Всего чуднее познать самого себя. Не только глаз, рассматривающий внешнее, не видит себя, но даже и наш ум, проницательно усматривающий чужую погрешность, медлителен к познанию собственных недостатков. Святитель Василий Великий (4, 148).
Познай себя самого, из чего и каким ты сотворен... и этим достигнешь красоты Первообраза (14, 360).
Есть тебе дело, душа моя, и, если угодно, дело немаловажное. Исследуй сама себя: что ты такое, куда тебе стремиться, откуда ты произошла и где должно оставаться; действительно ли жизнь та, какою ты живешь, или есть другая, кроме нее? Святитель Григорий Богослов (15, 19).
Знание самого себя бывает средством очищения грехов, происходящих от неведения. Святитель Григорий Нисский (23, 500).
Познай себя и избегай того, что для тебя гибельно. Преподобный авва Исаия (34,59).
Когда познаешь себя, тогда сможешь познать и Бога и, как должно, обозреть мыслью творения. Преподобный Нил Синайский (49, 385).
Не знать самих себя – крайнее безумие, хуже помешательства, последнее есть болезнь невольная, а первое – следствие развращенной воли (39, 126).
Ничто так не мешает человеку познать себя, как привязанность к житейскому, и наоборот, ничто так не побуждает его прилепиться к житейским делам, как неведение самого себя (41, 291).
Чтобы нам приобрести это благое знание, освободимся от всего временного, что столь сильно воспламеняет нас, и, познав свою бедность, станем проявлять всевозможное смирение и мудрость, чтобы получить и настоящие и будущие блага (41, 291).
Если бы кто-либо, найдя драгоценность, например, жемчуг или что-либо подобное, пренебрег им по неведению, он понес бы большую потерю. Так и мы – если не будем знать своей природы, то совершенно пренебрежем ею. Если же познаем ее, то проявим великое попечение и получим огромную пользу, потому что эта природа преображается в Царскую одежду. Не будем злоупот реблять во вред себе собственной природой. Немногим умалил нас Бог перед Ангелами, то есть смертью, но и смерть длится недолго, Итак, ничто не препятствует нам приблизиться к Ангелам, если мы захотим. Святитель Иоанн Златоуст (43, 294).
Познавший себя обретает страх Господень и, пребывая в нем, достигает врат любви. Преподобный Иоанн Лествичник (57, 168).
Кто познает и уразумеет, что он создан из ничего и что нагим вошел в этот мир, тот познает и своего Творца, и Его одного будет бояться и любить, и Ему единому служить от всей души, ничего из видимых вещей не предпочитая Ему. Убеждаясь из познания себя самого, что странник он для всего земного, или лучше сказать, и для всего небесного, он всю ревность души отдаст на служение Творцу и Богу. Ибо если он странник для земного, из которого взят (при сотворении), среди которого живет и проводит свой век, тем более – странник для небесного, от которого он так далек и по образу своего здешнего бытия, и по образу жизни. Кто же убедился в том, что странник он на земле, и будет помнить, что как нагим вошел в этот мир, так нагим и выйдет из него, что тому остается, кроме плача и рыдания не только о себе, но и о всех подобных ему людях? (60, 333).
Всякому человеку необходимо знать о себе самом, что он ничто, (но призван к святости). Того, кто не знает себя самого... не может спасти Сам Всемогущий Бог, при всем том, что желает спасти его. И если бы кто принес Богу в дар весь мир (что, конечно, невозможно), а не думал о себе, что есть ничто, тот не мог бы спастись никаким образом. Преподобный Симеон Новый Богослов (60, 270).
Когда же кто познает себя, а это требует многого охранения извне, упразднения от суетных дел и строгого испытания совести, тогда внезапно приходит в душу и некое божественное, невыразимое словом смирение, приносящее сокрушение сердцу и слезы теплого умиления. И тогда испытывающий в себе действие этого смирения считает себя землей и пеплом, червем, а не человеком, недостойным даже и животной этой жизни,- по превосходству этого дара Божия, удостоившийся которого исполняется неким неизреченным опьянением умиления, входит в глубину смирения, и выйдя из себя, ни во что вменяет все внешнее: яства, питие, одеяния – как изменившийся добрым изменением десницы Всевышнего (Пс. 76:11). Преподобный Никита Стифат (70, 131).
Когда я был молод, то полагал, что делаю, может быть, что-либо доброе,- теперь, состарившись, вижу, что не имею ни одного доброго дела (82, 313).
Чем более человек приближается к Богу, тем более грешным видит себя. Авва Матой (82, 313).
Пимен Великий говорил братии своей: "Уверяю вас, куда ввергнут сатану, туда ввергнут и меня" (82, 329).
Примечание епископа Игнатия (Брянчанинова):
Это изречение – плод духовного видения отверженных духов и того общения с ними, в которое человек вступил после падения. Открылось что видение преподобному от глубокого, правильного самовоззрения, в которое он был возведен Словом Божиим, своим умным деланием и Божественной благодатью. Авва Пимен сказал: "Если человек достигнет того состояния, котором апостол говорит: "Для чистых все чисто" (Тит. 1:15), то увидит себя худшим всей твари". Брат спросил его: "Как мне считать себя хуже убийц?". Старец отвечал: "Если человек достигнет душевного устроения, указанного апостолом, и увидит человека, сделавшего убийство, то скажет: он сделал этот грех однажды, а я убиваю ежедневно себя и других грехами" (82, 335).
Человек – тот, кто познал себя. Преподобный Пимен Великий (82, 344).
Нужно много трудиться каждому, чтобы увидеть себя: нераждение, неведение и расслабление ослепляют очи сердца. Изречения безымянных старцев (82, 402).
Первая побудительная причина к покаянию, и причина самая действенная, возникает не со стороны, но из сердца человеческого, она так ко всякому близка, как близок человек сам к себе. Нет нужды долго изыскать ее, достаточно только войти в самого себя – и в себе ты увидишь разогнутую книгу, в которой перстом Божиим написано: человек! будь добродетелен, а в преступлении раскаивайся.
Поэтому древние первым признаком мудрости считали способность познать самого себя. Подобное этому написал и апостол: "Если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы" (1 Кор. (11,31).
Откуда же мы можем научиться истинному пониманию самих себя? Из той священной книги, которую начертал Бог перстом своим. Она открывает нам настоящий наш образ и подобие. Она не запрещает заботиться о пропитании, но прежде велит заботиться о просвещении мыслей и непорочности нравов. Она не запрещает иметь, но предписывает пределы, чтобы заботы об имении не были бесконечными. Она не запрещает нам стремиться к чести, но определяет, как ее искать и на что употребить. Она не запрещает нам покоя, но того, который приходит после трудов и состоит в удовлетворении от того, что человек не бесполезен ни для себя, ни для других.
Кто живет по этому закону, тот понимает себя, тот есть прямой человек, созданный по образу Божию и по подобию. Платон, митрополит Московский (106, 70-75).
Осмотримся и проверим себя, истинные ли мы христиане, по увещанию апостольскому: "Испытывайте самих себя, в вере ли вы" (2Кор. 13:5). Без веры христианина быть не может. Считаем себя христианами,- но имеем ли в себе истинное христианство? Ибо все внешнее без внутреннего – ничто, и внешние признаки без самой истины есть ложь и лицемерие. Все хвалимся верой,- но творим ли дела, сообразные вере, как апостол говорит всякому: "Покажи мне веру твою без дел твоих" (Иак. 2:18). Называемся христианами во имя Христа,- но распяли ли плоть со страстями и похотями, как подобает христианам, верующим в Распятого Христа, как говорит апостол: "Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями" (Гал. 5:24)? Чувствуем ли в себе духовное радостное елея помазание (1Ин. 2:27)? Веруем Евангелию,- но достойно ли Евангелия живем? Исповедуем и призываем Бога истинного, но угождаем ли Ему верой и чистой совестью, чего Он от нас требует? Слушаем святое Божие слово,- но внимаем ли ему и исправляем ли себя по его закону? Причащаемся Святых Животворящих Тайн Тела и Крови Христовых,- но обновляемся ли мы от святого Причастия и возрастаем ли в нового духовного человека? Все это и прочее рассмотрим и осмотримся, как живем, как обращаемся, как мыслим, как говорим, как делаем, с каким сердцем пребываем перед Всевидящим Богом, как друг с другом обходимся, и так рассмотрев, исправим себя, чтобы не только по имени, но и поистине быть христианами (104, 1615-1616).
Внимай этому, возлюбленный христианин, и замечай приметы истинных христиан, которые носят оправдывающую веру в своих сердцах, как бесценное сокровище. Если вера святая и есть дар духовный, никаким чувствам не подлежащий, однако проявляет себя вовне своими плодами, как доброе дерево, или как искра, находящаяся в пепле, теплотой своею, или как хорошее и благовонное масло, находящееся в сосуде, проявляет себя благовонием. Ибо где вера святая, истинная и живая, там обитает и благодать Святого Духа; где благодать Святого Духа, там и плод духовный: "любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание" (Гал. 5:22-23) (104, 1616).
Познание себя и своей греховности - это начало спасения, поскольку познание своей беды приводит к исканию способа, чтобы избавиться от беды. Так сделал блудный сын, удалившийся от своего отца и голодающий, который, придя в себя, "сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода"... "Встал и пошел к отцу своему" (Лк. 15, 17 и 20). Так грешный человек, размышляя о своем недостоинстве и благости Небесного Отца, которою наслаждаются все служащие Ему, приходит в себя и говорит: "Как многие у Бога получают милость истинным покаянием; я же лишаюсь ее по своей небрежности. Востав, пойду и я к Богу, возвращусь к Нему покаянием" (104,1636).
Посматривай же, человек, чаще в сердце твое, чтобы познать его: от этого зависит начало исправления. Чем чаще будешь к нему приникать и его рассматривать, тем более будешь его познавать; чем более будешь познавать сердце, тем более будешь познавать зло, в нем кроющееся; чем более будешь познавать зло в себе, тем более будешь познавать свою беду и греховность. Познание беды и греховности убедит тебя смиряться, искать помощи и избавления у Христа, Который все может – и из злого сделать доброе. Бог "смиренным дает благодать" (Иак. 4:6) (104, 1637).
