Помощь  -  Правила  -  Контакты

Поиск:
Расширенный поиск
 

Размещено 22:30 14/06/2012
Начну со случая, происшедшего на исповеди с девоч­кой семи-восьми лет. Она подошла к исповеди и, как многие дети, замолчала. «Какие у тебя, Машенька (имя изменено), грехи?» — спросил я ее. Честно глядя мне в лицо, она без тени сомнения ответила: «А у меня их нет». «Ну, может быть, хоть какие-то, Маруся, найдутся?» — допытывался я. «Нет», — последовал еще более, чем в первый раз, уверенный ответ. «Ну ты хоть, Марусенька, каешься?» — «Нет, не каюсь», — спокойно отвечала мне девочка.

Какая радость — слышать, видеть, чувствовать чистую, правдивую от глубины сердца исповедь этого маленького человека. «Почему?» — спросите вы. Да потому, что она сказала самую настоящую правду. Нет у нее грехов ни в правом кармане, ни в левом, ни даже на столе, и в них она не кается, потому что не в чем. И даже не понимает она, что это такое «должна каяться», что такое «грех».

«А что это такое?» — спросила она потом о грехе. С разрешения мамы и самой девочки и, памятуя о том, что кого-то может заинтересовать этот случай, я решил написать о нем в этой статье. Правдива душа Машеньки. Маленькая девочка сказала то, что многие-многие взрос­лые люди (включая и меня, конечно, в первую очередь) не говорят из-за своей псевдостеснительности, забывчи­вости или даже незнания грехов.

Другой пример. К исповеди подходит отрок лет деся­ти, достает из кармана аккуратно сложенную записочку и начинает читать свои грехи: «Гордыня, тщеславие, нет любви к Богу… не сижу на месте, с утра до ночи смотрю телевизор…». Чувствуете, кто стоит за этой исповедью? Конечно, мама. Это мама написала за сына его грехи. Кстати, если оглянуться, то можно увидеть и саму маму. Она стоит неподалеку, за его спиной и наслаждается тем, как ребенок аккуратно и хорошо вычитывает грехи, ею же написанные. Конечно, почерк-то детский, но написа­но все с ее слов. После того как ребенок закончил читать, я попросил у него записочку и, разорвав, сказал: «Все это написала твоя мама». — «Да нет, батюшка, я сам напи­сал», — возразил мне ребенок. — «Написал ты, конечно, сам, но диктовала тебе мама». — «Да, это правда», — от­ветил он. «А теперь скажи мне, Саша (имя изменено), были ли у тебя какие-то плохие дела? (Значение слова «плохо» он понимает.) Что тебе подсказывает твое ма­ленькое сердце? Скажи то, что можешь сказать, а если стесняешься, так и скажи: «Стесняюсь сказать словами, но сожалею о сделанном»». И мальчик стал перечислять совсем простые грехи: уронил, разбил. Куда-то подева­лись сразу и гордыня, и тщеславие, и отсутствие любви к Богу. Мальчик каялся в том, что не помогал маме, огры­зался… Вот почему я хотел бы обратиться с просьбой к родителям маленьких детей: «Дорогие папочки и мамоч­ки, когда вы пытаетесь помочь ребенку подготовиться к исповеди, не забывайте, что он просто в силу возраста многого не понимает».

А после прочтения над ребенком разрешительной мо­литвы подошла ко мне его мама и стала жаловаться на сына: «Вы знаете, батюшка, он у меня исповедуется каж­дый месяц и все равно продолжает грешить. Вот какой у меня сын-то нехороший. Не может отказаться и от одного, и от другого… И причащается он, и исповедуется, и все равно продолжает грешить. Сколько раз я ему гово­рила, чтобы он исправился, а он — никак». Еще сказала мне, что сын ее исповедуется неискренне. Как будто есть у нее прибор для измерения искренности исповеди.

Но особенность детской исповеди (если исповедь дей­ствительно детская, а не материнская) как раз в том и со­стоит, что она непосредственна, искренна и правдива, и если мы будем это поддерживать, то ребенок, исповеду­ясь, будет меняться. Если правда и непосредственность, с которой говорят дети, останутся в их душах, то и они исправятся, ну а если будут, как попугаи, повторять, что им сказали другие, исправление затянется.

