Нямецкий монастырь. Фото: Православие.Ru В святой Нямецкой обители подвизалось много монахов с именем Дометий, но жизнь одного из них была поистине святой. В братстве его называли «монах Дометий глухой». И это правда, он не слышал ушами, но в сердце его жила любовь и радость Христова. В монастырь он пришел еще мальчиком, в далеком 1850 году. Тогда он еще слышал. И слышал так хорошо, что силился выполнять все заповеди Господни и все правила монашеской жизни. И, как уверяют монастырские старцы, каким же смиренным и послушным был отец Дометий!

Послушанием его был уход за монастырской живностью. Всю жизнь он нес это послушание, но ни разу не возроптал. И не говорил монастырскому эконому, чтобы тот перевел его куда-нибудь в другое место. Но неустанно, из года в год, и зимой и летом отец Дометий прислуживал скоту так, словно служил в храме. Задавал всем животным корм, приносил воды, выгребал за ними навоз, ведрами таскал из монастырской кухни все, что оставалось со стола. Каждый Божий день его можно было увидеть с ведрами, которые он таскал на себе, подвесив их на жердь наподобие коромысла. Никакой иной дороги он не знал, кроме как в храм, да в трапезную, да на скотный двор.

И был так весел отец Дометий, ведь он исполнял святое послушание с любовью. И всегда пребывал в мире со всеми, ибо был самым смиренным во всем братстве. И не было у него ни одного врага, ибо он повиновался всем и всегда молчал. Но ум его не молчал никогда, а непрестанно молился молитвой Иисусовой. Да и в храме отец Дометий присутствовал неизменно, но только по ночам, на утрене, да еще в праздники. А в остальные дни его можно было увидеть только на послушании.

Имел еще и великое терпение отец Дометий. Ибо его часто ругали монастырские братия, миряне или даже эконом. Но он всегда молчал в ответ, улыбался и говорил:

— Простите меня, грешного.

Иной раз над ним начинали смеяться, увидев, как он плохо одет: в рваном подряснике, дырявой обуви, ряса вся в заплатках. Но батюшка и тогда не произносил ни слова.

И келья отца Дометия тоже была самой бедной во всем монастыре. Ни кровати, ни коврика, ни столика, ни стульчика, ни горсточки сухарей, ни замка на двери. Одна только икона да лавка, старая ряса на гвозде да ведро воды.

К старости оглох отец Дометий. Он почти ничего не слышал. Но не горевал из-за этого, потому что по-прежнему не хотел ни говорить, ни слышать ничего. Тогда отцы переменили ему имя, чтобы отличать его от остальных Дометиев. «Отец Дометий глухой» — так теперь называли его все.

А потом, спустя 60 непрерывных лет смиренного послушания у монастырской скотины, добрый воин Христов «отец Дометий глухой» отошел ко Господу. Он нес послушание с любовью, молчал и молился с тех самых пор, как пришел в монастырь, и до самой смерти. И какой же дивной была кончина отца Дометия! Но послушаем душеполезный рассказ протосингела Иоанникия (Мороя), игумена Сихастрии, о преселении отца Дометия из мира сего.

«Отцы, — так начинал свое повествование его святость, — каждый раз, когда вспоминаю Нямецкий монастырь, где я жил некоторое время, у меня возникает в памяти образ отца Дометия. Он был духовным символом Нямецкого монастыря. Каждый день я видел его с ведрами на горбу. Он таскал еду скотине. И всегда выглядел счастливым. А отцы его не ценили. Некоторые и вовсе не знали о нем, ведь тогда жило более четырехсот монахов в лавре.

Однажды осенью 1905 года иду я из храма, я ведь был уставщиком, и слышу отца иеромонаха Геннадия, монастырского екклесиарха:

— Отцы, умер отец Дометий со скотного двора. Его нашли утром мертвым на полу, в его келье. У него не было ничего, кроме старого Часослова и Псалтири, лежавшей рядом с ним. Больше ничего не нашлось в его келье.

— Упокой, Боже, с праведниками беднягу Дометия, — отвечали отцы.

Затем отец екклесиарх одел его в мантию, по обыкновению, положил в гроб, и его отнесли в притвор Великой церкви. Там он должен был лежать три дня и три ночи до погребения.

— Отцы, кто хочет читать эти дни Псалтирь у гроба усопшего? — спрашивает екклесиарх.

— А что у него возьмешь за это? — отвечали некоторые.

И поскольку отец Дометий был очень беден, то никто не хотел идти в церковь и читать ему Псалтирь по обычаю.