Все мы больны и нуждаемся во Враче и исцелении, но не все познают и признают болезни свои. Начало же исцеления – познать свою немощь. Многие не исцеляются, поскольку не познают своей немощи; и не познают потому, что не стараются познать; и так, не познавая и не признавая своей немощи, не ищут и исцеления. Видит человек немощь телесную – и ищет исцеления. О, с каким бы усердием он искал исцеления своей души, если бы увидел тяжелую болезнь ее! Но в том и беда, что как сама душа, так и немощь ее не видны, и только теми бывают замечены, которые со всяким прилежанием рассматривают ее состояние. Рассматривай же, человек, и познавай многообразные немощи души твоей, чтобы просить исцеления ее небесным Врачом – Христом. Чем более будешь рассматривать и познавать немощь ее, с тем большим усердием будешь желать исцеления ее (104, 1638-1639).
Вся сила христианина – познать и признать нищету и скудость свою перед Богом (104,1642).
Познание своей греховности есть признак смирения (104, 1643).
Недостаток хлеба учит искать хлеба, чтобы не умереть от го лода; недостаток воды побуждает искать ее, чтобы не умереть от жажды; познанная болезнь побуждает искать лекаря; так и в христианстве; когда познаем скудость и нищету наших душ, будем искать блаженства. Плохо быть христианину без молитвы, без любви, без смирения, без кротости и прочих христианских добродетелей и не иметь их: явная за этим следует беда. Надо искать их с прилежанием. Так познанное бедствие побуждает человека искать своего блаженства. Познай же, христианин, порочность, бедность, греховность, нищету и убожество твоего сердца – и само это познание научит тебя молитве и христианским добродетелям (104, 1643-1644).
Познание себя и своего сердца бывает от святого Писания и прочих христианских книг. Но более всего и действеннее нас приводит в познание себя самих искушение, которое приходит как извне, через диавола и злых людей, так и изнутри, через злые помыслы. Как рвотное средство действует на желудок, так искушение обнаруживает, что кроется внутри нашего сердца. По этой причине, между прочим, Бог и попускает нам искушения: чтобы мы познали, что в нашем сердце кроется. Мы часто мним о себе нечто, но пришедшее искушение показывает, что мы ничто (104, 1644-1645).
К испытанию же и познанию нашего сердца нас приводит крест, искушение и молитва. Чем более человек искушается, тем более познает себя: чем более познает, тем более просвещается; чем более просвещается, тем более исправляет себя. Чем больше мы освещены естественным, то есть солнечным, светом, тем лучше видим и отличаем одну вещь от другой, например, белое от черного, так чем больше мы просвещаемся вышеестественным светом, то есть благодатью Божией, тем лучше познаем состояние нашего сердца и отличаем добро от зла, добродетель от порока, истину от лжи, истинное учение от ложного, истинную веру от суеверия (104,1645)
В бедах познается наша немощь (104, 1646).
Желают люди много знать и казаться мудрыми – ты желай и старайся, прежде всего, познать самого себя: в этом христианская мудрость. Желают люди знать, что делается там и там – ты желай и старайся узнать, что делается в душе твоей, в каком она состоянии; какие мысли, желания и начинания порождает, к чему она стремится – к вечному или временному, где она скрывает свое сокровище – на небе или на земле, к чему стремится – к Богу или к миру? Самое необходимое знание: "Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше" (Мф. 6:21) (104, 1646-1647).
Хотящему получить от Христа просвещение непременно нужно чистосердечно признать свою слепоту, иначе как был, так и будет всегда слеп, даже если все святое Писание будет знать наизусть: то есть письмена будет знать, а силы не постигнет. Ибо не открывает Бог своих тайн тем, которые мнят себя мудрыми и разумными, и открывает их младенцам, то есть простосердечным и признающим свое невежество... Этих Он просвещает, вразумляет, им открывает Свои тайны; прочих же оставляет, которые хвалятся своей мудростью, разумом и искусством... То есть признающие свою слепоту просветятся светом Христовым и будут видеть, а не признающие и считающие себя мудрыми останутся в прежней своей слепоте, даже еще больше помрачатся за неблагодарность и гордость, как во время жития Христова на земле это случилось с книжниками и фарисеями. Святитель Тихон Задонский (104, 1777).
Обновленное естество имеет благодатное знание и видение зла, даруемые Богом; знание и видение зла, не только не нарушающие целостности добра в человеке, но и служащие к строжайшему охранению от опытного познания зла, гибельного для человека (109,410).
Нужно очистить себя тщательным покаянием, нужно ощутить хотя бы в некоторой степени свободу и высоту духовного состояния, чтобы стяжать понятие о бедственном состоянии нашего тела, о состоянии его мертвости, причиненной отчуждением от Бога (110,8).
Душа, облеченная в тело, закрытая и отделенная им от мира духов, постепенно просвещает себя изучением закона Божия, или, что то же, изучением христианства, и стяжает способность различать добро от зла (110, 13).
Смущение, недоумение – это верные признаки помыслов, ощущений и явлений бесовских. Но и по этим признакам может познать искусителя только обучившийся... различению добра и зла (110,49).
Избавляется (подвижник) от обманчивого воззрения на земную жизнь... как бесконечную... Он начинает видеть грань ее – смерть... усматривает необходимость искупителя... стяжает живую веру в Евангелие и начинает жизнью исповедовать Евангелие, (в котором) как в зеркале... видит и падшее естество свое и падение человечества и лукавых духов (110,56).
Обличает лукавых духов сердце: ум недостаточен для этого; ему не отличить одними собственными силами образы истины от образов лжи... (110, 59).
Только христианин может стяжать правильное познание, доступное человеку о человеке, о духах святых и отверженных, о мире, невидимом телесными очами (111, 144).
Убеждение в существовании всего невидимого, преподаваемое христианством, гораздо сильнее, нежели убеждение в существовании видимого, доставляемое чувствами (111, 145).
Познания, доставляемые Словом Божиим, вернее познаний, до ставляемых даже истинными и святыми видениями (111, 229).
Мир, искушая подвижника, доставляет ему опытное познание, как земная жизнь превратна и обманчива... От этих опытных познаний подвижник приобретает холодность к земной жизни (112, 145).
Книги Святых Отцов... подобны зеркалу, смотрясь в них: внимательно и часто, душа может увидеть все свои недостатки (108, 113).
Плодом молитвы бывает постепенно расширяющееся видение своих согрешений и своей греховности, отчего усиливается умиление и обращается в плач (108, 292).
Достигший познания себя посредством духовного подвига видит себя окованным страстями, видит действующих в себе отверженных духов (108, 294).
Чтобы ослабить и, с Божией помощью, совершенно искоренить из своего сердца соблазн на ближнего, нужно при свете Евангелия углубляться в себя, наблюдать за своими немощами... (108,423).
Смущение и недоумение при открывшемся действии страсти служит доказательством, что человек не познал самого себя (108, 524).
Человек! Внемли себе, себя рассматривай! Из ясного, по возможности своей, понимания себя яснее и правильнее будешь смотреть на все, что подлежит твоим взорам вне тебя (109, 92).
Божественное откровенное учение возвещает мне опыты жизни, доказывает мне, что я – создание Божие, я – создание Бога моего! Я - раб Бога моего, раб, вполне подчиненный власти Бога, объемлемый, хранимый Его властью... (109, 95).
Бесчестие и другие скорби... обнаруживают таящийся в глубине души грех. Скорбь по той причине и называется искушением, что она открывает сокровенное состояние сердца (109, 370).
Причина попущения Божия подвижнику искушаться от духов. злобы и греха заключается в необходимости для человека точного oя подробного познания его падения, без чего не может быть им, как должно, познан и принят Искупитель (109, 373).
Глубокое и точное познание падения человеческого весьма важно для подвижника Христова: только из этого познания, как бы из самого ада, он может молитвенно, в истинном сокрушении духа, воззвать к Господу... (109, 375).
Первое духовное видение есть видение своих согрешений, до тех пор прикрывавшихся забвением и неведением. Увидев их при посредстве умиления, подвижник немедленно получает опытное познание о предшествующей слепоте своего духа, при которой существующее и существовавшее представлялось ему вовсе несуществующим и несуществовавшим (110, 56).
Познание внутренней борьбы, обличение и обнаружение живущего внутри греха, познание его насильственной власти над благими произволениями и стремлениями - доставляют христианину правильное понятие о себе и о человечестве (111, 23).
Видение себя является в нищете духа, а не в самодовольстве и самонадеянности (111, 456).
Предшествует чистоте зрения - сознание своей нечистоты (111, 487).
(Истинное безмолвие) доставляет душе состояние, подобное чистым зеркальным водам: в них человек видит и свое состояние и, по мере преуспеяния своего, состояние ближних (111, 490).
Тогда открывается нам, насколько мы слабы, насколько повреждены падением, когда начнем понуждать себя к исполнению Евангельских заповедей (111, 505).
Изменяемость (наша) учит нас самопознанию, смирению, учит прибегать непрестанно к помощи Божией... (111, 533).
Всякий верующий в Спасителя по необходимости должен сознавать и исповедовать свое падение и свое состояние изгнания на земле, он должен сознавать и исповедовать это самой жизнью... иначе он не может признать как следует Искупителя. Потому что Искупитель и Спаситель нужен только для падших и погибших... (112, 125-126).
Познание себя... приводит к живому и обширному познанию Бога, приводит к верному и правильному управлению и распоряжению собой. Епископ Игнатий (Брянчанинов) (108, 433).