Дети часто молчат на исповеди. Священник спраши­вает: «Ну ты хоть каешься?». «Я не знаю», — отвечает ребенок. Но, я думаю, даже на молчаливого ребенка можно наложить епитрахиль и простить ему грехи. И молчание их считается покаянием.

Очень важно дать ребенку ощущение свободы. Ты — свободен и поэтому вправе сам выбирать — зло творить или добро, и ты вправе исповедоваться так, как ты счита­ешь нужным. Если чувство свободы подавить в детстве, внушая ребенку, что и как он должен говорить на испо­веди, то он станет не лучшее, а хитрее. Это само по себе насилие над духом человека. Когда мама или священник из-за псевдолюбви заставляют детей на исповеди гово­рить «как надо», не учитывая их возрастные психологи­ческие и психиатрические особенности, то первое время ребенок поступает так, как от него требуют, но потом, как правило, отходит от храма, потому что это — не его волеизъявление.

В моей практике было очень много примеров тому, как, взрослея, ребенок отходил от церкви, а мама удивля­лась: «Мы с самого раннего детства ездили по монасты­рям, источникам, молились, а сейчас ребенок даже слы­шать не хочет о храме». А почему? Потому, что не внесена была радость в церковную жизнь через маму. Не внесено было чувство свободы, особенно необходимое для мальчи­ка. Были нарушены главные каноны Православной Церкви — любви и свободы. Я бы даже поставил сегодня свободу на первое место. Потому ребенок и отходит от ве­ры, что буквой убивается дух. Потом, может быть, и вер­нется в Церковь молитвами матери, собственными стра­даниями, искушениями. Но мы уже сейчас должны трудиться над тем, чтобы детскую душу наполняла радость от посещения храмов, богослужений, формиро­вать в ребенке чувство свободы и любви.

А теперь самое главное. Исповедь — это тайна, и тай­на, дорогие мои родители, сия велика (Еф. 5, 32). На ис­поведи присутствуют исповедующийся, священник и Господь. Что именно вкладывает Господь в душу испове­дующегося, в сердце священника, неизвестно никому. Только одному Богу. Хорошо или плохо прошла испо­ведь, правильно или неправильно каялся исповедую­щийся, судить не имеет права никто, потому что это — Таинство, и как оно свершилось и свершилось ли оно, не знает никто: ни священник, ни тот, кто исповедуется, а только Бог. И если мы подходим к исповеди человека, особенно ребенка, памятуя о том, что это — тайна, то зна­ем и то, что к Таинству нельзя подходить с человечески­ми мерками.

Мы можем подготовить ребенка к исповеди, расска­зать ему, что есть плохо, что есть хорошо, что мучит со­весть, что не мучит совесть, за что сердце болит, за что не болит, но поучать ребенка тому, как надо каяться, мы не имеем права. Почему? Да потому, что у нас самих-то ис­поведь слабая. Если бы у нас была большая вера и силь­ная исповедь, мы могли бы горы двигать и после покая­ния не грешить. Но мы слабы, и говорит с ребеночком о покаянии, скорее, наша немощь, а потому и бываем мы часто похожими на тех, кто, не будучи каменщиком, берется строить дом, не будучи моряком, пытается пере­плыть бушующий океан.

Все начинается с простого и благоговейного отноше­ния к чаду: оно — создание Божие, и подходить к нему для назидания надо с миром. Отвечая ребенку на во­прос: «Для чего мы исповедуемся?» — можно сказать: «Чтобы быть ближе к Богу, чтобы Господь мог нам помочь». Исповедь — это общение с Богом, а о Боге с ре­бенком надо говорить просто, искренне, с любовью и без чувства превосходства.
Размещено 19:09 16/08/2012
Очень хорошая статья,спасибо! Мы со своей дочкой 8,5 лет ходим вместе причащаться.Очень надеюсь что мы будем ходить вместе и дальше.Я не лезу к ней,не поучаю,то что она говорит на исповеди-только ее.Мы вместе готовимся накануне,я больше,она меньше.И вообще стараюсь поменьше заставлять,показываю на своем примере,и она тянется за мной...
 
Требуется материальная помощь
овдовевшей матушке и 6 детям.

 Помощь Свято-Троицкому храму