— Отец Иоанникий, — сказал мне екклесиарх, — я знаю, что твоя святость тоже не спишь толком ночью до утрени, иди почитай Псалтирь Дометию в притворе.

— Хорошо, отец Геннадий, пойду.

И тут же взял Псалтирь, мантию и камилавку и стал читать громким голосом у гроба, при свете одной свечи. Я был в храме один, во всем монастыре царила полная тишина. Все спали.

Ночью, в 10 часов, стоя с Псалтирью в руках, я увидел нечто страшное. Отец Дометий поднял правую ногу. Я слегка оторопел. «Что бы это могло быть такое? — говорил я себе. — Может, отец Дометий не до конца умер? Или, может, у него сжались вены на ногах?» Я взял свечу и заглянул ему в лицо. Батюшка лежал, как мертвый. Но лицо его было такое светлое, каким я не видел его ни разу. Тогда я осенил себя крестным знамением, накрыл опять лицо батюшки мантией, опустил его ногу на прежнее место и продолжил читать Псалтирь.

Спустя какое-то время батюшка поднимает вторую ногу. Тогда я испугался еще пуще. «Отец Дометий действительно живой», — говорил я себе. Я наклонился к его устам, прислушался, не дышит ли он. Щупаю ему пульс. Батюшка был бездыханен, и все части его тела были совершенно холодные.

И так, в изумлении глядя на него, вдруг вижу, как у него открывается рот и изнутри исходит благоухание, какого я ни разу не слышал в своей жизни. И тут же этот Божественный аромат разлился по всей церкви. И даже распространился по монастырскому двору. Тогда я в слезах сказал себе: «Поистине отец Дометий был святым монахом!»

В 11 часов, когда отцы собрались на утреню, все стали спрашивать друг друга:

— Откуда исходит этот дивный запах?

А когда я сказал им, что произошло с отцом Дометием, все монахи взяли свои Псалтири и встали вокруг гроба, так что уже и места не было для всех желающих читать, и стали молиться со слезами, говоря:

— Преподобный отче Дометие, моли Бога о мне, грешном!

Таким образом, для меня уже и места не стало в притворе. Одни читали вокруг гроба, другие в приделе, а третьи стояли на улице, у стен храма. И все молились доброму воину Христову, да будет он им ходатаем пред Христом. Одни читали псалмы, другие отбивали поясные и земные поклоны. Никто больше не говорил, что отец Дометий беден, ибо все были уверены, что по дару Духа Святого, которого он сподобился, он теперь самый богатый монах в монастыре.

И стояло это благоухание все три дня и три ночи, пока преподобный Дометий лежал в притворе. А на третий день настоятель монастыря, преосвященный архиерей Наркисс (Крецулеску), повелел облачиться для погребения всем священникам и диаконам, а их было более восьмидесяти человек. Во главе их собора служил он сам.

Вспоминаю, что как только принесли гроб на кладбище, преподобный Дометий смиренный снова испустил из своих уст обильное благоухание духовное, так что наполнился им весь воздух вокруг. Тогда преосвященный настоятель, вдохновленный Духом Святым, произнес незабываемую речь о жизни, подвигах и преселении из тела отца Дометия глухого:

— Отцы, вы видите, кого прославляет Бог? — заключил он. — Не богатых, не ученых, не почтенных, а смиренных, бедных, послушных даже до смерти. Тех, кто молится непрестанно Богу, кто терпит всё, кто не ждет воздаяния от людей, а от одного только Христа. Вот чудо, которому мы свидетели все. Вот Божественное благоухание, исходящее от тела отца нашего Дометия! Вы видите, кто входит в рай первым? Вы видите, отцы, отец Дометий послушный, который шестьдесят лет служил монастырскому скоту, теперь со святыми прославляется в раю. Отец Дометий нищий ныне обогатился. Отец Дометий, которого многие ругали, обходили стороной и смеялись над ним, теперь молится пред Христом о нас всех. Это смиренное тело, всю жизнь терпевшее тяжелый запах скотного двора, вот, обретает ныне благоухание Ангелов. Эти смиренные ноги, всю жизнь ходившие путем послушания, остались живы и после смерти, ибо так прославляет Бог послушных монахов…»

Спустя годы и годы могила преподобного монаха Дометия была предана забвению. Его благословенные косточки, должно быть, покоятся в монастырской костнице. Однако он не забывает непрестанно молиться Богу о монашестве Нямецкого монастыря.