Молитва – ключ к самопознанию.
( Александр Сущий. )

Перед старинною иконой в Божьем храме,
Свечу от лампадки я зажгу.
И молясь перед Святыми образами,
Свои грешные мысли в пламени свечи сожгу.

Перед иконой дорог мне,
Лик Святого на древнем полотне.
Что наполняет душу тишиною,
Да Любовью что дана нам с тобою.

И зачаруюсь я,
Музыкой таинства молчания.
Где отдохнёт душа моя,
В свете невидимого сияния.

Предвечное Слово молча глаголя,
Им утешаю страдающую душу мою.
Что пройдёт её заточение и неволя,
Если найду в себе Любовь свою.

Да подарю её с Любовью другой такой же душе,
Что устала жить без Любви уже.
Ведь душа к другой душе стремится,
Чтобы чрез сердца в Любви соединиться.
А Любовь, страдающую душу излечит
И «морщины разгладит, и раны залечит».

Прошу у Господа в молитве своей –
«Научи меня Боже, Тебя любить.
Чтобы мог вместе с душою моей,
Всем умом и сердцем Тебя полюбить».

Взгляд с иконы и ласков, и суров -
И из неоткуда в сознании слышен зов.
«Найди в себе Святую Любовь
И ты увидишь, тогда Меня вновь».

Сегодня большинство людей, уже понимают и осознают, что в человеке скрыты неограниченные возможности и способности, нужно только в себе их найти и раскрыть.
Как же это сделать?
Все современные изыскания человека в этой области, как и различные учения древности – сводятся к одному: к гармонии тела и души, к раскрытию своего внутреннего мира. Прийти к этому можно различными способами: молитва, занятия йогой, медитация и т.п. Но все они сводятся к одному о невозможности познать себя находясь во власти телесных желаний и страстей.
Кто-то сразу скажет молитва это не медитация. И он прав, молитва гораздо больше чем медитация. Хотя в основе и молитва, и медитация имеют общие чисто технические черты.
Я не специалист по изучению деятельности нашего мозга. Поэтому остановлюсь на общих чертах этого процесса – процесса собственного познания. Полную технику этого процесса, человек сможет осознать и познать - лишь живя Духовной жизнью, а не телесной.
Первый этап на пути своего познания, это успокоение ума.
Наша с Вами жизнь, а именно образ жизни каждого человека – прочно завладевает его сознанием и подсознанием. И нам с Вами приходится постоянно перерабатывать, большой поток получаемой нами информации. Информация рождает нам новые мысли и образы, часто исходящие от нашего подсознания: переживания, волнения, мечты, чувства, боль и пр. Работа же нашего разума, требует постоянно новой пищи для своей деятельности – при этом, забирая, почти всю нашу энергию. Мешая тем самым обратиться к себе и познать себя. Поэтому наше мышление, нужно успокоить волевым усилием и ограничить себя от внешних и внутренних раздражителей. Которые дают обильную пищу, нашему беспокойному уму.
Второй этап на пути своего познания, максимальная концентрация нашего сознания на объекте познания. Под сознанием здесь имеется ввиду - мышление каждого человека и его волевое усилие, то что составляет его собственное Я.
Это Я, не может быть взаимосвязано с какой-то частью нашего тела или частью земного мира. Лишь при длительной и успешной концентрации Вашего сознания начинает проявляться - как бы эффект обратной связи с объектом познания.
И вот как об этом же, говорит Серафим Саровский в своих духовных наставлениях.
«Дабы приять и узреть (увидеть) в сердце свет Христов надобно,
сколько можно, отвлечь себя от видимых предметов. Предочистив душу покаянием и добрыми делами, при искренней
вере в Распятого, закрыв телесные очи, погрузить ум внутрь сердца и вопиять, непрестанно призывая имя Господа нашего Иисуса Христа.
Тогда, по мере усердия и горячести духа к Возлюбленному, человек в призываемом имени находит услаждение, которое возбуждает желание искать высшего просвещения.
Когда через такое упражнение укоснит (замедлит) ум в сердце, тогда воссияет свет Христов, освещая храмину души своим Божественным осиянием».
Серафим Саровский: «Духовные наставления преподобного Серафима мирянам и инокам».
Но почему Христос в своём Учении и его Последователи обращали особое внимание, на необходимость праведной и благочестивой жизни человека - перед тем как приступить
к познанию Себя, к стяжению Духа Святого.
«Истинная же цель жизни нашей христианской, состоит в стяжении Духа Святого Божьего».
Серафим Саровский.
Когда человек живёт во власти своих желаний и страстей, то образ его жизни прочно овладел его сознанием и подсознанием. И если этот человек захочет познать себя, то ему конечно нетрудно будет пройти первый этап на пути к познанию. Но на втором этапе, даже если объектом познания является Образ Иисуса Христа - он получает лишь то, что заложено в его подсознании, а именно образ своих желаний и страстей.

Взлететь в своё безмолвие не мудрено,
Найти себя там просто.
Но лишь в падении остаться суждено,
Коль для Любви твоей нет роста.

Поэтому мы и видим сегодня результат таких познаний, что выплёскиваются из человека «на курсах молодого духовного бойца». В виде слёз, смеха, потока слов и эмоций и т.п.
Это говорит о том, что сознание и подсознание, мышление и воля этого человека уже занято. Занято, его телесной жизнью и осознать в себе Царство Божие, как и увидеть Свет Христов он не сможет. И такие эксперименты в своём познании, в большинстве случаев отрицательно влияют на здоровье человека, на жизнедеятельность его организма. Духовный же результат таких экспериментов, лишь получение духа соблазна и заблуждения.
Кто приступает к молитве, должен забыть всё кроме смысла её слов. Для полной же чистоты молитвы необходимо сойти смыслу этих слов, от ума через сознание в покаянное и смиренное сердце, чтобы смирением и покаянием наполнить своё сознание и только тогда устремить мысль свою к ожиданию Света Христова. Но нужно стремиться не познавать Его, а исполняя Его волю – всё яснее и яснее чувствовать Его в самом себе.
Поэтому при правильной молитве смиренно вспоминают и думают в первую очередь о покаянии и милостивом прощении своих грехов, о Любви и о сострадание к ближнему своему, о жизни Господа, Богородицы и т. п. Но не представляют это всё и не смотрят образно в своем уме как в кино, как это бывает в западной молитвенной медитации. Такая фантазия особенно на молитве запрещена, потому что это будет самообманом, а всякий самообман есть прелесть и обольщение.
«Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским».
Новый Завет, 1-е Тимофею 4:1.
Ведь человеку гораздо легче всей душой, всем устремлением своей воли, всем разумом - обратиться к Образу, к которому он привык. К Образу, который он хорошо знает - который стал образом его жизни. Чем к тому образу, с которым он знаком поверхностно и желание познать которого имеет неблаговидные цели. Одним словом - кто чем живёт и дышит, тот то в познании своём видит и слышит.
«Быв же спрошен фарисеями, когда придет Царствие Божие, отвечал им: не придет Царствие Божие приметным образом».
Новый Завет, от Луки 17:20.
Иисус Христос правильно подметил: «не придет Царствие Божие приметным образом».
Тому, кто ждёт от самопознания видений, новых знаний, открытия в себе новых возможностей. Тому, не видать Царства Божиего и Откровений от Духа Святого. Лишь тому, кто ждёт от Духа Святого прощения и спасения. Лишь для того воссияет свет Христов и озарит его новыми знаниями в его познании.
«Не всякий может часто становиться на молитву в течение дня. Но понуждать себя на молитву, хотя мысленную, если при людях, всякому возможно. Возможно начинать и оканчивать всякое дело и занятие возношением ума к Богу. Не полезно холодное отношение к делу молитвы. "Отмолился, вычитал, что положено, и свободен. Отбыл повинность свою". Такая молитва не дает благих плодов.
А такая молитва и бывает у тех, кто ограничивает свое обращение к Богу только совершением правила или хождением в церковь, не стремясь к тому, чтобы молитва наполнила и осветила всю их жизнь, все их дела.
Желаемое настроение молитвенное не сразу достигается, требуются целые годы на приобретение сего, но понуждать себя необходимо, необходимо считать себя постоянно должником пред Богом, как во всех добродетелях, так и в молитве. Надо стяжать сердечное сознание необходимости молитвы, и чтобы не отгонять от себя молитвенного настроения, надо охранять себя от всякого неблагоговейного слова и поступка, от всего, что нарушает мир душевный, что не по совести, не по закону Божию».
Иеромонах Никон – «Завещание Духовным детям».

Но как прекрасен в тишине полёт,
Что вызван был душою.
Когда любовь как преданный пилот,
Направляет мысли ход своей рукою.

Не постичь всей шири её и глубины,
Как и покорить её вершину невозможно.
Но приблизится к началу любви и тишины,
Нам для жизни необходимо и вполне возможно.

