Внутри у человека нет тишины. Внутри у него работает «радио». 

Там внутри, как мусор вниз по реке мимо неподвижного наблюдателя, плывут обрывки песен, сплетен, воображаемых или действительно бывших разговоров. 
Слушая все подряд и болтая, что на ум взбредет, человек устает ужасно. В любом виде ему бывает нужна тишина: хоть с удочкой у реки, хоть на кровати под одеялом. Жажда покоя может быть похожа на то желание стать под душ, которое появляется у сильно пропотевшего человека. 
Но вот телевизор молчит, не играет музыка, снаружи сделано все, что возможно для наступления тишины. А внутри ее все равно нет. Внутри работает «радио». 
Вот оно, прекрасное и обидное знание! Снаружи нечто изменилось, но ничего не изменилось внутри! Ты, предположим, ушел из мира, но мир из тебя не ушел, и везде, где ты окажешься, догонит тебя то, от чего ты бежишь. И это не восточная карма или эллинский рок, но признак внутренней недовершенности дела. 
Все внешнее недостаточно. Враг пролез так глубоко и так привык к своей незаметности и неуязвимости, что любой правильный духовный труд, постепенно открывая уму суть вещей, заставляет душу печалиться. 
Неизбежно нужно прилагать труды к трудам. Мало, например, перестать питаться мясом. Нужно перестать питаться сплетнями, пустыми разговорами, всем тем мысленным прахом, каким питается ползающий на чреве змей. 
Если молчание придет, оно поможет молитве. При постоянном празднословии сама молитва рискует обесцениться до уровня праздных слов. 
Пустыми кульками, фантиками, пакетами, вещами, не несущими в себе ничего полезного, замусорен городской быт. Такими же могут быть и слова – не несущими смысла, не согретыми сердечным теплом. 
Но начни молиться внимательно, и ты почувствуешь, как дорого стоит слово умное и внимательное. А раз оно стоит дорого, нельзя топить его в остальной словесной шелухе. 
В порядке земных законов немым становится тот, кто глух. Если мы говорим об особой, блаженной немоте, той, которая не запрещает говорить важные слова Богу и людям, но отсекает лишнее, мы должны говорить и о «блаженной глухоте». Другими словами, хочешь, чтобы язык укротился – укроти уши, оглохни. 
Оглохни добровольно и сознательно для всего того, что через двери уха попадает в сердце и не питает, а отравляет его. Иначе не сможешь онеметь для мира, а значит, так и не научишься разговаривать с Богом. Все эти незримые вещи очень связаны. 
И вот когда человек ради молитвы и Богообщения добровольно смирил слух и прикусил язык, тогда-то и узнает он, что нечист он пред Богом, что заполнен всяким мусором, как старый чулан у плохого хозяина. 
Тогда говорит сам себе человек: «Уже вроде бы отвратил я слух от всего, кроме церковного пения; и не говорю с миром насколько это в силах моих, но мир сам говорит во мне. Мир живет во мне и действует со всеми своими страстями. И умирать он не хочет, и уходить отказывается, потому что хорошо ему. Бедный я человек!» 
Вот хотя бы для того, чтобы узнать об этом внутреннем рабстве, и нужно наложить на себя ряд запретов, стеснить себя ради Господа, попытаться с Псалтирью в руках войти во внутреннюю пустыню. 
Тогда не будет иллюзий, что я смогу сделать любое добро, как только захочу. Ведь многим именно кажется, что стоит скрыться, как сказал поэт, «в заоблачную келью, в соседство Бога», как тотчас станет возможной и духовная жизнь. 
О том, что человек убежит из «заоблачной кельи» на другой день, он не часто задумывается. 
Какой опыт должен родить постный труд? Радость, легкость, избыток благодати? Да, но – потом. 
А вначале пост должен снять пелену с глаз постящегося и показать ему, что он – тайный враг добра, уверенный в своей мнимой праведности; что он – человек весьма живой для греха и покамест мертвый для Бога. Труд над собой доказывает правду тех апостоловых слов, что «не живет во мне, то есть в плоти моей доброе». 
Я стараюсь не слушать ничего лишнего. Говорю с окружающими по минимуму, о самом необходимом. Но внутри у меня продолжает работать «радио». Там слышны трески и шумы, обрывки различных мелодий и настоящие «вражеские голоса». Эти последние нужно научиться «глушить» Именем Воплотившегося Слова. 

Протоиерей Андрей Ткачёв