ли бежать с Соловков? Студеное море просматривается до горизонта. Но, оказывается, бежали! Так что замок Ив отдыхает.
По-видимому, первым (и единственным удавшимся) побегом из Соловецкой тюрьмы стал побег старца Артемия. В 1553 году в Москве состоялся судебный церковный процесс по делу реформаторов-еретиков, по приговору которого старец был сослан "в вечное заточение" в Соловецкий монастырь. Но вскоре узнику удалось бежать, и в 1555 году он объявился в Великом княжестве Литовском. Бежать из соловецкой тюрьмы без посторонней помощи невозможно. Опасаясь за этих помощников, Артемий хранил полное молчание относительно обстоятельств побега. Остается только догадываться, кто и как ему помогал.
Были и другие побеги. В том числе и из УСЛОНа. Но чаще всего, когда говорят о побеге с Соловков, имеют в виду "материковые" Соловецкие лагеря, расположенные вокруг Кеми. Среди них - побег Юрия Бессонова с товарищами. Юрий выпустил на Западе книгу "26 тюрем и побег с Соловков", благодаря чему мир узнал об этом лагере. Тогда же английские деревообработчики начали обнаруживать на бревнах, доставляемых советскими пароходами в Англию, надписи химическим карандашом, взывающие ко всему западному миру: "С такими муками вам достается русский лес!" Мир узнал, что за железным занавесом страны социализма томятся, как предполагали, десятки, а может быть, сотни тысяч заключенных. На самом деле их были миллионы.
Чтобы опровергнуть эту информацию, был выпущен пропагандистский фильм "Соловки" (режиссер А.Черкасов и оператор Г.Савченко). В газетах появилось опровержение за подписью Молотова, что статьи в западных газетах о принудительном труде в СССР - это сплошная клевета, фальшивки, вымысел злобных врагов социализма... Ягода послал на Соловки особую комиссию расследовать, как могли олухи-конвойные прозевать побег, дознаться, как побег был организован, и расстрелять сообщников. Приехала московская расстрельная комиссия и... О том, сколько человек расстреляли, достоверно не знает никто. Называют от тридцати до трехсот.
После этого, наведя порядок на острове, в лагерь пригласили писателей. Сначала М.Горького, потом М.Пришвина. Писателям на Соловках понравилось. Один увидел уникальную воспитательную мощь, другой отметил благотворное влияние на здоровье. Может, им действительно понравилось на архипелаге, а может, они боялись, что сами окажутся там... Но общественность они успокоили.
Возвращаясь к побегам, отмечу, что с Большого Соловецкого не убежал никто. Хотя пытались.
Самый знаменитый - побег Павла Борейши. Вот как рассказывает о нем Ю. Чирков:
"Бежал Павел во время прогулки. Прогулочные дворики изоляторов походили на узкие ящики: дощатый забор высотой в три метра с колючей проволокой наверху отделял дворики от двора кремля. Над двадцатью четырьмя двориками был перекинут мостик, где ходил часовой. С мостика просматривались одновременно четыре-пять двориков, и, когда часовому надоедало ходить, большинство двориков оставалось без надзора. Прогулка летом длилась два часа. За это время Павел, находившийся в ближайшем от кремлевской стены дворике, сумел незаметно перелезть через забор, влезть на кремлевскую стену, спуститься со стороны Святого озера (там стена была пониже, имела много выступов) и добежать до леса.
Собаки напали на его след перед вечером и привели погоню к ночи на побережье. В море ни самолет, ни катера не обнаружили беглеца, а ночью начался шторм, бушевавший двое суток.
Борейшу нашли неделю спустя в маленькой бухточке на западном берегу острова рыбаки, разбиравшие выброшенный бурей лес. Павел был привязан к большому бревну. Штормом, шедшим с запада, его выбросило на берег и завалило плавником. Рассказывали, что у него был разбит череп и переломаны все кости".
Больше никто не бежал до самого тридцать девятого... А в 1939 г. по приказу нового наркома внутренних дел Л. Берии СЛОН срочно расформировывается. Начиналась вторая мировая война, и территория архипелага потребовалась для организации на ней военно-морской базы Северного флота.
Поздней штормовой осенью узников этапировали в другие изоляторы и лагеря на материк, где их еще долго узнавали по особой соловецкой тюремной одежде
Однако для многих людей именно слово "СОЛОВКИ" стало символом репрессий. Недаром памятник всем жертвам ГУЛАГа, установленный в Москве на Лубянской площади против главного здания КГБ СССР, это - Соловецкий Камень - глыба гранита, привезенная из бывшей лагерной столицы.
Лагерный раздел в исторической экспозиции соловецкого музея создан усилиями петербуржца Юрия Бродского. Он написал замечательную книгу "Соловки. Двадцать лет Особого Назначения", полную уникальных документов и фотографий (издана за рубежом, в Интернете нашла только вступительную часть из нее. Зато обильно процитировала).
Сейчас кладбище времен СЛОНа отмечено крестом и камнем. Страшное место. По рассказам мы уже знаем, что вырывались длинные рвы и заполнялись постепенно мертвыми телами. Когда ров был полон, его засыпали и вырывали следующий. Никаких могил тут нет. Потому что все Соловки - кладбище. На костях стоят бараки и дома, кости устилают дно каждого Соловецкого озера, каждого болотца. Земля выталкивает из себя не только камни, но и кости. Если внимательно посмотреть на каменную россыпь под ногами, непременно увидишь похожую на камешек или деревяшку косточку.

Упокоились. Безвестно. Никто не знает, сколько их тут. Тропинки пересекают березовую рощицу, выросшую на этом страшном месте. У высокого деревянного креста серый камень с серой надписью "Соловецким заключенным". Вот и все, чем наглядно отмечен Соловецкий лагерь на Соловецких островах.

Спасибо за комментарий! Довольно интересная, и правдивая информация. Скопировал и сохранил. Возможно пригодится...
Спасибо!

В Соловецком монастыре была огромная библиотека. Практически все православные греческие книги были прочитаны монахами Соловков первыми. Некоторое время там монашествовали Никон и Аввакум. Были они друзьями, но затем их пути разошлись. Никон был политически дальновидный человек и радел за Россию крепкую и единую. Но все монахи Соловецкого монастыря достойны огромного уважения. Соловки-это печальная и манящая часть истории нашей православной родины.