Сегодня многие увлекаются эзотерической литературой, трудами по теософии – что же это замечательно. Но как вначале месят тесто, а потом выпекают хлеб. Так и нам прежде нужно, научиться жить среди себе подобных - а уж потом искать пути к Мировой Душе и Единому Я. Вот почему и необходима Духовная жизнь человеку, как первая и неотъемлемая ступень на пути к познанию своего начала, через стяжение Духа Святого.
«Когда же ум и сердце будут соединены в молитве и помыслы души не рассеяны, тогда сердце согревается теплотою духовною, в которой воссиявает свет Христов, исполняя мира и радости всего внутреннего человека.
Когда человек созерцает внутренне свет вечный, тогда ум его бывает чист и не имеет
в себе никаких чувственных представлений, но, весь будучи углублен в созерцание
несозданной доброты, забывает все чувственное, не хочет зреть и
себя; но желает скрыться в сердце земли, только бы не лишиться
сего истинного блага – Бога».
Серафим Саровский: «Духовные наставления преподобного Серафима мирянам и инокам».
О том, что даёт Дух Святой человеку о том какие дары получает человек и что испытывает при этом – хорошо видно из беседы Серафима Саровского с Н. А. Мотовиловым. Во время этой беседы по молитве преподобного старца – его собеседник смог ощутить и пережить чудодейственную силу Духа Святого.
«Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобой... Что же не смотрите на меня?"
Я отвечал: "Не могу смотреть, потому что из глас Ваших молнии сыплются. Лицо Ваше светлее солнца сделалось, и у меня глаза ломит от боли". Он отвечал: "... и Вы теперь так же светлы стали. Что же чувствуете Вы теперь?" - спросил меня отец Серафим.
Я отвечал: "Необыкновенно хорошо!" "Да как же хорошо-то?" Я отвечал: "Такую тишину и мир в душе моей, что никаким словом то выразить Вам не могу". - "Это, Ваше Боголюбие, тот мир, - сказал отец Серафим, - про который Господь сказал ученикам: "Мир Мой даю вам..." - Что же Вы еще чувствуете?" опять спросил меня батюшка. Я отвечал: "Необыкновенную сладость". - "Это та сладость, преподобного которую говорится в Священном Писании: "От тука дому Твоего упиются и потоком сладости Твоея напоиши я..." (Пс. 35, 9). От этой сладости как будто тает наше сердце, и мы оба исполнены такого блаженства, которое никаким языком выражено быть не может... Что же Вы еще чувствуете?" - спросил он меня. Я сказал: "Необыкновенную радость в сердце моем".
И он продолжал: "Когда Дух Божий приходит к человеку и осеняет его полнотою Своего наития, тогда душа человеческая преисполняется неизреченною радостию, ибо Дух Божий радостотворит все, к чему бы ни прикоснулся Он... Что же еще чувствуете Вы?"
- Я отвечал: "Теплоту необыкновенную..." - "Как теплоту? Да ведь мы в лесу сидим. Теперь зима на дворе, и под ногами снег, - какая же может тут быть теплота?" - "А такая, - отвечал я, - какая бывает в бане". - "А запах, - спросил он меня, - такой ли, как из бани?" - "Нет, отвечал я, - на земле нет ничего подобного этому благоуханию..." - И батюшка отец Серафим, приятно улыбнувшись, сказал: "Господь сказал: Царство Божие внутрь вас есть", - а под Царствием Божиим разумел Он благодать Духа Святого. Вот оно-то теперь внутрь нас и находится, а благодать Духа Святого отвне осиявает и согревает нас, благоуханием многоразличным преисполняя воздух... услаждает чувства наши пренебесным наслаждением и сердца наши напояет радостью неизглаголанною...»
Ведь молитва сильна своею направленною силою, это неоднократно подтверждалось и подтверждается в нашей с Вами жизни. Но одним из главных условий выздоровления была Вера больного, она должна была активно содействовать процессу исцеления - маловерие препятствует победе над болезнью.
«Вера твоя спасла тебя», «Не бойся, только веруй».
Новый Завет - от Матфея 9:22, от Луки 8:50.
Можно привести много чудес и исцелений из нашей с Вами жизни, которые исходили от самого же человека от созидательной силы его души, при правильном использовании молитвы. Но думаю достаточно, будет и одного Сошествие Благодатного Огня на Пасху. Тысячи людей молясь перед Сошествием Огня, соединили свои мысли и желания
на одном – на Явлении Благодатного Огня как символа Единства Любви и Веры.
И Благодатный Огонь, пока ещё ежегодно сходит на Гроб Господень. Но по церковному преданию в один из годов, Благодатный Огонь не явится людям – значит, дни мира сего сочтены. И это правильно, если во время молитвы и в своих мыслях люди перестанут думать о Любви и Мире, о Смирении и Покаянии. Если мысли людей в большинстве своём, будут сосредоточены на желаниях зла, на гордости и тщеславии и т.п. То, что можно ждать, от нашей с Вами жизни - если в ней не останется Добра и Любви…
Что такое молитва? При молитве - молятся, значит «молить» это «просить». Просить со смирением и покаянием только одного помилования и прощения своих грехов. А что сегодня происходит в церкви: один молится о денежном достатке, другой о близости с возлюбленной, третий о славе и известности и т.п. Лишь малая часть молящихся, просят Господа о Мире и Любви, о Покаянии и Смирении. То есть толпа народа, остаётся лишь толпою. Не используя при этом чудотворную силу, сконцентрированной энергии единой молитвы о Любви, Спасении и Добре.
Но нужно не только просить - но и жить по заповедям Божим, жить по Закону Любви возлюби ближнего своего как самого себя.
«Что вы зовете Меня: Господи! Господи! - и не делаете того, что Я говорю?»
Новый Завет, от Луки 6:46.

Чудодейственная молитва была нам Господом дана,
Не для плотских прошений она нам придана.
А для нашего с Ним общения,
Через которое лежит путь ко спасению.
Ведь Иисусом Христом сказано нам –
«Если чего попросите во имя Мое, Я то воздам».

Но мы забыли эти слова
И в молитве ныне во имя своё –
Забита мыслями наша голова.
Но Христос для себя ничего не просил,
А на твоё и моё -
Лишь делил,
Дела наши и поступки.

А мы всё ждём от Него уступки
И ждём, как и прежде чуда от небес,
Но не будет в нашей жизни чудес.
За что же Господь пошлёт нам Благодать,
Коль мы не смогли с собою совладать.

Истинная цель молитвы в единении ума, души и своего мышления; в познании и спасении души через взаимодействие со Святым Духом - а не в желании общения с «потусторонними существами». Утешитель Сам откроет, лишь только при Духовной жизни человека - откроет при необходимости тайны бытия и познание Законов Жизни. Раскроет в человеке и умножит, те скрытые способности – что заложены в нём. Даст возможность целительствовать или пророчествовать.
«Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же;
и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех. Но каждому дается проявление Духа на пользу.
Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом; иному чудотворения, иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки, иному истолкование языков.
Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно».
Новый Завет, 1-е Коринфянам 12:4-11.
Но, прежде всего человеку нужно изменить свой образ жизни – сменить телесную жизнь на Духовную. Усмерить свою гордыню, очистить себя и свою жизнь покаянием и смирением, научиться любить как самого себя ближнего своего, научиться мыслить смиренно и праведно - чтобы познать силу и таинство молитвы. Поэтому главное для христианина это его молитвенно-покаянная жизнь. Только она приносит плоды, которые перейдут в жизнь вечную. Вся остальная деятельность человека – полезна ему постольку, поскольку она способствует его духовному росту.
«Ищите Царствия Божия, и это всё приложится вам».
Новый Завет, от Луки 12:31.
«Закон говорит: Да не ореши юнцем и ослятем вкyne, (с помыслом чистым и нечистым не приноси молитвы) Втор. 22, 10.
Будем подражать Давиду, который говорит: Воутрия избивах вся грешныя земли, еже потребити от града Господня вся делающыя беззаконие. Пс. 100, 8.
Законом запрещено было нечистому входить в дом Господа.
Дом сей - мы, и Иерусалим - внутри нас. Грешные земли суть кроющиеся в сердце нашем змиевидные помыслы».
Серафим Саровский: «Духовные наставления преподобного Серафима мирянам и инокам».
Вот почему молитва больше чем медитация. Больше и лучше множества различных упражнений и наставлений, по самораскрытию и самопознанию. Ведь результат молитвы Духовная жизнь с последующим самопознанием. Результат молитвы – Спасение своей души и обретение жизни Вечной.
«Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний.
Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами.
А вне - псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду.
Я, Иисус, послал Ангела Моего засвидетельствовать вам сие в церквах. Я есмь корень и потомок Давида, звезда светлая и утренняя.
И Дух и невеста говорят: прииди! И слышавший да скажет прииди! Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берет воду жизни даром».
Новый Завет, Откровение 22:13-17.

Лишь в смирении сердца и мысли,
Уничтожая хаос земных истин.
Сбросишь оковы телесных мыслей,
Что над душой твоей зависли.

И в безмолвии мыслей своих,
В глубине чистоты покаяния.
Читая молитву как любимый стих,
Сила воли превратится в желание.

Где время, сжавшись до полсекунды -
На острие твоей воли, в бесконечность взлетит.
И выпрямляясь в пути за секунды,
Вместе с мыслью в беспредельность улетит.

Лучом Любви и Надежды у невидимой силы,
Пробив тьмы покров.
Сердце и мысль смогут осилить,
Лишь первую ступень у подножия миров.

Смотри вперёд всё только Там,
Кроме Любви здесь нет никакой опоры.
И твоим невидимым глазам,
Откроются всесильные просторы.

Как широко и высоко,
Подняться сможешь в Вечность.
Как сам поймёшь глубоко,
Ответ на вопрос извечный…

В конце или в середине пути,
Достигнув вершины у жизни земной.
Ты вновь, уже у основания Вечного пути -
К недосягаемой вершине Жизни Неземной.

Ведь право на Вечность,
Есть у каждого.
Но не каждый вправе,
Воспользоваться им однажды.

ЦЕРКОВЬ И ЛЮДИ
Священник Димитрий Шишкин

«Где-то, я знаю, есть батюшка, есть храм… Ну и славненько, что есть. Если мне будет нужно – я туда пойду и решу свои проблемы; не дай Бог, конечно, чтобы они появились. Ну и… всё. А чего еще собственно надо?»
Вот так или примерно так относится сегодня абсолютное большинство крещеных людей к Церкви, не понимая, что Церковь – это не здание только, не священник и даже не службы, совершаемые в храме, а люди, сами люди, стремящиеся достичь единства с Богом во Христе и без этого единства не мыслящие свою жизнь. Но этого осознания, острого и ясного желания быть с Богом нам не хватает сейчас просто критически в масштабах Отечества, слава Богу, именующего еще себя православным. Именно это осознание, его возрождение – это то, о чем нам, людям, понимающим необходимость благовествования, надо думать сейчас в первую очередь. А храмы… их, конечно, надо строить, но горько, что это делается не всем миром православным, не сообща, как это должно быть, а малой группой энтузиастов и еще более малым количеством состоятельных людей, именуемых спонсорами и на которых идет настоящая охота, потому что без их помощи строительство храмов большинству приходов попросту не осилить.

Но, с другой стороны, в наше время и само строительство храмов становится своеобразной формой благовествования, проповедью в камне. Священник с кучкой прихожан и с великой надежной на Божию милость пытается, более или менее успешно, продвигать это дело строительства и по ходу его продвижения всё больше людей втягивается в орбиту церковной жизни. И как же хочется, чтобы люди поскорее «приходили в себя» после столетнего безбожного обморока, чтобы начинали уже считать церковную жизнь и своей, личной жизнью. Но как же медленно, как же трудно это пробуждение происходит! Ведь абсолютное большинство крещеных и мыслящих себя православными людей всё еще считает Церковь каким-то хоть и важным, но всё же дополнением к жизни, а вовсе не тем, на чем эту жизнь надлежит строить, без чего она никак не может быть ни доброй, ни надежной, ни крепкой.

Этого понимания нет – в том масштабе и охвате, чтобы мы могли со спокойной совестью сказать: а вы знаете, воцерковление народа нашего действительно идет уже полным ходом… Можно будет, я верю, сказать эти слова, но – в будущем, близость или отдаленность которого во многом зависит от нас самих. А пока Церковь отделена не только от государства (что, конечно, хорошо), но и от действительной, повседневной жизни миллионов крещеных людей, а это весьма прискорбно.

Что тут можно поделать? Вопрос не простой, потому что множество наших соотечественников увязло в нелепом и странном, но устойчивом мнении, что Церковь – это вспомогательный институт для земной, благополучной и счастливой жизни. Больше того, часто люди и обманываются, и разочаровываются жестоко, ожидая в каких-то критических обстоятельствах от Церкви решения своих проблем, причем решения именно такого, каким оно видится правильным самим людям, попавшим в то или иное затруднение. А решение видится отнюдь не в изменении своей жизни, зачастую далекой даже от минимальных требований христианской нравственности, а в достижении того самого среднестатистического благополучия, которое не слишком сверяет себя с образом жизни христианским. И не слишком озабочено исканием Царства Небесного.

Так что главная задача проповеди сейчас – это раскрытие той истины, что жизнь, ее полнота и развитие напрямую зависят от согласия человека с Богом. И это согласие – первое, на что христианину нужно обращать внимание и в достижении чего сама Церковь служит человеку первым и доброхотным помощником. Ибо она для этого и сотворена Господом.

А всё остальное: работа, карьера, деньги, дом, семья, благосостояние – хоть и не отвергается церковным сознанием и требует внимания и повседневного труда, ответственности, но не может само по себе быть основанием для действительного благополучия в значении не только плотском, но и духовном. Потому что такое благополучие неизбежно предполагает кроме внешнего комфорта еще и глубокий душевный мир, основанием которого может служить только осмысленное существование в вечности. И без этого не обойтись. Ведь если человек не осознает себя живущим в вечности уже здесь и сейчас, если он не соизмеряет свои поступки, слова и мысли с Откровением Божиим, то все его хлопоты и труды – лишь бегство от самого себя, от правды, способ достичь забвения там, где в конечном итоге всё равно должно наступить прозрение. И чем более упорны и ожесточенны будут эти попытки убежать, спрятаться от истины своего вечного бытия… от неизбежности предстать перед Богом… чем более настырны будут эти попытки, тем на большую катастрофу и мучения обрекает себя человек именно потому, что рано или поздно ему придется предстать перед явью, о которой он смутно догадывался всю свою жизнь, о которой ему напоминали непрестанно – но от которой он отмахивался, которой не хотел признавать и от которой прятался за бесконечной суетой и житейскими хлопотами.

Страшный это будет момент, и главная горечь его будет заключаться в том, что человек, без лишних и ненужных тогда разъяснений, со всей обезоруживающей очевидностью, поймет, как он жестоко ошибся, полагая главным в своей жизни ее земное, житейское устроение, пусть даже по «старым добрым понятиям», но по понятиям, не берущим в расчет главного – вечности жизни человека перед лицом всемогущего Бога.

Вот это осознание и есть то главное, что дай нам Бог приобрести и усвоить всем и каждому, потому что только тогда наша жизнь – жизнь отдельного человека и жизнь Отечества и народа в целом – начнет меняться и становиться иной, по-настоящему лучшей. Потому что радость жизни в согласии с Богом как в масштабе личности, так и в масштабе народа совершенно невозможно понять и оценить гипотетически. Эта радость – действительная и многообразная – возможна только тогда, когда человек или народ будет сознательно к этой радости, к этой красоте стремиться.

Верится, что эта жизнь, особенная, иная в контексте всеобщего мирового растления, при всех неизбежных недостатках и пороках и горестях всё же возможна для нас. И верится, что будет эта жизнь удивительна и совершенно не похожа на всё, что сейчас может предложить обезверившийся мир во всём его мнимом, но в сущности таком скудном и скучном разнообразии. Мы надеемся, что жизнь эта, особенная, благодатная, осуществится в нашем Отечестве милостью Божией. Потому что жизнь народная – не одного отдельного человека или группы людей, а именно жизнь народа во всей его полноте – только тогда становится цельной и несет в себе явственные благодатные и характерные черты, когда большинство или по крайней мере какое-то необходимо критически важное число его членов начинает жить этой особенной, ни с чем не сравнимой вечной жизнью в сознательном устремлении к Богу. И эта жизнь – не одного или двух человек, но многих людей – привлекает благодать, которая, если можно так сказать, оживотворяет, созидает и окрашивает жизнь всего народа в особенные, благоуханные, духовные и радостные тона… Вот этого ищет душа православная, этого ждет, к этому стремится, потому что не о своем спасении только заботится, но и желает вместе с Господом спасения и просвещения всех, а паче своих соотечественников – по необъяснимому, может быть, до конца, но очевидному Промыслу собранных Господом в единый народ.

Странная на первый взгляд пришла мысль, но, может быть, она недалека от истины. Эта мысль – о том, что при всей важности сознательной и созидательной, практической деятельности на ниве возрождения нашей всеобщей церковности, важную и даже, может, важнейшую роль играет необходимость переживания, искреннего и живого, боления, если угодно, об этой целостности, об этом единстве во Христе. И это переживание, боление не только о своей душе, но и о своем народе, горение духа, устремленное к Богу, есть не что иное, как безмолвная молитва о своем Отечестве. Молитва, проистекающая от желания единства в подлинной радости.

И пусть при всех необходимых житейских хлопотах и трудах, на всех перепутьях жизни никогда не оставляет нас это благое горение – желание святого единства во Христе. И тогда, так хочется верить, храмы наши станут не островками благочестия среди безжизненной смрадной пустыни, а добрыми мельницами посреди колосящихся полей благодатной и спелой пшеницы.

Священник Димитрий Шишкин

5 августа 2013 года

Всё очень верно Оля , вот тут и добавить то особо нечего !
Спасибо Оля и Ирина за такое чудное мнение !

РУКОПОЛОЖЕНИЕ В ХРИСТИАНСТВО

Протоиерей Андрей Ткачев

Возложение руки (рук) – очень яркая черта христианской богослужебной практики. При Крещении, то есть при вхождении человека в Церковь, иерей говорит:«О имени Твоем, Господи Боже наш, возлагаю руку мою на раба Твоего (имярек), сподобившегося под кровом крыл Твоих сохраниться». И потом, уже в конце чинопоследования, священник возлагает руку свою на главу крещаемого с молитвой, чтобы, как на Давида царя через Самуила пришла благодать, так и на крещаемого пришла она через возложение руки. Таким образом, не имея власти и права поставлять в чины и степени, священник, по крайней мере, дважды возлагает руку на крещаемого в ходе Таинства.
Под рукоположением мы традиционно разумеем преподавание благодати, возводящей человека на высшие степени. Называется это «хиротония». Это правильно. Можно сколько угодно отцу возлагать руку на сына, но сын так и останется сыном, если отец – не епископ. Божественная благодать, немощных врачующая, должна сопутствовать самому факту возложения рук.

И вот, возвращаясь к Крещению, хочется сказать, что возложение священнической руки на крещаемого есть некий след древнего рукоположения. Раньше ведь крестили преимущественно епископы. А возложение епископских рук давало человеку причастность Духу Святому. Потом, со временем, помазание освященным миром заменило по форме то, что раньше давали руки епископа. Священники стали преподавать Духа через помазание, а возложение рук, оставшееся в Таинстве, словно напоминает нам о том древнем чине, который идет от апостолов.

И вот, что думается мне, в связи со сказанным. Думается, что не только возведение на степени служения, – дьяконство, священство, архиерейство, – связано с возложением рук. Сам приход в Церковь, само вхождение в христианство связано с рукоположением. Можно сказать, что в корнях своих (если вспомнить о связи миропомазания с возложением рук) всякий верующий и крещеный человек рукоположен в христианство. Теперь становится гораздо более отчетливой мысль апостола Петра о царственном священстве. «Вы – род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет» (1 Пет. 1:9) Священник поставляется для служения. Он уже не «работает» и не просто «живет», но служит. Таково свойство поставленного, возведенного в степень. И таковы все христиане без различия. Великой язвой христианского сознания является рифмование Церкви только с ее освященными служителями, и, соответственно, исключение из деятельного числа членов церкви простых мирян. Так вот! Все миряне рукоположены в христианство, то бишь, – в служение Богу и людям!

Если бы епископы и ныне совершали большинство Таинств, в том числе – Крещение, то они могли бы смело не пользоваться миром, но, возлагая руки, низводить Вседержителя Духа на крещаемых.

Апостольская идея царского и всеобщего священства стала бы очевидна. Но то, что епископы ныне крестят не всех, а только некоторых, не их вина. Это – наследство, с которым следует тщательно и мудро разбираться. Долгими столетиями жизненная рутина превращала попа только в требоисполнителя и поедателя панихидных хлебов, а епископа, соответственно, из евхаристического предстоятеля и вождя молитвы – по преимуществу в чиновника или барина. Соответственно, совершение Таинств делегировалось иерейству (не барское, мол, это дело), и смысл их (Таинств) неизбежно с течением веков профанировался и затемнялся. О «царственном священстве» теперь только от протестантов и услышишь, хотя сама идея – библейская, церковная, апостольская. Это наша идея, украденная у нас же по причине нашей лени и невнимательности.

Ломать ничего не надо. Церковная практика требует плавности и постепенства ради мира народа Божьего. Нельзя ничего делать резко, по-революционному. Нужно просто постараться понять чистую глубину подлинной церковности, чтобы не путать позднейшие наслоения с преданием Апостольским. Многое может сосуществовать без вражды. Так, например, крещенные через Обливание не умалены в благодати в сравнении с погруженными целиком и троекратно. Хотя и нельзя спорить с тем, что подлинное Крещение есть именно троекратное погружение во имя Троицы, а не что-либо иное. Все иное – исключение, а не правило. Так же и «рукоположенные в христианство», а не мазанные миром, будут одинаково благодатны с теми, кто именно миром мазан, и на ком не было рук архиерейских.

Суть не столько в том, как ты принял Духа, сколько в том, как ты служишь потом Богу, и оправдаешь ли принятие Духа тобою в день искупления. Вопрос весь еще и в том, чтобы открывать для себя подлинную церковную жизнь, почти везде густо замазанную Синодальной гуашью и позднекатолическиой практикой. Так раньше и древние иконы спали столетиями под масляными слоями позднейшей еретической живописи, пока не хватило ума открыть великое старое, аккуратно убирая ненужное новое. Это – принцип обретения не только древней, насыщенной богословием иконы, но и аскетического пения, и святоотеческого образа мышления, и способа проповедования, и многих незаслуженно забытых Литургических практик.

Так, подводя итог, нам следует вспомнить, что епископ, совершая Крещение, не только вправе, но и обязан подавать Духа возложением рук. Миро не для него. Миропомазание возникло, как замена епископского действия священническим. При этом крестить владыки должны не только депутатских детей и чад бомонда (этих вовсе бы не крестить с помпой, но только смиренно и руками самых простых священников), а людей вообще. Людей, прошедших оглашение, желающих причаститься Чаше Нового Завета, наученных молиться и верить.

Эти слова довольно фантастически звучат даже для автора этих строк. Но автор этих строк знает, что невозможное человекам возможно есть у Бога. И как знать, не увидим ли мы со временем собственными глазами сильное и свежее обновление церковной жизни, в том числе и в части упомянутых выше вопросов.

Впрочем, полезным будет уже и то, чтобы всякий из нас осознал себя, в независимости от того, в сане он или нет, человеком, «рукоположенным в христианство», и принадлежащим к царственному священству от самой купели.

Протоиерей Андрей Ткачев

7 августа 2013 года

Писание привычно умножает слова для усиления смысла и словно возводит их для этого в квадрат. Есть небеса, а есть небеса небес. Есть смерть, а есть «смертью умрешь». Есть Святое, и есть Святое Святых. Есть еще «проклятием ты проклят», «умножая, умножу» и многое другое. В мире бизнеса есть подобное удвоение. Есть не только продажи, но и «продажи продаж», т.н. «франчайзинг». У нас назрела необходимость в проповеди о проповеди. Она должна быть направлена на самих проповедников, чтобы разбудить, взбодрить и научить.
В этом нети ничего странного. Есть ведь учителя, то есть те, кто учит детей и взрослых. Но есть и учителя учителей, т.е. те, кто учит учителей. Для студентов есть профессора. Для профессоров – академики. Есть лестница вверх по мере усложнения задач. Один режиссер снимает фильм для массы потребителей. Другой – для некоторых режиссеров. Одним словом, это – стандартное явление в мире людей, и нам нужна проповедь о проповеди, и проповедь для проповедников.

Им нужна, к примеру, хорошая память. Ее нужно разрабатывать. Когда-то были мастера-чтецы или декламаторы. Они могли перед аудиторией наизусть читать огромные куски художественной прозы, и, поверьте, на выступлении такого мастера полет мухи слышно было. Почему бы и нам не тренировать память на лучших образцах хорошей литературы?

Еще есть ораторское искусство. Найти тему, развить ее и донести до слушателя – задача такого искусства. Этим надо заниматься. Демосфен с камешками во рту и Цицерон над речью в свете масляной лампы – наши хорошие товарищи.

Гомилетика – наука о произнесении проповедей – у нас существует. Но существует по остаточному принципу, как культура – в Советском Союзе. Кое-что есть? – Этого хватит. А в это время реклама проповедует, сатирики и комики говорят без отдыха (все упорно тренируются, надо сказать), политики «толкают» спичи, кино и музыка тоже занимаются своеобразной проповедью. Можно ли молчать в это говорливое время? Навряд. Но священники сомневаются в своих возможностях. Они не уверены, получится ли у них. Еще им совесть связывает язык (самый благочестивый и опасный враг проповедника). Еще они боятся осуждения коллег, зависти, неодобрения начальников. Поэтому многие служат так, как служил отец Иоанна Предтечи после зачатия сына – молча. Открывают рот только для возгласов и объявления служб на следующую седмицу.

Или этой практике придет конец, или нам всем придет конец, что сказано не для красного словца, а по истине.

Говорение это творчество, и говорение это Таинство. Говорение открывает тайники и обнаруживает скрытое во мраке. (Вот почему коллеги могут осуждать, и начальники могут быть недовольны сказанным). Говорение это предоставление возможности Богу действовать здесь и сейчас. В бессловесном мире Бог действует грозами и бурями, потопами и землетрясениями. А в нравственном мире Бог меняет людей посредством слова.

Мы, священники, должны были бы часто собираться для того, чтобы поделиться опытом успехов и поражений, поделиться темами, поднятыми в приходах, ободрить и окрылить друг друга. Это так же естественно, как семинары врачей и собрания педагогических коллективов. Дело за малым – перевести желаемое в сферу действительного. Когда нужное слово сказано, то полдела уже сделано. Вот я сейчас пишу эти строки, и если их кто-то прочтет, то процесс не сможет не запуститься. Пусть меньше, чем нужно и хуже, чем хочется, но он начнется. Таково свойство сказанного слова.

Павлу неоднократно являлся Господь Иисус и велел не бояться и не умолкать. Петр и Иоанн, после битья по слову архиерея, отказались молчать о Воскресшем Христе. Исайя велел не умолкать всем, говорящим о Господе. Иезекииль по слову Божию даже сухим костям проповедовал, и это слово не было без плода. Иеремия хотел было, но не смог сдержаться и давал выход словам, горевшим в груди его, как огонь в хворосте. Всюду делу сопутствовало слово, дело рождалось словом и слово меняло жизнь.

Нужны группы для изучения Писания и святоотеческой письменности. Саму письменность эту надо осознанно разделять на аскетическую, догматическую и нравственную. Эти области не стоит смешивать, чтобы знать, что и для чего читать; что и кому проповедовать. Группы ревнителей христианского образования нужны. Группы любителей Слова. Группы общения единомышленников. Все это нужно весьма и весьма, и если кто должен чувствовать в этом нужду, то священник – первый. Не всю же жизнь быть требоисполнителем, и оплачивать «тихое и безмолвное житие» невежеством паствы.

Для стимула можно пойти священнику на репетицию любого театра. Сколько труда интеллектуального, и эмоционального, и физического нужно затратить актеру, чтобы сказать что-то людям со сцены!

А еще можно пойти на тренировку спортсмена-олимпийца. Сколько пота нужно пролить, сколько всякой ненормативной всячины от тренера выслушать, чтобы в конце концов с медалью на груди заплакать на пьедестале под звуки гимна! И так – везде. Так можно ли нам, не для страны, а для Господа, и не на сцене, а на амвоне трудясь, добиваться успеха без соответствующих затрат нравственных, умственных и физических? Вопрос риторический, и ответ «можно» даже поросенок бы не произнес, если бы разговаривать сумел.

Так давайте же засядем за книги, и обменяемся книгами. Давайте будем делать выписки из прочитанного и доверять бумаге яркие мысли, время от времени посещающие всех людей без исключения (!). Давайте разлепим рот, залепленный чем попало, только не страхом Божиим, и начнем говорить с людьми: до службы, в средине службы, после службы, за пределами службы. Со временем из всего этого могут родиться школы проповедников и катехизаторов, столь необходимые жаждущим душам.

Дары ведь имеют свойство умножаться, как только, принесенные нами, попадают в руки Христа. Не верите – прочтите еще раз об умножении хлебов. Сколько еды было, и сколько людей наелось! Рыб так бы и осталось две, а хлебов – пять, если все это лежало в сумке у апостолов или того мальчика, о котором в тексте упомянуто. Но принесли Христу и - накормили тысячи. Мы же часто вообще никого не кормим, потому что семинарские и академические знания храним в дипломах и значках, а людям не несем все, что учили долгими годами. Вот оно и плесневеет, а не умножается.

Простая арифметика. Сложите приблизительно в уме – сколько часов лекций выслушивает за три-четыре года ученик семинарии. А если еще и Академии? Получится страшенная цифра. Теперь попробуйте сложить – сколько часов проповедей произносит условно выбранный священник лет за пять-семь служения? Получится, что в сравнении с выслушанными поучениями за годы учебы, произнесенные поучения в годы служения, это – наплакал кот. Вопрос – зачем учился? Зачем таланты в землю зарыл и в оборот не пускаешь? Не страшно, что ли?

Все ведь когда-то летали, все под ногами земли не чувствовали. Духом пламенели, Господу служили. А потом незаметно мохом обросли, крылья сложили, лишний вес набрали, так что не взлетишь, стали усталыми скептиками и внешне успокоились. Если это – норма, то мы – не христиане. Нужно опять начинать летать. И полет этот должен быть мысленным и словесным. Потом – все остальное.

Это наше Святое Святых, чтобы нам смертью не умереть и не быть проклятием проклятыми.

Протоиерей Андрей Ткачев

29 июля 2013 года

Анна Петровна жила в небольшом южном городке в доме, принадлежавшем военному санаторию. Ее сын был врачом этого санатория и выписал ее из Курска ухаживать за внуками. Сам он жил с женой и двумя детьми в просторной трехкомнатной квартире. Для матери не было отдельной комнаты, и он сумел получить для нее комнату в двухэтажном деревянном доме коридорного типа с двумя туалетами на 12 комнат. Бараком этот дом трудно назвать. В слове «барак» слышится что-то угрюмо-беспросветное лагерное или видится наскоро сколоченное жилье для строителей социализма. Этот же дом был веселеньким: с широкими балконами, увитыми виноградными лозами. У входа с обеих сторон крыльца росли веерные пальмы и широколистые бананы. Несколько соседей распределили между собой землю перед домом и устроили цветники. На участке Анны Петровны росли лилии, розы, гладиолусы. Осенью она высаживала хризантемы нескольких сортов. Она по вечерам поливала и свои цветы, и соседские. Все к этому привыкли, и никому в голову не приходило помочь ей. Со временем соседи перестали ковыряться в земле, и она ухаживала за всем цветочным хозяйством одна.
Заниматься внуками ей пришлось недолго. Сын скоропостижно скончался, а невестка после его смерти запретила Анне Петровне приходить в их дом. Причина заключалась в том, что бабушка была верующей и открыто ходила в храм. Доверять такой особе офицерских детей было никак нельзя. Времена были непростые. Властительствовал тогда Хрущев, объявивший Церкви войну. И в военном санатории уволили даже пожилых санитарок, уличенных в посещении Дома Божиего. Анна Петровна в санатории не работала. К сыну она приехала пенсионеркой. Но, тем не менее, замполит неоднократно указывал ее сыну на то, что тот, будучи советским офицером и коммунистом, не может избавить мать от «опасного пережитка». Сын никогда не обижал ее. Просил только не говорить с соседями о Боге.

Анна Петровна тяжело пережила смерть сына. А когда невестка запретила ей общаться с внуками, совсем сдала. Они, правда, иногда навещали бабушку, несмотря на запрет матери. Но не прошло и года, как невестка вышла замуж и уехала с новым мужем и детьми в Иркутск. Анна Петровна чувствовала себя одиноко. Соседи были в основном из санаторной обслуги. Женщины – медсестры, повара и официантки. Мужчины – шоферы, водопроводчики, электрики и прочий рабочий люд. Общалась она со всеми просто и приветливо, но дружбы ни с кем завести не удалось.

Ее сверстницы по вечерам занимали места на двух скамейках у крыльца и часами судачили, перемывая кости соседям и соседкам, не участвовавшим в их заседаниях. Нужно было рассказать, кто и во сколько ушел от беспутной Лидки, на сколько посадили за кражу Митьку – младшего Жгутикова. Старшие три брата Жгутиковы давно сидели в тюрьме. Обсуждали новое платье модницы Валентины из семнадцатой квартиры и ее золотое кольцо. На зарплату медсестры такое не купишь. Спешили осудить внуков, приехавших из Саранска к Нине Павловне. Уж больно шустрые. Ходят с полными пазухами орехов и слив: обносят соседские сады и огороды. А к дворничихе Зинке приехал из Елабуги жених Ахмет. Только что отслужил армию. А Зинке уж тридцать. Новостей много. До отхода ко сну все надо обсудить. И особо надо позлословить Анну Петровну. С ними она не сидит, никого не осуждает, в гости к себе не зовет, единственная из жильцов шести домов, построенных для сотрудников санатория, ходит в церковь. От такой старухи и невестка сбежала и внуков к ней даже на летние каникулы не присылает. Недаром ее так ненавидит боцман Кузя. Кузьма был ближайшим соседом. Их балконы разделяла тонкая перегородка из фанеры. Так что они слышали, а, слегка перегнувшись через перила, могли и видеть, кто чем занимается.

Анна Петровна любила свой балкон. У нее и здесь росли цветы в горшках и ящике с землей, прикрепленном к перилам. Их дом стоял на горе, и перед ним не было никаких строений. Ничто не загораживало вида на море. Оно простиралось во всю ширь и даль до самого горизонта. В ясные дни трудно было разглядеть границу между лазурью моря и неба. А порой оно грозно темнело и покрывалось белыми барашками волн. И тогда становилось понятным, почему оно названо Черным. Анна Петровна любила молиться, глядя на море. В сильный шторм шум прибоя был хорошо слышен, но он ей не мешал. Житейское море шумело за фанерной перегородкой громче и страшнее. Она молилась по ночам и в грозу, глядя на то, как быстрые молнии разрывают мрак и вонзаются в освещенное на мгновение море.

Большую часть года она спала на балконе. Засыпала с трудом, перебирая детали прошедшего дня и всей жизни. Постоянно думала о смерти, пытаясь понять, в чем смысл испытаний, выпавших на ее долю. Она с отличием закончила гимназию, но в институт ее не принимали. Она мечтала стать учительницей: учить детей добру, а работать пришлось до самой пенсии на простых работах. 20 лет шила мужскую одежду в швейной мастерской. Раннее вдовство, ранняя смерть сына. Для чего она пережила его? Внуков ей не пришлось ни нянчить, ни воспитывать. А теперь и видеть их нет возможности. Для чего жить? За кем ухаживать и кому помогать, когда все избегают ее? «Господи, пошли мне какую-нибудь сиротку или старушку, за которой нужен уход. А лучше верующую и чтобы понимала меня, чтобы стала мне подругой».

Засыпала она под утро, слушая, как шаркает метлой по асфальтовой дорожке дворничиха Зина, как цокает каблуками, сбегая по крыльцу, соседка Галя – самая ранняя пташка: ей нужно бежать в столовую готовить отдыхающим завтрак. Потом начинали просыпаться и громко переговариваться те, кому на работу к семи и восьми часам. Но Анна Петровна их уже не слышала. Не слышала она и детского плача, и сердитых окриков раздраженных матерей. После бессонной ночи соседский гомон не мешал ей. В комнате было намного тише, но она не перебиралась туда. Ее ночные бдения были не от шума, а от постоянной тревоги и мыслей о том, что она прожила впустую.
Но вскоре ей пришлось расстаться с любимым балконом из-за буйства соседа Кузьмы. Кузьма редко был трезвым. Он часто устраивал гулянки с друзьями на балконе, и тогда бедной Анне Петровне приходилось уходить в комнату, чтобы не слышать пустые разговоры, сдобренные матерной бранью. Кузьма имел изрядный бас и говорил с собутыльниками в полный голос. От его голоса в комнате даже при закрытой двери звенели стаканы. Он постоянно повторял слово-паразит «уж»: «Уж, наливай давай, уж», – раздраженно командовал он. «Уж ты пить, уж, или есть сюда пришел, уж», – попрекал он кого-нибудь из прожорливых приятелей.
Он, кстати, неплохо пел. Правда, репертуар у него был небогатый: «Распрягайтэ хлопци коней» да «Нэсэ Галя воду…» Случался у него песенный кураж редко, лишь в определенной стадии подпития. Но до этой стадии он либо не доходил, либо проскакивал ее, и тогда вместо лирических малоросских песен из его мощной глотки вырывались оглушительные лихо закрученные пассажи из боцманской лексики и площадных ругательств. Была у него и коронная припевка, составленная из строчки Тараса Шевченко с собственным добавлением: «Як помру, то нэ ховайтэ, а киньти мэнэ в море».

Кузьма тосковал по морю и по службе. Ему было едва за сорок, но он попал под хрущевское сокращение и был уволен из военно-морских сил. Особенно удручало его то, что пенсию ему дали минимальную. Ее он исправно отдавал жене Таисии, а на спиртное зарабатывал в порту, устроившись грузчиком. Был он могучим человеком. При росте в 170 сантиметров имел, что называется, косую сажень в плечах. Кузьму боялись все. Даже профессиональные урки. Говорят, он убил одного бандита: перехватил его руку с ножом, вывернул и несколько раз пырнул в живот. Его арестовали, но ненадолго. Отпечатки пальцев принадлежали хозяину ножа. А Кузьма утверждал, что увернулся от удара и тот сам упал на нож. Вот только почему он упал три раза, объяснить не смог. Дело замяли. За этим разбойником числилось несколько убийств, и он был в розыске. Его дружки обещали Кузьме отомстить и даже пытались это сделать: напали с ножами вдвоем. Кузьму ранили, но он их так отделал, что в больнице их продержали со многими переломами чуть ли не полгода. Кузьма лежал в соседнем отделении и даже навещал их. При выписке он «проставился». Пришел с водкой и к большой радости его обидчиков угостил так крепко, что один, лежавший на растяжке, свалился на пол и снова сломал почти сросшуюся ногу. Несмотря на печальный конец, визит этот положил конец войне, и Кузьма в уголовном мире стал уважаемым человеком.

Но именно это обстоятельство сделало жизнь Анны Петровны совсем невыносимой. Лихие люди стали навещать Кузьму в его жилище. Пьянки были настолько шумными, что кто-то из соседей не выдержал и позвонил в милицию. Гулявших забрали в вытрезвитель, но выйдя из него, они крепко избили жалобщика и продолжили полюбившееся времяпровождение. Больше в милицию никто не звонил.

Бедная жена Кузьмы не знала куда деваться. Она убегала из дому и уходила далеко на гору горевать. В эти дни она сблизилась с Анной Петровной. Та приоткрывала дверь, как только гости заходили к Кузьме, и запирала ее, когда Таисия забегала к ней. Кузьма лютовал, требуя жену, пинал дверь ногами, но двери не ломал. Закончились эти гулянки внезапно. Урки позвали Кузьму «на дело». Тот возмутился и вышвырнул их. А через день всех их поймали при ограблении сберкассы. Поговаривали, что это Кузьма донес. Так это или нет, но он получил письмо с обещанием его убить. После этого Кузьма стал пить еще больше. Пил один, заставляя Таисию присоединиться к нему. Она отбивалась, как могла, но это ей не всегда удавалось. Кузьма стал колотить ее, и она сдалась – стала участницей его застолий. А для Анны Петровны наступили ужасные дни.

После того как посадили приятелей ее соседа, она позвала батюшку освятить свою комнату. Дело это было непростое. Храм, в который она ездила по воскресеньям, находился в 17 километрах. Ни у нее, ни у священника машины не было. Она заказала такси и привезла батюшку после полуночи. В ту пору требы на дому запрещались, и ей пришлось немало потрудиться, уговаривая священника приехать к ней. Пришлось и таксиста уламывать подождать часок. Тот, ссылаясь на поздний час и понимая, кто был его пассажиром, заломил немыслимую цену. И идти от дороги до дома пришлось, оглядываясь и чуть ли не на цыпочках. И служил батюшка вполголоса, и кадило почти не звякало: таилось, боясь выдать Анну Петровну, но, несмотря на все предосторожности, грозный Аргус понял, что происходит в соседней комнате. То ли запах ладана ударил ему в ноздри, то ли бес толкнул его в бок, но он вдруг взревел и вывалился на балкон. Матерясь, чертыхаясь и проклиная соседку, стал колотить в перегородку как раз в тот момент, когда батюшка с другой стороны окроплял ее святой водой. Анна Петровна испугалась, но батюшка, не прерываясь, продолжил освящение. Потом он спокойно разоблачился, положил в саквояж облачение, Евангелие, в особое отделение – кадило и иссоп и, попросив не провожать его, быстро вышел. Анна Петровна боялась, что Кузьма что-нибудь натворит в коридоре или бросится догонять батюшку, но тот лютовал, не покидая балкона. Батюшку он заметил уже тогда, когда тот сворачивал за угол дома. Догонять его он не побежал, а разразился угрозами посадить в тюрьму «и попа, и боговерку».

С этого дня Кузьма словно обрел смысл в жизни. Он подлавливал Анну Петровну в коридоре: оскорблял, богохульствовал и обещал посадить в тюрьму. На балконе он смастерил пропеллер, который вращался под ветром с непереносимым скрежетом. Когда ветра не было, он подключал его к электрическому мотору. Это изобретение не только скрежетало, но издавало инфразвук, от которого хотелось бежать куда глаза глядят. Теперь не могло быть и речи о том, чтобы спать или просто посидеть на балконе. Кузьма просверлил в перегородке огромную дыру и приставлял к ней свое недреманное око, как только у соседки открывалась дверь. Окурки и всякую дрянь он стал бросать на цветы. И делал это демонстративно, когда Анна Петровна вынуждена была появиться на балконе, чтобы повесить белье или взять понадобившийся предмет из шкафа, стоящего в противоположной от перегородки стороне. Словно маленький мальчишка, Кузьма выстреливал косточками черешен и слив в цветы. Туда же летели косточки персиков и абрикосов, огрызки яблок и груш. А еще говорят, что пьяницам никакие фрукты не нужны. Несмотря на все старания, сделать из цветника помойку Кузьме не удалось. Анна Петровна безропотно выгребала окурки и мусор и продолжала сажать и поливать цветы. Жить под постоянным гнетом ненависти соседа было очень трудно. Но она терпела. Молилась. Подавала записки о его здравии. Она часто слышала, как жена умоляла Кузьму оставить старушку в покое, но он в ответ рычал что-то невразумительное и обещал избить ее, если она не прекратит заступаться за «вражину».

– Это вот таким боговерам, уж, не нужна армия, уж. Из-за них, уж, «Кукурузник» и сократил нас, уж, – ревел Кузьма.

Получалось, что это из-за Анны Петровны закончилось военно-морское счастье Кузьмы. Она хотела объяснить ему, насколько нелепо было обвинять верующих в сокращении армии и флота. Ведь Хрущев воевал, прежде всего, именно с Церковью. Она даже несколько раз, видя его трезвым, хотела пригласить его к себе и поговорить с ним по душам, но так и не смогла решиться.

И вдруг все кончилось. Кузьма исчез. День не слышно пьяного рыка, другой. Неделя прошла, месяц. Исчезла и жена его. Через две недели вернулась. Оказывается, она ездила на родину Кузьмы – в Донецкую область – искать его у родственников. Но ни брат, ни четыре его сестры ничего не знали о Кузьме.

Через три месяца его труп нашли на берегу моря в 40 километрах от их городка. Убили его разбойники, обещавшие ему отомстить, или он сам бросился в море, так и не выяснили. Да и не смогли бы выяснить. Труп невероятно распух и сильно разложился. Хоронили его в огромном ящике, в котором привезли какой-то агрегат для котельной. Санаторский плотник, как мог, облагородил его. Но все равно получился контейнер устрашающего размера. И вместо могилы вырыли целый котлован. Неожиданно похороны прошли торжественно. Хоронили Кузьму Пилипенко как героя. На красных подушечках лежали два его боевых ордена и четыре медали. Пришли рабочие порта и какие-то начальники. Они хвалили покойного и говорили, что не было за всю историю порта такого могучего и исполнительного грузчика. Приехали его боевые товарищи, рассказали, как он воевал, прикрывая необстрелянных матросов, а потом, когда утопили его броненосец и его перевели в береговую оборону, он бесстрашно ходил в атаку, увлекая за собой бойцов.

Анна Петровна слушала эти речи и плакала. Говорили не о ее враге, а о ком-то другом – прекрасном мужественном человеке, всегда спешившем на выручку товарищам, невзирая на смертельную опасность, и готовом в любую минуту отдать жизнь за други своя.

Она еще раньше, подавая записки о его здравии, узнала от Таисии, что Кузьма был крещен, и заказала заочное отпевание. По воскресениям она стала поминать раба Божиего Кузьму. А Таисия рассказала ей, почему он так не любил Церковь и священников. В их селе был странный батюшка. Не столько странный, сколько душевнобольной. У него погибли в пожаре жена и пятеро детей. Однажды отец Кузьмы сказал ему, что нельзя брать деньги за таинства. Мать Кузьмы была в то время беременна.

– Хорошо, – сказал батюшка. – Того, кто у тебя родится, окрещу бесплатно.

И окрестил, прозвав мальчика Хамом. Но в церковной крещальной книге записал его Гамом. Отец пожаловался благочинному. Дело дошло до правящего архиерея. В ходе разбирательства выяснилось, что батюшка серьезно болен. Он был уволен за штат и отправлен в Петербург в психиатрическую клинику. А мальчик был заново крещен с именем Кузьма. Но дело сделано. Все детство его дразнили Хамом. Даже когда он вырос и мог за себя постоять, за глаза его только так и называли.

Эта неправдоподобная история потрясла Анну Петровну. Она забыла свои обиды. Стала навещать могилу Кузьмы. Его похоронили недалеко от могилы ее сына. По нескольку раз на дню она навещала Таисию. Та тосковала по своему Кузьме и плакала ночи напролет. Таисия пристрастилась к спиртному, перестала готовить еду и говорила лишь о том, как ей тошно жить и что она непременно повесится. Анна Петровна ходила за ней как за маленьким ребенком: кормила, стирала ее одежду и белье, убирала комнату. А в годовщину смерти (решили отмечать ее в день его исчезновения – 6 мая) уговорила Таисию поехать с ней в храм. Когда запели «Со святыми упокой» и Анна Петровна запела вместе со всеми, Таисия вдруг разрыдалась: «Да куда его, пьяницу, со святыми!» Ее с трудом успокоили – усадили на лавку в углу, и батюшка обильно окропил ее святой водой. «Теперь вам придется его отмаливать», – сказал он.

Таисия не поняла, что значит «отмаливать», но в следующее воскресенье сама попросилась с Анной Петровной в церковь. А потом уже не пропускала ни одной службы. И пить стала реже, а вскоре и вовсе перестала. Как-то так получилось, что они с Анной Петровной стали совместно вести хозяйство. Вместе готовили, вместе молились. К ним зачастили многочисленные племянники Кузьмы покупаться в море. При жизни дяди они этого не делали. Тогда Таисия перебиралась в комнату Анны Петровны, а та устраивалась на любимом балконе. Однажды приехала племянница Кузьмы Мария с маленькой дочкой. Родила она ее без мужа. Соседский парень обещал на ней жениться да сбежал поднимать целинные земли. Оттуда и написал ей, чтобы она его не ждала и что он завел семью. Жить в родном селе она не смогла: ее ославили, как блудницу, и парни не давали ей прохода. Но больше всего она страдала от попреков собственной матери: «Росла без отца, а теперь будешь мыкаться без мужа».

Анна Петровна с радостью приняла Марию. Как родную. Она не спускала с рук маленькую Галинку и была счастлива. Наконец-то исполнилось ее желание – появились живые души, требовавшие заботы. Она проливала на них всю свою нерастраченную материнскую любовь. Таисия, в отличие от нее, приняла пополнение без особой радости. Но она усвоила совет батюшки «творить добрые дела и милостыньку, чтобы облегчить участь покойного мужа». А тут, словно с того света, прислал Кузьма свою родственницу, чтобы она на ней исполнила закон любви.

А внизу среди цветов из косточек, которых изобильно набросал Кузьма, выросли мушмула, абрикосовое дерево и две черешни. Плоды их были удивительно вкусные. Особенно черешни. Санаторный агроном безуспешно пытался узнать у Анны Петровны, что это за сорт.

Александр Богатырев

25 июня 2013 года

Митрополит Антоний Сурожский
Отец Сергий. Интересно, что ты говоришь о молчании. Значит, вопрос не только в слове, не только во внешнем подходе, но во внутреннем отношении к человеку, которое может поддержать и озарить больного. Отношение – самое главное?
Митрополит Антоний. Самое главное – отношение и твое присутствие, так, чтобы больной не чувствовал, что ты только ждешь момента, когда сможешь уйти по другим делам.
Мне вспоминается один случай. Я одно время работал в психиатрической клинике; один больной провел там шесть месяцев и ни разу ни слова не ответил ни врачу, ни сестрам, ни приходившим родным. Я, припомнив беседу с одним психиатром, попросил начальника отделения дать мне возможность с ним сидеть. Я с ним сиживал три, четыре, пять, шесть часов подряд без единого слова, – я просто сидел, и он сидел. После десяти дней или двух недель он вдруг ко мне обратился и сказал: "Зачем вы все эти дни и часы со мной сидите, в чем дело?.." И с этого началось его выздоровление, благодаря тому, что он смог с кем-то заговорить. Это психопатологический случай. Не все мы – патологические случаи в таком же смысле, но все мы замкнуты в себе. У каждого из нас есть сердцевина, которую мы боимся открыть другому человеку. А вместе с тем, если мы не откроемся (я не говорю о тех глубинах, куда только Бог имеет право заглянуть), если человек не приоткроет тех глубин, где происходит внутренняя борьба между светом и тьмой, между жизнью и смертью, между добром и злом, то твое священническое присутствие с точки зрения его болезни никакой пользы не принесет.
У меня есть близкий пример тому, правда, еще из моей врачебной работы. Помнится, на войне, во время первых боев, привели одиннадцать раненых солдат. Это был мой первый контакт с людьми прямо с поля битвы. На их лицах еще был ужас, страх. Я подумал: я должен как можно скорее сделать для них – для каждого – что могу, чтобы следующий не ждал слишком долго... Я работал как можно быстрее и отправлял их в больничную палату. Потом пошел туда и обнаружил, что я ни одного из них не могу узнать: ведь я смотрел на их раны – на грудь, на ноги, на живот, на плечи, а на лица не смотрел, никто из них не был ранен в лицо. И они все оставались в состоянии шока, потому что они его не изжили. Когда была приведена следующая группа раненых, я, наученный первым опытом, решил, работая руками, с ними разговаривать (можно сделать руками очень многое, пока говоришь и смотришь на человека). Я каждому смотрел в лицо и задавал вопросы; потом, глядя, конечно, на свои руки и на его раны, делал то, что надо. Я спрашивал: Как тебя зовут? где тебя ранило? очень ли было страшно?.. – вопросы незатейливые, но такие, чтобы раненый успел за то время, пока я им занимаюсь, вылить свой страх, вылить свой ужас. И когда я потом посетил палату, во-первых, я всех раненых узнавал в лицо, и во-вторых, обнаружил, что шок у них прошел, потому что за наш короткий разговор они успели вылить свои чувства.

Спаси тебя Господи Ольга ! Всё невозможно знать , но стремиться к этому нужно всегда !
А за Андрея Ткачёва особое спасибо ! Это удивительный человек . Он очень хорошо понимает нужды своих прихожан и тех , кому является духовным наставником ...!